День числа Пи - Нина Сергеевна Дашевская

– А можно больше десяти? – спросила Соня.

– Можно, – улыбнулась девушка.

Я сначала не знал, что писать, и стал сворачивать свой листочек с уголка. С правого верхнего; накручивал на ручку. Так я сидел довольно долго. А потом ручка упала, я полез под парту и увидел там свою заплатку, выпала откуда-то.

И я стал писать.

Цвет старого кирпича

Дорийский минор

Потом посмотрел на слово «минор» и понял, что дальше писать.

Слова из нечётного количества букв

Числа 23 и 79

Фракталы

Ролики

Числа Фибоначчи

Вторую низкую ступень в мажоре (неаполитанский аккорд)

Пельмени

Запах железной дороги

Кубик Рубика

Лежать на животе

Маятник Фуко (никогда не видел, но хотел бы)

Поднял голову – оказалось, все уже сдали свои листочки и ушли. А я так и не успел написать, чего я не люблю.

Девушка-психолог посмотрела на мой листочек и сказала:

– Подпиши.

Я посмотрел на неё ещё раз, на её свитер и джинсы. И написал: сочетание синего и оранжевого цветов.

А потом подписал листочек.

И она сказала:

– Кажется, ты интересный человек, Лев Иноземцев.

– Кажется, вы тоже, – сказал я.

…Взрослые говорят мне иногда, что я умный. Или там ещё что – про математический склад ума ещё любят. Но что я интересный человек – слышал только от Сони, и теперь вот: второй раз.

У девушки-психолога очень красивый свитер-джинсы, правда. Редко увидишь такое толковое сочетание цветов. Дело именно не в конкретном цвете, а в сочетании.

* * *

Дедушка опять был в школе. Я думал, из-за теста его вызвали, что я сделал как-то не так. Я же не написал, что мне не нравится! Не успел.

Оказалось, нет. Оказалось, опять я неадекватно себя веду. Чего вот я им неадекватный? Нормальный я. Просто мне часто непонятно, чего они от меня хотят. Тогда я злюсь. Но ведь они тоже не понимают, чего я хочу от них? И чем я хуже?..

А про тесты ничего такого не говорили.

– Ничего, Лёва, прорвёмся, – сказал дедушка. – Бывало и похуже. Вообще ты взрослеешь.

Потом они долго говорят на кухне с бабушкой, а я слушаю Шёнберга. В наушниках – чтобы не мешать. А потом мы едим мороженое, все вместе.

И идём гулять на реку.

* * *

Я решил не писать Соне. Потому что если ей интересен такой человек, как Комлев… Я тут при чём тогда вообще?

В школу тоже решили не ходить какое-то время. Я и правда устал ужасно; можно дома побыть, мне разрешают. Задания я все делаю, это нетрудно. А с английским мне дедушка помогает.

* * *

Зима какая-то была непонятная. Я заболел; выздоровел – и опять заболел. Зимой почему-то всё время так.

Мне подарили гитару, не новую – просто отдали знакомые. Я сначала совсем не мог играть: пальцам очень больно на струны нажимать. Просто невыносимо больно! Как только люди играют?.. А потом ничего, привык. Я просто зажимаю разные аккорды и смотрю, как они звучат.

Бабушка считает, что я бестолково бренчу. Но я-то знаю, что нет.

Как-то написала Соня, сама. Спросила, нужны ли мне уроки. Конечно, нужны: у нас очень много не по учебнику, на листочках. И она стала мне присылать все эти листочки и свои записи.

Хорошо, почерк у неё разборчивый, и пишет толково – соображает. Я не люблю, когда с ошибками пишут, сразу очень расстраиваюсь и не улавливаю смысл.

В общем, сначала я ей отвечал только «спасибо». А потом стал рассказывать – какие аккорды на гитаре какого цвета. Как я перебираю эти аккорды и будто вижу наложение разных цветов: будто в тёмном зале большие квадраты лимонного цвета, потом тёмно-гранатовые треугольники, и всё это будто грубой гуашью прямо на стене. Соня сказала – есть такой художник, Мондриан. Я нашёл в интернете – да, очень похоже.

А лицо Сонино я совсем забыл, и мелодию её лица тоже не помню.

* * *

Терпеть не могу поликлинику. Если бы меня спросили – никогда бы не покрасил стены в такие цвета. Бедные врачи; мы пришли и ушли, а они всё время там! И дети ещё маленькие приходят; да ещё такие, как я в детстве, орут всё время. Не позавидуешь.

Есть вещи, которые для всех людей простые, а для меня сложные. Горло показать, например. Хотя я до сих пор не верю, что кому-то это просто. Но в целом меня выписали наконец, пойду в школу. Если честно – сил моих больше нет дома сидеть. Скучно.

Спускаемся по лестнице, и дедушка говорит:

– Наконец-то с тобой можно нормально в поликлинику ходить. Без валерьянки. Раньше ужас что было.

Выходим, и тут он говорит ещё: попрощайся с охранником.

– Прощайте, – говорю я.

– Лёва!

…Что я сделал не так?

На улице дедушка объясняет разницу. Что «прощайте» – это последний раз, больше не увидимся. А «до свидания» означает, что мы хотим ещё раз встретиться.

– Но я не хочу с ним ещё раз встречаться!

– Это невежливо!

Кто их придумывает, эти правила?..

* * *

Мы пришли из поликлиники. И