Введение в историческую уралистику - Владимир Напольских

Очевидно, сохранение столь архаичного антропологического типа на севере Фенноскандии связано с тем, что местное население развивалось в условиях относительной изоляции, что находит себе подтверждение и в данных палеобиогеографии и археологии. Территории современных Финляндии, Карелии и севера Скандинавии в течение последних 6—5 тысяч лет были гораздо менее подвержены эпохальным сдвигам границ природных зон, чем более южные регионы. За исключением южного и юго-западного побережья Финляндии и крайнего юга Карелии здесь по крайней мере с развитого неолита (с начала III тыс. до н. э.) и вплоть до начала нашей эры не отмечается массового прихода нового населения, наблюдается весьма консервативное развитие местных археологических культур: типичной и поздней гребенчатой керамики и вырастающей на основе последней к середине II тыс. до н. э. культуры асбестовой керамики, доживающей в пережиточном виде на севере до начала нашей эры (об археологическом отражении процесса финно-угризации протосаамов в связи с распространением в Карелии и Финляндии культуры ложнотекстильной керамики см. раздел о прибалтийских финнах).

Таким образом, данные физической антропологии, этнографии и археологии показывают, что саамы являются прямыми потомками древнейшего (по крайней мере — неолитического) населения Северной Европы. Не исключено, что население это первоначально говорило не на финно-угорском, а на так называемом «палеоевропейском» языке неизвестной генетической принадлежности: в саамском языке обнаруживается достаточно мощный пласт слов (в том числе и относящихся к «базовой лексике», например общесаам. *ćācē «вода», *ɛ̄ne̮m «земля», *mōre̮ «дерево», *kɛ̄δkē «камень», *pēŋke̮ «ветер» и др.), не имеющих надёжных параллелей в уральских языках, да и в языках каких-либо других семей (Т. Итконен). Возможно, что переход живших в Фенноскандии палеоевропейских предков саамов на финно-угорский язык, близкий раннему прибалтийско-финскому происходил в течение I тыс. до н. э. — I тыс. н. э. вследствие усиливающегося влияния с востока (в эпоху поздней бронзы и раннего железа), начало этого процесса, очевидно, следует связывать с распространением во второй половине II тыс. до н. э. во внутренних районах Финляндии, на юге Карелии, в Прионежье и Приладожье памятников типа Сарса-Томица — одного из вариантов общности культур ложнотекстильной керамики (см. разделы о прибалтийских финнах и о поволжских финнах), которые постепенно вытесняют культуру асбестовой керамики всё далее на север, а затем — с юга (в позднем железном веке и средневековье) — и завершился окончательно лишь в позднем средневековье, в эпоху сложения современной этнической территории саамов и связанных с ней внутрисаамских миграций и контактов (см. ниже).

В русских документах XIII—XV веков имя Лопь и производные от него применяются к населению южного Приладожья (Лопский погост восточнее г. Орешек), и Заонежья (лешая, то есть — «лесная», лопь). Это согласуется с данными топонимики: южная граница распространения субстратной саамской топонимии (согласно исследованиям А. К. Матвеева, И. И. Муллонен и др.) проходит от Межозерья (район между Ладожским, Онежским и Белым озёрами) на западе до верхнего течения р. Мезень на востоке. К аналогичному выводу о былом саамском населении в центральной и южной Финляндии на основании анализа топонимии, преданий и исторических источников пришёл в своё время Т. Итконен. Очевидно, следует полагать, что ещё в конце I тысячелетия н. э. территория современных Финляндии, Карелии и значительная часть Русского Севера были заняты относительно редким населением, говорившем на (древне‑)саамских диалектах (М. Корхонен считал даже возможным говорить о «южносаамской» группе диалектов, противопоставляемой «северносаамской» — той, с которой мы имеем дело сегодня).

Это население постепенно было частично вытеснено на север, частично ассимилировано продвигавшимися с юга финнами, карелами и русскими. Первоначально (в XIII—XVI веках) это продвижение на территории современной Финляндии носило характер торговой экспансии, связанной с основанием факторий, сбором более или менее систематических податей мехами с охотничьего саамского населения. О масштабах этой экспансии и степени влияния южных торговцев на образ жизни саамского населения центральной Финляндии свидетельствует происходивший в это время процесс образования больших саамских зимних деревень в этом регионе, явно обусловленный развитием торговли. Постепенно складывается так называемая «лопарская система налогообложения» — система зависимости определённых групп саамов от определённых торговцев, которая в XVI веке приобрела уже вполне официальные формы. Начиная со второй половины XVI века (на Русском Севере — ещё раньше) саамские земли начинают систематически осваиваться приходящими с юга земледельцами, практиковавшими подсеку, площадь лесных угодий резко сокращается и саамское население, лишённое возможности ведения традиционного хозяйства, ассимилируется или уходит на север (см. разделы о финнах и карелах).

По-видимому, в период, когда охотничье-рыболовческое саамское население нынешних Карелии и Финляндии начало испытывать всё усиливающееся давление с юга, на северо-западе саамской территории, в горной тундре Северной Норвегии саамы переходят к крупномасштабному оленеводству (не ранее XIII века): хотя содержание прирученных ездовых оленей и оленей-манщиков для охоты на диких северных оленей было известно предкам саамов, видимо, издревле (в источниках олени у саамов упоминаются с конца IX века), широкое распространение крупного выпасного оленеводства и специализированного кочевого образа жизни у саамов имело место лишь в XVI—XVIII веках (первые письменные свидетельства — с середины XVI века), что позволило саамам широко расселиться в горной тундре Скандинавии, проникнув довольно далеко на юг во внутренних районах Норвегии и Швеции. Вероятно, эти процессы были связаны с экономическим и этносоциальным кризисом лесных саамов в Финляндии и Карелии в условиях постепенного освоения их земель южными соседями, а также — с истреблением диких северных оленей в силу интенсификации промысловой охоты на них вследствие втягивания саамов в систему северноевропейской торговли (ср. аналогичные и почти одновременные процессы у тундровых ненцев — см. раздел о ненцах).

Так, к XVIII—XIX векам сформировалась в основном сегодняшняя этническая территория саамов, и на базе древнего саамского «лесного» (охотничье-рыболовческого) уклада сложилось в общих чертах оленеводческое хозяйство с соответствующими ему формами материальной и духовной культуры и социальной организации, характерное сегодня прежде всего для саамов внутренних (горно-тундровых) районов Швеции и Норвегии, финских саамов районов Утсйоки, Муонио, к западу и северу от оз. Инари, в значительной мере — и для некоторых групп саамов Кольского полуострова. В то же время некоторые саамские группы сохраняют более архаичный экономический уклад с меньшей долей оленеводства (или почти полным его отсутствием), базирующийся на озёрном и речном рыболовстве и охоте (саамы Инари, «речные саамы» на севере Норвегии, «лесные саамы» лесной зоны Шведской и Финской Лапландии, отчасти — кольские саамы, доля оленеводства у которых сократилась в силу конкуренции с оленеводами коми-ижемцами, переселившимися на Кольский п‑ов во второй половине XIX века).

У другой части саамов, издревле населявшей морское побережье Норвегии и представляющей собою, возможно, потомков создателей ещё мезолитических прибрежных культур Фосна и Комса, крупное оленеводство не получило распространения, и сохранился хозяйственный уклад, базирующийся на морском рыболовстве — это так называемые «морские» или «береговые саамы» Норвегии, составляющие сегодня самую крупную (более 15 тыс. человек) культурно-хозяйственную группу в составе саамов.

Таким образом, на протяжении последних тысячелетий саамы находились в непрерывном контакте с прибалтийскими финнами и со скандинавами, что отражено в наличии значительного слоя прибалтийско-финских и древнескандинавских (затем — норвежских и шведских) заимствований в саамском языке. Контакты с русскими были более поздними, русские заимствования проникли в основном в кольско-саамские диалекты. Ряд ненецких слов, обозначающих специфические ненецкие реалии (например — названия таких видов одежды как малица, совик, пимы) попали в кольско-саамские диалекты вместе с этими реалиями от ненцев, переселившихся в конце XIX века на Кольский п‑ов вместе с коми-ижемцами (см. разделы о коми и ненцах). Кроме того необходимо отметить, что саамы могли иметь какие-то более ранние контакты с ненцами, скорее всего — через Канин и Кольский полуострова: канинских ненцев местные русские до сих пор называют «лопарями» (по Л. В. Хомич).