Я пишу - лучше всех - Николай Переяслов

Всё это действительно так, потому что Пушкин - это всегда загадка, всегда неразгаданная тайна. Причем совсем не та, которую сегодня усиленно раздувают дельцы от псевдолитературы, тиражируя книжонки, изображающие поэта этаким повесой с бесчисленным "донжуанским списком" за спиной, ветреным гулякой, извращенцем и даже сатанистом. Тайна Пушкина, феномен его гения заключаются совершенно в другом. Вспомним какими определениями наделяли его современники и потомки: "Пушкин - это наше ВСЁ", Пушкин - это "образ русского человека, каким он явится через двести лет", Пушкин - это "СОЛНЦЕ русской поэзии" и так далее. То есть на каком-то подсознательном уровне Пушкин прочно ассоциируется у нас с понятием некоего недостижимого, но сохраняемого в глубине души ИДЕАЛА и одновременно с этим - чего-то исключительного, НЕЗЕМНОГО, СИЯЮЩЕГО где-то высоко-высоко НАД НАМИ.

Практически этими же самыми категориями мы определяем для себя и понятия Бога, говоря, что в каждом из нас кроется ОБРАЗ БОЖИЙ (т. е. тот же недостижимый нами ИДЕАЛ) и что Иисус Христос - это наше СОЛНЦЕ ПРАВДЫ (т. е. почти то же, что и употребляемое по отношению к Пушкину выражение СОЛНЦЕ ПОЭЗИИ).

Таким образом видно, что Пушкин давно перестал для нас быть просто ПОЭТОМ и стал своего рода новым общерусским БОГОМ, приняв на себя вместе с нашим религиозным трепетом и нашу религиозную пассивность. И точно так же, как мы в своем большинстве не читаем ни Библию, ни другие священные книги, мы не читаем и произведений Пушкина. И так же, как многие из нас не ходят в храмы на Литургию, не постятся, не молятся, не принимают святого Причастия и не выполняют никаких других церковных обрядов, а только раз в год, в порядке этакого массового поклонения, приходят в церковь на Рождество или на Пасху, чтобы, отстояв половину богослужения да поскорее отметив это за гульбищным столом, тут же забыть о своем Боге до следующего года, так и о Пушкине мы вспоминаем только в дни его годовщин да юбилеев, чтобы, съехавшись отовсюду в Берново, Болдино или Михайловское, послушать организованный в его честь концерт, потолкаться по импровизированной ярмарке, съесть непрожаренный шашлык с пивом да уехать до следующего юбилея.

Что на это можно сказать? Въевшийся в нас за семь десятилетий дух атеизма дает себя знать не только в отношении Православия, но в отношении всей русской культуры и, неся в себе унаследованную от предков генетическую веру в Бога, мы живем, фактически не зная Его, как неся в себе любовь к Пушкину, живем, не читая его. Но в то же время, являясь народом, уже тысячу лет живущим по принципам православной морали и с самого раннего детства окруженным пушкинскими сказками, мы хоть и живем, нарушая все христианские заповеди, всё же испытываем необъяснимый трепет при звуках церковного благовеста, и, хоть и не перечитываем на ночь стихов Пушкина, чувствуем, как учащается стук сердца при одном только упоминании его имени. И если мы и не можем заявить, что с Пушкиным нам всем на этом свете живется ЛЕГЧЕ, то можем с уверенностью сказать, что без него нам было бы намного ТЯЖЕЛЕЕ.

* * *

Вот и очередной наш приезд в Пушкиногорье подтвердил, что всенародная любовь к Пушкину остается на неизменно высоком уровне. Разумеется, что из-за постоянно растущих цен на билеты и прочие услуги, паломников в Пушкинские места стало сегодня намного меньше, чем было в былые годы, но они есть - зал областного театра был заполнен до отказа, и никто до конца выступления не ушел, да и на поляне сидело хоть и не несколько тысяч, а человек пятьсот, но это были настоящие ценители поэзии.

А надо сказать, что в этом году гостями Михайловского были представители исключительно нашего СП - не было регулярно наезжавших сюда на предыдущие праздники (и соперничавших с нами за право их ведения) Риммы Казаковой, Юрия Кублановского и других представителей "демократического" стана. От нас же были Владимир Костров (с Галиной Степановной), Олег Шестинский, Людмила Щипахина, Александр Бобров, Геннадий Фролов, Гарий Немченко, Вячеслав Орлов (которого чуть ли не в последнюю минуту удалось вставить в делегацию вместо не поехавшего, как я и подозревал, Сергея Есина), Александр Сегень, два поэтических Ивана - Тертычный и Голубничий, Марина Котова, руководитель Союза писателей Беларуси Ольга Михайловна Ипатова да четыре человека из Питера - Володя Шемшученко, Лена Родченкова, Игорь Кравченко и Владислав Шошин. А также болгарский поэт Валентин Качев, докторантка Шанхайского университета иностранных языков (КНР) Ван Лидань, несколько местных авторов, ну и - аз, грешный.

Были в эти дни встречи с читателями в библиотеках, выступления, интервью. Было много бесед друг с другом, экскурсий, официальных мероприятий. В Пскове мы осмотрели местный кремль с их главным собором, где попали на архиерейскую службу, а потом побывали в Поганкиных палатах, где находится меч князя Довмонта (, правда, его в прошлом году уже видел, поэтому в этот раз смотреть не пошел). А в Пушкинских горах (2 июня) участвовали в открытии отреставрированного имения Ганнибалов.

Самым запоминающимся событием этих трех дней стало выступление Валентина Курбатова на могиле А.С. Пушкина в Святогорском монастыре. Он никого ни в чем не обвинял и ни к чему не призывал, но, как признались позже даже представители власти, после его слов хотелось пойти и постричься в монахи.

Закончилось всё 3 июня торжественным обедом, который после литературного праздника на Пушкинской поляне (у въезда в Михайловское) дал в пушкиногорской гостинице "Дружба" губернатор области Е.Э. Михайлов, и прямо с которого мы отправились автобусом на вокзал.

Не знаю, когда, но, помимо всего выше перечисленного, я успел за эти дни просмотреть ещё и целую кучу подаренных мне здешними авторами поэтических и прозаических книжек, а также прочитать роман Александра Трапезникова "Механический рай", который я специально брал с собой, так как по возвращении должен написать на него рецензию. Роман мне понравился - в нем есть именно то, чего я все время добиваюсь от наших авторов, то есть: увлекательная интрига, формальная свежесть и социально-философская наполненность. В романе много переплетающихся между собой идейно-философских и сюжетных линий, одна из которых обрисовывает такую, казалось бы, будничную историю, как разрушение семьи: потерю друг друга любимыми, отпадение детей от родителей, короче, трагедию её полного развала, а затем - воссоединение в любви. И в этом нелегком пути хочется видеть прогноз развития судьбы России - то, что мы сначала изменим друг другу, поддадимся всяческим дьявольским соблазнам, отвернемся друг от друга, а затем пройдем испытания горем и возвратимся в лоно любви и доверия.

Уже на вокзале в Пскове ко мне подошел прозаик Игорь Смолькин, которого я не так давно рекомендовал по просьбе Валентина Курбатова в члены Союза писателей, и подарил сразу несколько своих, а также составленных им книг, среди которых мне особенно пришелся по сердцу сборник "Год души", представляющий собой замечательный православный календарь на 2001 год с чтением на каждый день.

Дорогой было много интересных разговоров - о русской литературе и истории, о поэме Юрия Кузнецова "Путь Христа", о журнале "Наш современник", о качестве китайской водки, о русской земле, Псковщине, о знакомых писателях и поэтах, ну и само собой - о Пушкине. Что бы мы без него делали? В нем действительно сошлось так много...

* * *

...Помнится, в посвященной творчеству Пушкина главе, входящей в мою литературоведческую книгу "Нерасшифрованные послания" (Москва: Издательство "Крафт+", 2001), я писал:

"Не нужно бояться говорить правду о гениях - этим их оскорбить невозможно. Я это понял, читая дневниковую запись любимого мною Юрия Карловича Олеши за 15 марта 1930 года, где он, в частности, пишет: "(...) Мне хочется по секрету сказать кощунственную вещь... А именно, что вся изысканность пушкинской прозы - есть результат п о д р а ж а н и я М е р и м е. Мне стыдно и жутко: я - о с к о р б л я ю Пушкина. И действительно, мне кажется, что величайшим русским гением был Гоголь. Казаки в "Тарасе Бульбе" стоят сивые, как голуби. И душа из убитого казака вылетает, оглядываясь и дивясь, что так рано вылетела из молодого и могучего тела. А думая о прозе Пушкина, я вижу эмалевую фабулу, вижу плоскостную картинку, на которой нерусский, глубоко литературный незнакомец стреляет из пистолета в какой-то портрет.

Однако сам Гоголь говорит, что Пушкин дал ему тему "Мертвых душ". Может быть, потому и подзаголовок у них "поэма". Словом, я терплю крах..." (Встречи с прошлым: Выпуск 6. - М., 1988, с. 309.)

Называя свое состояние "крахом", Олеша напоминает того самого, изображенного Ильфом и Петровым в "12 стульях" васюкинского шахматиста, который из-за парализовавшего его страха перед ложным гроссмейстером думает, не сдаться ли ему уже после первого хода Остапа Бендера, тогда как очень скоро начатая партия оборачивается его безусловной победой. Ведь Олеше - НЕ ЗА ЧТО извиняться перед Пушкиным и его поклонниками, поскольку он действительно прав, говоря о "плоскостной картинке" его повести "Выстрел"! Вопрос только в том, правомерно ли переносить эту характеристику на ВСЁ пушкинское творчество и на него самого как художника?