Последний министр - Валерий Гуров

создавшейся обстановки, логически должна привести страну к неизбежным переживаниям стихийной и даже анархической революции, когда не будет ни времени, ни места, ни оснований для осуществления кадетских вожделений и когда, по их убеждениям, и создается почва для «превращения России в свободное от царизма государство, построенное на новых социальных основах. Независимо от того, какое из мнений может оправдаться, отмечается беспокойство во всех слоях столичного общества, боящегося предстоящих катастрофических событий и мечтающего о том, как бы не пострадать при неизбежных проявлениях «красного и белого террора»: усиленно говорят о необходимости ликвидировать – кто может – дела, уехать в более спокойные места и переждать окончания приближающейся разрухи.

Глобачев наконец закончил и опустив листки своего доклада внимательно посмотрел на Протопопова. Очки его сползли вниз по переносице. Лицо помрачнело.

– Прогноз событий ближайшего будущего безошибочен и оправдается в действительности, – сказал он, уже не читая с листка и косясь на записи, сделанные министром.

Протопопов медленно повернул лист, на котором делал свои записи, положил перед Глобачевым. Глобачев взял лист, пробежался по строкам, приподнял бровь.

Записи Протопопова, выполненные в форме Майндкарты, выглядели занятно для Глобачева. Все эти кружки, подписанные «Роспуск», «Распутин», «Оппозиция» и прочие, соединялись друг с дружком стрелочками. Но главное здесь было другое. Внизу листа была проведена линия, которой Протопопов отделил свои пометки от распоряжений, которые Глобачеву следовало исполнить.

– Уверены, господин министр?

– Выполняем.

Глобачев взял лист, сложил его несколько раз и сунул во внутренний карман пиджака.

– Будет исполнено.

Он поднялся и вышел из кабинета министра, когда часы показывали далеко за полночь.

Протопопов, на которого новая реальность свалилась лавиной, решил дожидаться утра в своём кабинете. Проводив Глобачева, узнал, что до поздней ночи в приемной министерства ошивался Марков Второй, которого ошарашили вести о прекращении финансирования. Не получив приём, просил записать его на завтра пораньше и обещал прийти чуть ли не с петухами. Однако охрана сообщила Маркову, что завтра у министра не приемный день, и он будет занят важными государственными делами вне здания. Протопопов понимал, что Марковым, как и теми правыми, кто поддерживал правительство в зависимости от размеров причитающегося вознаграждения, он займётся позже. Пока же существовали более насущные дела.

Министр долго ещё размышлял о докладе Глобачева и о том насколько щекотливой оказалась ситуация в России 1917 года. Потом вздремнул пару часов, устроив постель на полу своего кабинета, а с первыми лучами солнца проснулся бодрым, свежим и отдохнувшим. Сделал зарядку, выпил крепкий чай, взбодрился и переключился мыслями на дуэль. Вызвал к себе охранников и приказал подготовить к девяти утра автомобиль.

Ну и кое-что ещё приготовить…

Потом министр достал пистолет и отправился практиковаться в стрельбе. Даже не столько попрактиковаться, а скорее напряжение снять. Постреляв на заднем дворе министерства, он вызвал в здании нешуточный переполох. С оружием Протопопов был на «ты», а в помолодевшем теле стрелять было одно удовольствие. Тем более личным орудием министра оказался Кольт М1911 с клеймом "Англ. Заказъ", на деле поставлявшийся прямиком из штатов[5]. Ровно такой Кольт был одним из любимых пистолетов Александра в 90-е.

Начался новый день.

Глава 4

«– Что самое главное на дуэли?

– Честь?

– Чтобы тебя не убили!»

Мушкетеры.

1917 год, январь 4,

Волково поле, окрестности Петрограда

В начале седьмого к Протопопову пришёл Курлов. Нарядный, возбужденный, с краснючими глазами от недосыпа. Вряд ли генералу удалось сомкнуть глаза этой ночью, ой как вряд ли. Курлов осознавал в какое опасное дело он ввязывается, согласившись секундировать старого друга, потому что секунданты целиком и полностью разделяли всю ответственность вместе с дуэлянтами. А поскольку дуэль намечалась до смерти одного из участников, Павлу Григорьевичу предстояло ответить с Протопоповым за все возможные последствия подобной авантюры перед законом. Но надо отдать должное генералу, приняв предложение выступить секундантом, он даже не заикнулся ни разу о том, что желает откататься от своего выбора, даже если в душе хотел все переиграть и сдать назад. Не таким человеком был Павел Григорьевичем, не было в нем ничего мелкого и непорядочного.

– Поскольку нам нужен врач, я договорился с господином Цейдлером[6], он прибудет сюда к семи, – безжизненным голосом сообщил он. – Представляю, что будет с Германом Фёдоровичем, когда он узнает, зачем мы вызываем его на самом деле!

– И что же вы ему сказали? – поинтересовался Протопопов.

– Мне пришлось сказать ему, что у Вас вылезла пупочная грыжа!

На дуэль всегда брали с собой врача, что являлось неким неписаным правилом. Врач должен был оказать сражающимся надлежащую медицинскую помощь. Но по существующему законодательству, врач, который узнавал о дуэли, был обязан немедленно сообщить об этом в соответствующие органы, дабы пресечь преступление, творящееся на его глазах. Поэтому об истинной цели вызова врачей уведомляли в самую последнюю очередь, не давая тем возможность «переобуться».

Понятно, что сообщать на министра внутренних дел никто не станет, некуда попросту. Однако делать из уважаемого хирурга, приват доцента и доктора медицины, соучастника преступления, было по крайней мере некрасиво и нагло.

– Мне не нужен врач, – заявил Протопопов.

– Ба! Это ещё что за новости? – неподдельно удивился Курлов.

– Едем без него.

– А что я скажу секундантам наших оппонентов? Кто ж кровь будет останавливать? Раны сами себя не обработают, знаете ли, господин министр.

– Мы туда на смерть стреляться едем, нет? – Протопопов достал из стола свой Кольт, сунул за пазуху. – Едемте, я распорядился подать мотор к подъезду. На дуэль покатим с ветерком.

С этими словами министр тотчас двинулся к дверям. Курлов поколебался, видимо размышляя как сообщить Цейдлеру, что в его услугах больше не нуждаются и был совершен ложный вызов, но махнул рукой и отправился следом за Протопоповым.

В приёмной министр напомнил, чтобы всех назначенных сегодня на приём граждан переназначали на другой день, и снова сослался на свою загруженность неотложными делами государственной важности. Он понимал, что это не лучшее решение, особенно на фоне низкой популярности Протопопова, но