Дом психопата - Роберт Блох

На этот раз колокольчик прозвенел громче и отчетливее. Гундерсон, политический лидер округа, лет двадцать назад был знаменит. И уже лет десять как умер.

Стейнер глубоко вздохнул.

— Адам, я хотел бы, чтобы вы очень внимательно меня выслушали.

Но Клейборн не слышал ничего, кроме звуков собственного голоса. Вот только его ли это был голос?

— Меня вам не обдурить. Вы не разговаривали с Гундерсоном потому, что вам, как и всем прочим, наплевать на то, что происходит. Вы и дальше будете позволять им делать все, что угодно, например превратить мотель в карнавал с аттракционами!

— Я уже сказал вам — я ничего не мог сделать…

— Вы наговорили мне много разных вещей про то, кто я такой и что я должен делать. Но я вам больше не верю. Я знаю, кто я.

В голове Стейнера снова прозвенел колокольчик — на этот раз предупреждающе. И звук этого колокольчика изменился так же, как голос Клейборна. И искаженные черты его лица тоже менялись до неузнаваемости.

Стейнер отодвинулся назад вместе со стулом.

— Прекратите, Адам! Успокойтесь, возьмите себя в руки.

— Я знаю, кто я и что я должен делать! — кричал Адам Клейборн.

Но когда он поднялся, Стейнер увидел перед собою лицо не Адама Клейборна. И когда длинные пальцы Клейборна схватили посетителя за горло, то это был не Стейнер, а кто-то другой.

Ловя ртом воздух, доктор Стейнер принялся отбиваться от нападавшего. Но тут у него в горле что-то забулькало, а затем стихло, когда пальцы стиснули его горло, перекрыв доступ крови к мозгу.

Последней мыслью Стейнера было простое наблюдение. Хотя Клейборн и не играл на фортепиано, он отлично владел своей левой рукой.

4

Когда Эми заканчивала наносить легкий макияж при свете флюоресцентной лампы над раковиной, лучи утреннего солнца уже пробивались сквозь жалюзи ванной комнаты. Пока она остается в гостинице, достаточно и этого, но днем, перед тем как уйти, можно будет накраситься и получше при естественном свете из окна. Сейчас она хотела лишь одного — спуститься вниз и попросить кого-нибудь, чтобы ей принесли завтрак.

Почему она была так голодна? Наверное, из-за свежего воздуха. Подумав об этом, она вспомнила панический страх, который испытала, проснувшись посреди ночи и увидев открытое окно. Она снова уверила себя в том, что оно, вероятно, не было закрыто на задвижку и распахнулось от порыва ветра. Как бы то ни было, ничего не случилось, и ей казалось глупым переживать из-за этого.

Тем не менее она вздрогнула, когда в спальне зазвенел телефон. Она сняла трубку после четвертого звонка и пару секунд помедлила, прежде чем ответить.

Для нее почему-то всегда было проблемой отвечать на телефонные звонки. Говорить «алло» казалось Эми бессмысленным ритуалом — чем-то вроде вопроса «Как поживаете?», адресованного совершенно постороннему человеку, чей ответ тебя нисколько не интересует. Оставались еще «Эми Хайнс слушает» и «Эми Хайнс у телефона», но и то и другое звучало неестественно; разумеется, она слушает, а поскольку она не машина, то сама подошла к телефону и сняла трубку. Поэтому ей не оставалось ничего иного, как сказать: «Да?»

Конечно же, вместо этого она сказала:

— Привет!

— Мисс Хайнс? — Низкий, звучный мужской голос. — Надеюсь, я вас не разбудил?

— Нет. — Указательным пальцем левой руки Эми смахнула с нижней ресницы левого глаза соринку — очевидно, от туши для ресниц. — Кто это говорит?

— Хэнк Гиббз, из «Фейрвейл уикли геральд». Я звоню из холла. Я подумал, что, если вы свободны, может быть, позавтракаете со мной?

Наручные часы Эми еще не надела — они лежали на столике возле кровати. Повернув голову, она взглянула на них. Девять утра. Очевидно, ей удалось смахнуть соринку, потому что глаз видел хорошо и ничто ей больше не мешало. Если Фейрвейл таков, как другие небольшие города, в которых она бывала, то здание суда откроется не раньше десяти утра.

— Благодарю вас, мистер Гиббз, — ответила она. — Я спущусь через пять минут.

Повесив трубку, Эми взяла с бюро один из двух блокнотов в пластиковых обложках, вынутых накануне вечером из дорожной сумки, — тот, что был побольше. Раскрыв его, она пробежала глазами по второй странице, пока не нашла то, что искала. Да, вот он у нее в списке — Хэнк Гиббз, издатель газеты, Фейрвейл. То, что он разыскал ее, а не наоборот, возможно, было добрым знаком. В любом случае ей хотелось повидаться с ним.

Пожалуй, будет лучше, если никто не увидит этого списка, да и сам этот блокнот. Эми подошла к шкафу, положила блокнот в дорожную сумку и закрыла ее на замок, а потом взяла блокнот поменьше и запихнула его в свою сумочку. Бросив последний взгляд в зеркало, чтобы удостовериться, что все в порядке, она вышла из номера.

Вызванный ею лифт оказался пустым, и она спускалась одна. Выйдя из кабины, она без труда узнала Хэнка Гиббза, потому что, кроме него, в холле никого не было.

На первый взгляд Гиббзу было около сорока, и возраст явно догонял его. Ростом, как грубо прикинула Эми, немного выше пяти футов, с мускулистым сложением бывшего футболиста, который забросил тренировки и отдает предпочтение «Макдональдсу», он был одет в рыжевато-коричневые слаксы, рубашку в бело-голубую клетку с открытым воротом и коричневый пиджак с кожаными заплатами на локтях, какие были в моде дюжину лет назад. Его светлые волосы были коротко подстрижены таким образом, что сразу становилось ясно: местный парикмахер не особенно следит за современными тенденциями в своем ремесле. И все же Гиббз, с его смуглым лицом и удивительно живыми голубыми глазами, прекрасно вписывался в обстановку, в которой происходило их знакомство. Его облик напомнил Эми обложки «Сэтедей ивнинг пост»[19] былых времен, нарисованные Норманом Рокуэллом.[20]

— Рад познакомиться с вами.

Первое впечатление Эми определенно оказалось верным: Хэнк Гиббз подкрепил свое приветствие рукопожатием — обычай, который, как она думала, вышел из моды в те времена, когда Глория Стейнем[21] достигла половой зрелости.

Рука его была теплой, рукопожатие крепким, весь его вид подчеркивал, что он рад знакомству. На мгновение Эми пожалела о том, что не провела перед зеркалом больше времени, но тотчас отбросила эту мысль. Это была деловая встреча.

Но сам завтрак вышел замечательным. Официанткой была высокая угловатая женщина в очках, весьма, впрочем, живая и проворная: кофе оказался крепче, обслуживала она их быстро и ненавязчиво. Однако Эми ощущала, что и эта официантка, и та, что стояла за барной стойкой, при всяком удобном случае посматривают украдкой на Хэнка Гиббза и на нее. Другие посетители тоже бросали взгляды в их сторону, словно пытаясь понять, что это за странная пара. Очевидно, Эми и ее спутник вызывали их интерес, но, если Гиббза, судя по всему, не беспокоили возможные слухи, почему она должна испытывать беспокойство?

Ему подали яичницу с ветчиной, ей — с беконом. Оба заказали тосты и жареную картошку. Но еще до того, как принесли их заказы, Эми достала из своей сумочки небольшой блокнот.

— Надеюсь, вы не будете возражать, если я задам вам несколько вопросов, — сказала она.

— Не буду. — Хэнк Гиббз улыбнулся. — Вообще-то я собирался задать вам тот же вопрос. — И он улыбнулся еще шире. — Думаю, прежде всего нам нужно решить, кто у кого берет интервью.

Эми взглянула на часы.

— Если говорить откровенно, то, думаю, будет лучше, если вы позволите мне взять у вас интервью первой. Может быть, мы встретимся еще раз, когда вам будет удобно? Мне нужно навести кое-какие справки в здании суда этим утром, и не исключено, что сведения, которыми вы располагаете, могли бы помочь мне.

— К чему такая спешка? — Гиббз отхлебнул кофе и протянул полупустую чашку официантке, которая как раз подошла к ним. — Я думал, вы пробудете здесь целый день.

— Вовсе нет. У меня встреча в середине дня.

Гиббз кивнул.

— В больнице штата.

— Откуда вы знаете?

— По дороге сюда я заехал в офис шерифа Энгстрома. Его секретарша сказала мне. — Гиббз взял у официантки вновь наполненную чашку. — Если вас это интересует, то она узнала об этом от здешнего дежурного.

— С каких это пор…

— С незапамятных. — Гиббз взял сахар. — Это маленький городок, мисс Хайнс. Слухи распространяются быстро. Клерка за стойкой зовут Лес Чемберс. Его отец был шерифом, когда Энгстром еще только начинал службу помощником. Лес и Энгстром, можно сказать, почти одна семья, так что, если что-то происходит в гостинице, об этом тотчас становится известно в офисе шерифа.

— Я лишь попросила соединить меня кое с кем, — сказала Эми. — Ничего не произошло.

— Кое-что произошло не далее как полчаса назад. — Гиббз принялся размешивать сахар в своей чашке. — Об этом стало известно, когда я находился у шерифа. — Он помолчал, нахмурившись. — Мне следовало сразу вам это сказать.