Следы на воде (Справедливость - мое ремесло - 6) - Владимир Кашин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И он вдруг подумал, что, возможно, брат приходил тогда не по любовному делу и приносил не подарок на день рождения, а может, икру или осетрину на продажу. А что, если Андрей, пока его, Юрася, не было дома, стал нечестным и сам возле рыбы руки греет, отвозит ее ночью в Херсон, где Лиза продает? Тогда брат вышел от Лизы так незаметно, что он, Юрась, растерянный и очумевший, даже и не увидел его. Да и какой грех мог быть между ними, когда Лиза такая больная!
Ему очень хотелось верить в это, чтобы снять с души камень, и он все время убеждал себя, что все просто померещилось.
Даже с костылем Лиза казалась ему прекрасной, еще лучше, чем до сих пор; чувства его стали горькими и терпкими, но от этого и более острыми. Его тянуло к ней все сильнее, и он кружил у прилавка с творогом, где толпились дачники, словно птица возле разоренного гнезда.
Лиза тоже заметила его и весело помахала рукой. Юрась притворился, будто не увидел ее жеста, помрачнел и отвернулся.
Он постоял так несколько секунд, но, испугавшись, что потеряет из виду Лизу, обернулся и увидел, что она, тяжело ковыляя, направляется к нему. Хотел было гордо уйти, но продолжал стоять на месте: пусть не думает, что он боится Андрея. Жалость к больной, которой было трудно ходить, заставила его броситься навстречу.
- Куда ты пропал, Юрасик? - весело спросила Лиза. - Я уже соскучилась по тебе.
Юрась молчал. Уставился себе под ноги. Сердце бешено колотилось, дыхание перехватывало, и он не знал, что ответить.
- Разве некому было побеспокоиться?.. Хотя бы... - Имя Андрея застряло на языке. - Той же Даниловне, - наконец вывернулся он.
- Она заботится, - ответила Лиза. - Только у нее помимо меня хватает забот. А я уже сама выхожу...
- Даже сюда, на базар?
- Сюда меня подвезли на машине. И назад к кому-нибудь попрошусь... Тошно все время в хате сидеть.
Юрась вдруг подумал: "Уж не Андрей ли?"
"А кто же все-таки вас сюда подвез?" - вертелось у него на языке.
- Почему такой мрачный?..
- Еще... спрашиваете! - Зло блеснув глазами, он повернулся и быстро пошел прочь.
Лиза удивленно пожала плечами: "Сдурел парень! Какая муха его укусила?.. Уж не влюбился ли он в меня по уши?! Только этого не хватало!"
Она не хотела себе признаться, что и сама к Юрасю потянулась, невольно увлеченная его несмелым ухаживанием. Ведь первые дни только и скрашивал ее общество в этой глуши, куда сбежала от городской суеты, фабрики и тоски. Думала пробыть здесь недельку, устроилась в гостинице с помощью Андрея Комышана, который, правда, отговаривал, чтобы не ехала в Лиманское, - и вот застряла здесь. Да и интерес возник у нее нежданно-негаданно такой, которого она и не представляла себе. Конечно, сначала ей было приятно внимание Юрася. Это приподнимало ее в собственных глазах. Как-то по-новому посмотрела на себя.
Потом, после более близкого знакомства с Юрасем, Лиза вдруг почувствовала, что жизнь, какую она ведет, ее уже не удовлетворяет; до сих пор она тешила себя иллюзией счастья, счастья не заменишь краденой любовью. Юрась вызвал у нее острую потребность стать достойной его, и одновременно она понимала, что ее связь с Андреем, о чем она не могла рассказать, возводила между ними непреодолимую стену. Это ее угнетало, она доходила до отчаяния, измотанная противоречивыми чувствами.
"Бог с ним, с этим мальчиком", - подумала отреченно Лиза и оглянулась: не видел ли кто этой сцены? Осторожно держа узелок с творогом, она поковыляла к гостинице проведать Даниловну.
9
Совхозный диспетчер Иван Васильевич Чайкун заглянул к Комышанам поздно вечером и никого, кроме старой Комышанихи и Насти, не застал. Андрей отправился на дежурство, а Юрась куда-то запропастился еще после обеда. Впрочем, Ивану Васильевичу только Настя и нужна была, хотя сразу он этого не сказал. В расстегнутом пиджаке, который не сходился на животе, насупленный, он сидел в светлице и оглядывался, словно впервые здесь очутился. Когда Порфирия Авксентьевна вышла на подворье, он еще какое-то время молчал, уставясь на свои запыленные ботинки, разглядывая над столом семейные фотографии Комышанов, наклеенные на большой картон.
- Дядька Иван, - проговорила Настя, которой надоела эта игра в молчанку. Она сидела на диване и зашивала мужу куртку. - Андрей не скоро будет. Поехал на ночь.
- Знаю, - наконец заговорил гость. - У меня к тебе разговор, а не к Андрею.
- Так говорите. - Настя положила куртку возле себя и скрестила руки на груди.
- Пошла бы помогла Ирке... Завтра разрешат похоронить Петра...
- Я уже была у нее...
- Мы на тебя зла не копим, хотя ты и за этим Комышаном, - начал издалека Чайкун.
- Дядька Иван!.. - Настины глаза сердито блеснули. - Снова за рыбу гроши! Сколько лет толчете!
Она хорошо помнила, как отец ни за что не хотел отдавать ее за Андрея. "Комышаны голодранцы, бродяги, цыгане!" - кричал он на дочку. Даже из дому не выпускал, когда поблизости похаживал стройный чернявый Андрей. Только и Настин характер был под стать отцовскому - упрямый. А главное Андрей! При мысли о нем начинало колотиться сердце, от поцелуев кружилась голова и подкашивались ноги. Кончилось все тем, что однажды, когда отец был в поле, Андрей позвал ее, посадил в машину и отвез в Белозерку в загс. В родной дом она больше не вернулась. Только после смерти отца Чайкуны снова понемногу признали ее.
- Хорошо хоть своих не забываешь. И мы тебя родней считаем...
Иван умолк, и Настя терпеливо ждала, когда он опять заговорит, она догадывалась, о чем пойдет разговор.
- Теперь у Ирки двое сирот, - вздохнул Иван Васильевич. - До ума не доведет. Она тебе все же сестра, мало ли что двоюродная...
- Горе ты, горе... - покачала головой Настя.
- Андрей все время гонялся за ним... И в ту ночь был на воде... с ружьем, - добавил он. - Вот так, дорогая племянница. Посчитался твой Андрей с ним.
- Не был тогда Андрей на воде.
- А где?
- Где?! - Настины мысли заметались, разбежались. А в самом деле, где? Говорил, что ездил в Херсон и там начальник послал его на ночь в Гопри. Вдруг наврал? Она запнулась на мгновение.
Ивану Васильевичу это показалось подозрительным, и он уже тверже повторил:
- А где?
- Да вы что! - вспыхнула Настя. - Окститесь! Милиция Андрея не трогает. С ружьем ездил Юрась...
Чайкун скривился.
- Ну что ж, одна кровь, комышанская. Только Юрась в такие дела не влезает. А вот Андрей давно грозил Петру. С тех пор как тот ему нос перебил. Потому к Андрею и сходится...
- Глупости говорите! - процедила Настя. - Дурацкая ваша мысль. Это Петро предлагал Андрею по двести рублей каждый месяц, чтобы только не трогал его в плавнях. А когда Андрей не взял, пригрозил: "Подумай, не то не жить тебе!" Хорошо, что муж у меня не из пугливых...
- Мы в милицию на Андрея не скажем, сами разберемся... Но если это его беда или малого черкеса, худо вам будет... Ирка сама детей на ноги не поставит, придется Комышанам давать свою часть...
Настя поднялась, заходила по хате. По тому, как перекладывала вещи, хваталась то за одно, то за другое, было видно, что сдерживает гнев.
- Ну вот что, дядька Иван, - наконец сказала она, - если только с этим ко мне пришли, то будьте здоровы. Следствие скажет, с кого спрашивать за Петра... Если такое Андрей сделал, то я ему первая не прощу. А пока нечего языком болтать!..
- Ты, Настя, не того... - пробурчал Иван Васильевич. - Милиция не разберется. Ночь темная, камыши глухие, а на воде следов не бывает. - Он поднялся и, не попрощавшись, вышел из хаты.
Настя еще долго не находила себе места. За работу уже не бралась, и куртка Андрея сиротливо лежала на диване, свесившись пустым рукавом.
Порфирия Авксентьевна, вернувшись в хату, заметила, что у Насти покраснели глаза. Удивилась: невестка была не из слезливых. И вдруг почувствовала, что над ними всеми сгустились тучи.
10
В воскресенье утром Даниловна - она больше находилась в гостинице, чем в своей мазанке, - зашла к Ковалю.
- Звонил директор. Сказал, что приедет.
Дмитрий Иванович отложил книгу.
- Приготовлю курочек, сварю картошку... С ним и председатель рыбколхоза.
- Уже воскресенье? - улыбнулся Коваль.
- Оно самое, - подтвердила Даниловна, и на ее чуть подкрашенных губах появилась довольная улыбка. - Их и в воскресенье не увидишь, все в поле да в поле.
Она метнулась в продолговатую нишу, где стоял диван и журнальный столик, схватила с подоконника тряпку, мигом провела ею по столешнице и сразу исчезла.
Директор совхоза "Прибрежный" Самченко уже несколько дней собирался приехать и познакомиться с Ковалем. Только ему одному рассказал Келеберда, кто такой Дмитрий Иванович.
Не успел Коваль закрыть дверь за Даниловной, как зазвонил телефон и она снова взбежала на второй этаж. Полковник услышал ее взволнованный голос.
- Владимир Павлович, как же так! - жалостно произнесла она. - Я же цыплят поджарила, картошки сварю...
Коваль понял, что в планы директора не входил завтрак в гостинице. Прикрыв поплотнее дверь, он вернулся на балкон и загляделся на утренний лиман. От уже хорошо знакомого Дмитрию Ивановичу живописного пейзажа веяло покоем и ленивой умиротворенностью. Словно белые лебеди, застыли в заливе фелюги рыбколхоза. Чуть ближе к берегу так же неподвижно стояли на тихой воде несколько лодочек - деды-рыбаки, казалось, вытаскивали бычков прямо у себя из-под ног.