Драматическая медицина. Опыты врачей на себе (с ориг. илл.) - Гуго Глязер

Менсон родился в 1844 году в Шотландии. Еще школьником он проявил особый интерес к препарированию животных. Однажды он убил кошку и затем тайком на чердаке родительского дома препарировал, как устроен ее «внутренний механизм». При вскрытии он, к своему великому изумлению, обнаружил в ее желудке ленточного глиста. Существование подобных вещей было для него полной неожиданностью, и это обстоятельство, как Менсон говорил впоследствии, явилось прологом к дальнейшим исследованиям.

Ими он занялся позже, когда по совету своего брата занял место врача в китайской портовой таможне на острове Тайвань. Двадцать три года он работал в Китае, стал известным врачом и ученым, досконально познал многие тропические болезни и составил себе имя как исследователь нитчатки. В то время врачи еще ничего не знали о большом семействе нитчатых глистов филярий, паразитирующих в тропиках в крови человека и некоторых животных. Зародыши филярий развиваются некоторое время в крови, а затем в виде еще не оформившихся маленьких глистов расселяются в организме, принося большой вред.

Однако известно было, что собой представляет слоновая болезнь, или элефантиазис, когда, например, ноги опухают настолько, что их невольно сравнивают со слоновыми. Встречались люди, у которых сильно опухал и настолько выдавался вперед живот, что больной мог, например, использовать его как стол. Известны были ужасные заболевания нижних конечностей, глазные болезни, приводившие к полной слепоте. Однако никто не подозревал, что виновники этих недугов — глисты. И лишь Менсону удалось это установить путем длительных исследований, нередко с риском для жизни.

Если бы его однажды застигли при вскрытии трупа или, еще того хуже, на кладбище, где Менсон под покровом ночи вырезал часть ноги умершего, чтобы затем дома препарировать и рассмотреть под микроскопом, он рисковал быть линчеванным китайцами, несмотря на все их уважение к нему, как к врачу. Ведь для китайцев мертвые — священны. И когда он проделывал то же самое с какой-нибудь птицей, например с жаворонком, он подвергался не меньшему риску. Китайцы считали, что в этой птице могла поселиться душа дорогого им умершего. Вскрывая труп, Менсон наносил ей тяжкое оскорбление. Но ничто не могло помешать Патрику Менсону продолжать свои исследования, в которых большую помощь ему оказывал брат.

Патрик Менсон обнаружил, что филярии, обитающие в крови больного, в конце концов попадают в тончайшие кровеносные сосуды — капилляры, сквозь которые из-за своих размеров пройти не в состоянии. На этой стадии развития филярии группируются в своеобразных мешотчатых оболочках. Эти мешочки застревают в капиллярах, что и приводит к образованию больших опухолей, которые превращают конечности в бесформенные колонны, а животы в «столы», о которых говорилось ранее. Менсон отваживался даже делать операции этих бесформенных масс, чем заслужил глубокую благодарность местного населения. Менсона, разумеется, интересовал также вопрос: как попадают эти глисты в организм человека. Кто их переносчик? Кто промежуточный хозяин этих паразитов? Ведь должен же быть такой, его не может не быть.

На этот счет у Менсона имелись некоторые догадки, и он решил подтвердить их наблюдениями и доказательствами. В Амое, где он работал, этим заболеванием страдал по крайней мере каждый десятый житель. Менсон стал проводить наблюдения за одними и теми же больными в дневное и ночное время. При этом он установил, что ночью в крови больного наблюдалось значительно больше филярий, чем днем. Следовательно, у них был свой ритм жизни, своя периодичность. Обследуя больного, который по роду своей деятельности днем спал, а ночью работал, Менсон заметил, что в этом случае периодичность была обратной. Видимо, филярии приспосабливались к ритму жизни больного. Менсон предположил, что ночью в организме вырабатываются вещества, необходимые для филярий. Правда, можно было предположить и обратное: днем вследствие усиленной работы мышц высвобождаются вещества, затрудняющие движение зародышей филярий по кровеносным сосудам.

Здесь возникал еще один серьезный вопрос. Совершенно очевидно, что зародыши, рождаемые самкой филярией, не могут развиваться в крови человека. В противном случае в организме больного развелось бы столько паразитов, что они, даже не успев развиться полностью, просто-напросто сожрали бы весь организм. Таким образом, размышлял далее Менсон, размножение этих глистов должно происходить в каком-то другом живом существе, вероятнее всего в насекомом. И здесь снова на ум приходили комары. Кстати, китайцы, которые хорошо знали, как страдают жители жарких стран от всякого рода комаров и москитов, придерживались такого же мнения.

Свои опыты, чтобы раскрыть эту загадку, Менсон провел еще в августе 1877 года. Это подтверждает, что он раньше других повел свои исследования в правильном направлении. Разумеется, и другие ученые уже работали в то время над этой проблемой. Назовем, к примеру, Тимоти Р. Льюиса, Джозефа Банкрофта и Томаса Коббольда. Однако истинным пионером науки в этой области справедливо считается Менсон.

Свои исследования он проводил на китайце, болевшем нитчаткой и, следовательно, носившем в себе этого страшного червя. Менсон укладывал больного спать под противомоскитной сеткой и впускал под нее москитов. Утром он этих москитов снова вылавливал. Если его теория верна, то москиты, всосавшие ночью кровь больного нитчаткой, должны были заразиться. Теперь задача состояла в том, чтобы как можно дольше сохранить жизнь подопытных москитов и дать находящимся в них зародышам развиться. Но, несмотря на все усилия, ему удалось поддержать их существование не более пяти дней. Как Менсон ни старался, но решить проблему их питания не удавалось. Москиты нуждались в свежей крови, которую они добыли бы себе сами, но этого Менсон не мог им предоставить. И москиты гибли.

Однако, пока они были живы, Менсон препарировал их одного за другим: сегодня одного, завтра другого, послезавтра третьего и так далее. В их организме, в котором согласно его предположениям должны были быть зародыши возбудителей нитчатки, Менсона прежде всего интересовал, разумеется, желудок. Там он надеялся найти то, что искал. Скальпелем ему служило писчее перо — самый подходящий инструмент для этой операции.

Опыт, который Менсон накопил при исследовании желудков москитов и которым позже поделился с Рональдом Россом, побудил последнего использовать тот же метод и при исследовании малярии. Как известно, это привело к успешным результатам. Успех сопутствовал и Менсону. Семь дней вскрывал он своим стальным пером желудки москитов, выловленных в местности, где многие китайцы были заражены нитчаткой. В желудке москита он находил зачастую по нескольку сотен зародышевых мешочков. Наконец Менсон увидел, как некоторые из этих мешочков раскрылись, и маленькие личинки глистов начали пробиваться сквозь стенки желудка в грудные мышцы комара, чтобы там стремительно продолжить свое дальнейшее развитие.

В исследованиях Менсона это было важным открытием, и он с воодушевлением решил проследить весь цикл развития филярий. Здесь следует заметить, что вначале Менсон придерживался ошибочного мнения. Он полагал, что москиты, погибая, падают в воду, а человек, пьющий эту воду, заражается нитчаткой. То обстоятельство, что комары, на которых падало подозрение или которые, как это удавалось установить, являлись носителями той или иной болезни, обычно встречались в заболоченных районах, долгое время вводило в заблуждение врачей. Они считали, что непосредственной причиной эпидемии служит зараженная вода. Так думали вначале и о малярии, и о желтой лихорадке, и о нитчатке, и о многих других заболеваниях.

Этим объясняется недоверие, с которым в августе 1878 года встретили медики сообщение Менсона об его открытии. Еще раньше, когда однажды в Лондоне Коббольд рассказывал о теории периодичности Менсона, кто-то из врачей иронически спросил: «А может быть, у этих филярий есть специальные часы для определения дня и ночи?» Поэтому сообщение о результатах находок, сделанных при вскрытии желудков комаров Culex fatigans, которые Менсон вскоре опубликовал в одном из лондонских журналов, встретили весьма скептически. Лишь много лет спустя научный мир признал, что эта работа Менсона является «краеугольным камнем современной тропической медицины».

Менсон был чрезвычайно скромным человеком. Он сам писал тогда о своей работе: «Я натолкнулся на важный факт, который имеет известное отношение к учению о болезнях человека… Врачи-практики, каковым являюсь и я, могут заниматься исследованиями лишь очень мало и медленно, ибо нам мешает повседневная забота о хлебе насущном». Менсон был совершенно прав. Поэтому лишь учитывая все трудности, которые стояли тогда на пути подобных исследований, и сравнивая тогдашние методы работы с современными условиями лабораторных экспериментов, можно должным образом оценить сделанное в то время. Он был своего рода пионером, первооткрывателем, вроде первых поселенцев в Северной Америке или каких-нибудь других местах.