Война на весах Фемиды. Война 1941—1945 гг. в материалах следственно-судебных дел. Книга 1 - Вячеслав Звягинцев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вопросы эти не простые. Историки и авторы многочисленных мемуаров, пытавшиеся ответить на них, дают генералу диаметрально противоположные характеристики. Например, из записанных со слов Н. Хрущева воспоминаний следует, что танком Павлов управлял хорошо, но в ходе состоявшегося разговора «произвел удручающее впечатление, он мне показался малоразвитым человеком»74.
Совсем другого мнения о генерале Павлове маршал К. А. Мерецков. Скажем сразу, что это мнение представляется более объективным. И не только потому, что его высказал не партийный функционер, а профессионал своего дела. Важно подчеркнуть, что Павлов «вынужден» был дать следователям развернутые показания на Мерецкова о его причастности к контрреволюционному заговору. Когда Мерецков писал свои воспоминания, он знал об этом. И тем не менее, дал генералу следующую оценку: «В некоторых современных изданиях встречаются порой замечания, как будто бы те танкисты, которые сражались в Испании, не критически переносили боевой опыт в СССР. В частности, они якобы отрицали самостоятельную роль танковых войск и уверяли, что танки могут лишь сопровождать пехоту. Особенно часто упоминается в этой связи имя Д. Г. Павлова. Мне хочется защитить здесь его имя. Нападки эти напрасны, а их авторы ставят вопрос с ног на голову. В действительности дело обстояло как раз наоборот. Павлов справедливо доказывал, что… роль танковых войск растет с каждым днем; значит, нам необходимо создавать новые танки, более мощные и более подвижные. Фактически этот тезис и был претворен в жизнь, ибо за него ратовала сама же жизнь»75.
Л. М. Сандалов полагал, что генерал Павлов, не имея ни опыта командования крупными группировками войск, ни достаточного образования и широкого оперативного кругозора, растерялся в сложной обстановке начального периода войны и выпустил из рук управление войсками76.
Можно приводить и другие мнения и оценки – от восторженных до крайне отрицательных. Истина, видимо, как всегда, лежит где-то посередине. С одной стороны, командующий Западным фронтом вряд ли успел дорасти во всех отношениях до полноценного военачальника такого уровня. Ведь он только в 1931 году впервые пересел с коня на танк. По возвращении из Испании во внеочередном порядке стал комкором, в мае 40-го – генерал-полковником, а в начале следующего – генералом армии. Причина столь стремительного взлета хорошо известна. Но это уже вина не Павлова.
В то же время нельзя сбрасывать со счетов, что, командуя в течение года самым большим военным округом, он многое успел сделать для повышения его боеготовности. Известно, что еще в феврале 1941 года Павлов обращался к вышестоящему командованию с просьбой о выделении средств на приведение западного театра военных действий «в действительно оборонительное состояние путем создания ряда оборонительных полос на глубину 200—300 километров», а за несколько дней до начала войны – просил разрешения занять полевые укрепления вдоль границы. Надо также заметить, что западное направление не расценивалось верховным командованием как направление главного удара Вермахта. Таковым считалось юго-западное направление. Между тем, наиболее мощные, массированные удары немецкие войска нанесли по войскам Западного особого военного округа.
Кроме того, еще раз повторимся – негативную роль могло сыграть ожидание многими командирами внезапных, необоснованных арестов. Страх перед репрессиями сковывал их инициативу, препятствовал объективности докладов о сложившейся обстановке, развивал боязнь прослыть трусами и паникерами, спровоцировавшими вооруженный конфликт с Германией. А Павлов, к тому же, высказывал свое возмущение в связи с массовыми репрессиями 1937—38 годов, о чем Сталин знал77…
Так что же это было – справедливый суд или расправа и акт устрашения для других полководцев?
Ответ однозначен. Сталин относил к наиболее эффективным средствам управления жесткие репрессии, вселявшие в других чувство страха. А в этом случае он к тому же снимал с себя ответственность за неподготовленность страны и армии к войне. Сегодня является очевидным, что значительная доля вины за трагедию первых дней войны лежит не на Павлове и других расстрелянных генералах, а на высшем руководстве страны…
Суд над генералами Павловым, Климовских, Григорьевым и Коробковым состоялся ровно через месяц после начала войны. Процесс проходил ночью в Лефортовском следственном изоляторе.
Председатель Военной коллегии В. Ульрих открыл заседание в 00.20 минут 22 июля 1941 года. И это вряд ли было случайное совпадение. Начало процесса могли специально приурочить к этой трагической для страны дате. А вот начавшийся в это время налет немецкой авиации оказался для судей неожиданным. По воспоминаниям секретаря судебного заседания А. Мазура, перетрусивший армвоенюрист, тыча пальцем в подсудимых, закричал: «Вот видите, до чего вы довели?»…
На вопрос Ульриха, признает ли Павлов обвинение по статьям 58—1 п. «б» и 58—11 УК РСФСР, подсудимый ответил:
– Виновным себя в антисоветском заговоре не признаю. Участником антисоветской заговорщической организации никогда не был.
Ни один из обвиняемых также не признал себя виновным ни в преднамеренном бездействии, ни в других преступлениях. Между тем, Павлов довольно точно назвал судьям причину своего и их ареста:
– Мы в данное время сидим на скамье подсудимых не потому, что совершили преступление в период военных действий, а потому, что недостаточно готовились к войне в мирное время.
Отрицая обвинение в том, что фронт был открыт противнику преднамеренно, Павлов подробно говорил о допущенных ошибках. И не только своих. Не будем их все перечислять. Об этом тоже написано достаточно много. И о неукомплектованности частей, и о нехватке топлива для танков, и о запоздалом занятии рубежей укрепрайонов…
История со временем все расставила по своим местам. Генерал Павлов и его сослуживцы не были изменниками Родины. Обвинения в этом тяжком преступлении даже судьи Военной коллегии в своем приговоре по этому делу, оглашенном на рассвете, переквалифицировали на воинские противоправные действия. Правда, вовсе не потому, что, исходя из своего судейского усмотрения, они сочли их несостоятельными. Просто Сталин, прочитав доставленный в Кремль проект приговора, передал Ульриху через Поскребышева свое указание убрать всякую чепуху вроде «заговорщицкой деятельности»78.
В приговоре указывалось, что «обвиняемые Павлов, Климовских, Григорьев, Коробков вследствие своей трусости, бездействия и паникерства нанесли серьезный ущерб РККА, создали возможность прорыва фронта противником на одном из главных направлений и тем самым совершили преступления, предусмотренные статьями 193—17 п. „б“ (бездействие власти… при особо отягчающих обстоятельствах) и 197—20 п. „б“ (сдача неприятелю начальником вверенных ему военных сил…) УК РСФСР».
По этим статьям всех четверых приговорили к расстрелу. Приговор был приведен в исполнение немедленно, а приказом НКО СССР №0250 от 28 июля 1941 года – объявлен в войсках.
В 1956 году Генеральный штаб вынес заключение по этому делу. Из него следовало, что генералы Павлов, Климовских, Григорьев, Коробков, Клич не виновны «в проявлении трусости, бездействия, нераспорядительности, в сознательном развале управления войсками и сдаче оружия противнику без боя».
Еще через год военная коллегия отменила приговор в отношении расстрелянных генералов за отсутствием в их действиях состава преступления. В определении указывалось, что «прорыв гитлеровских войск на фронте обороны Западного особого военного округа произошел в силу неблагоприятно сложившейся для наших войск оперативно-тактической обстановки и не может быть инкриминирован Павлову и другим осужденным по настоящему делу как воинское преступление, поскольку это произошло по независящим от них причинам»79.
2. Выполняя «разверстку»
В исторической литературе генерал-майор Н. А. Клич нередко упоминается, как осужденный вместе с Павловым, Климовских, Григорьевым и Коробковым. На самом деле это не так. Реабилитировали их действительно в один день. Но судила Клича Военная коллегия значительно позже. Как и некоторых других генералов, упомянутых в телеграмме Л. Мехлиса во время его инспектирования Западного фронта. В частности, командира 14-го мехкорпуса генерал-майора С. И. Оборина, командира 9-й сводной авиадивизии Героя Советского Союза генерал-майора авиации С. А. Черных, командира 42-й стрелковой дивизии генерал-майора И. С. Лазаренко, заместителя командующего ВВС Западного фронта генерал-майора авиации А. И. Таюрского. А также не попавших в список Мехлиса И. И. Семенова и Б. А. Фомина.