Где живет ум - Сергей Тюленев

Уже на волне удара он втянул девушку внутрь дома, закрыл дверь и, наклонившись над сбитым с ног дружком Мэтью, стал всматриваться в гримасы и хаотичные движения тела на полу. Тогда он даже немного заволновался: не зашиб ли парня дверью. Но все благополучно обошлось: звездочки в его глазах, видимо, стали проходить, и во взгляде начало появляться понимание.

Потом они, как две белых мышки перед удавом, сами протянули руки для пластиковых наручников и, пока Глеб надевал их, третья белая «мышка» – Мэтью, услышав шум в прихожей, словно корабль, заходящий в гавань, сам приплыл в его руки.

Разместив друзей поудобнее в просторном холле дома, где очень красиво, дополняя интерьер, стояло чучело той самой, пресловутой львицы, Глеб попросил их больше не шуметь и не шалить, предварительно вырвав телефонный провод и забрав мобильные телефоны.

Видимо, убедившись в серьезность своего положения и испытывая страх от повторного вторжения Глеба, троица сидела на диване, не производя лишних звуков, на лицах читались растерянность и покорность.

Поиски кристалла или денег ничего не давали – в комнатах было пусто и это злило его. Несколько раз он возвращался к Мэтью, задавая один и тот же вопрос про алмаз, но при этом, каждый раз делая тому больно, выдавливал из негра только слезы и сопли. Глядя на трусливое, искаженное страхом лицо воришки, Глеб начинал сомневаться и задумался: может, действительно – это ангольский продавец подменил камень?

Возвращаясь к поискам, он терял терпение и время, внутри него зарождалось чувство опасности – нужно было уходить. Взяв в сумочке девушки ключи и документы на джип, их с Мэтью гражданские паспорта и уже направляясь к выходу, он снова посмотрел на львицу – работа была безукоризненна. Вернувшись, Глеб нашел в столе ручку с бумагой и заставил Мэтью написать расписку на приобретение у того чучела.

Уходя, он срезал с пленников наручники и на прощанье, взяв Мэтью за ухо, ровным голосом сказал, чтобы тот на следующий день привез в отель львицу и деньги, смутно понимая, что камень, видимо, ему больше не светит…

Самолет летел ровно и спокойно. Не открывая глаз, Глеб продолжал мучиться одним единственным вопросом: как он мог так недооценить Мэтью и исключить возможность обращения в полицию?

Почему он так уверовал, что напугал его настолько, что тот, находясь в своей собственной стране, откажется от борьбы с ним?

Для него это был еще один урок психологии и жизни. Но все было бы хорошо, если бы не было так плохо: он летит в Москву без чужих денег и обещанного алмаза.

Открыв глаза, Глеб оглянулся на охранника: тот спал в позе уставшего человека – чуть запрокинув голову назад и слегка приоткрыв рот.

Нажав на кнопку «стюардесса», Глеб заказал себе коньку и, удерживая жидкость во рту, приступил к обдумыванию своего положения в Москве.

Москва

Часть 1

Аэропорт Шереметьево как обычно гудел разноликим народом и очередями, отчетливо напоминая проходную завода советского периода.

Глеб и Алексей медленно продвигались к пограничному окошку, впереди стоящие китайцы что-то оживленно обсуждали между собой, толкая полосатые баулы ногами.

– Вот народ! – Алексей, выспавшись в самолете, горел желанием поболтать. – Все на одно лицо, словно клонированные, и опять свои тряпки в Москву тянут; этим товаром уже забиты все рынки, а они все везут и везут. Интересно, – продолжал охранник, – Манечка моя приедет одна или обоих пацанов возьмет? Я уже так соскучился! Они мне даже снились недавно, ярко так снились, красиво… Ну, а тебя кто встречать будет? Как обычно: отец с матерью или Виктория твоя, свет-солнышко, все-таки появится?

Глеб молчал, он всегда ждал чуда или случая: постоянно на выходе пробегая глазами толпу встречающих, надеялся увидеть жену и поймать взгляд, полный радости от долгожданной встречи. Но сейчас он точно знал, что ее не будет…

– Родители, конечно, – уверенно произнес Глеб. – Кто еще может всю жизнь встречать нас, терпеливо дожидаться звонков, бежать помогать нам по первому зову и ничего не требовать взамен?..

– Да, это точно. – Алексей протянул паспорт в долгожданное окошко пограничного контроля и стал рассматривать симпатичную девушку в звании младшего лейтенанта.

Ее серьезное лицо было очень привлекательно, даже показная деловитость не портила прелестей юного возраста. Быстро пробежав глазами фотографию охранника, она щелкнула штампом в его паспорте и, уже перенося взгляд на Глеба, произнесла:

– Следующий!

Приняв паспорт, она торопливо открыла первую страницу и снова подняла глаза на Глеба.

– Вы сбрили усы? – Не дожидаясь ответа, она стала перелистывать странички паспорта. – А куда, скажите на милость, я должна поставить штамп? Все забито, нет ни одной свободной странички! Вам необходимо как можно быстрее заменить паспорт и, если уж вы решили теперь ходить без усов, то сделайте заодно новую фотографию… И кстати – так вам значительно лучше, – добавила она, ставя печать на еле отыскавшемся пустом пространстве.

– Спасибо за доброе слово! Вы находите, что мне так больше идет? – с интересом разглядывая девушку-пограничника, произнес Глеб.

– Да, следующий! – произнесла девушка, возвращая паспорт.

– А-а, Михалыч, да ты ловелас! – Расплылся в улыбке охранник, едва Глеб подошел к нему. – У, как она на тебя запала! И так сразу! Слушай, симпатичная блондинка, а глаза… глаза какие! Ты видел? И улыбалась тебе так мило… Чего растерялся-то? В таких случаях телефончик просят. Ну, когда еще в следующий раз на тебя, стареющего Конфуция, обратит внимания столь молодая и симпатичная девушка!

– Ой, болтун, спасу нет! – прервал поток советов Глеб. – Вон, вижу, чемоданы наши плывут. Иди лучше тележку подгони, а то глаза он разглядывает… Девушка просто вежливый сотрудник пограничной стражи и все, не более того. – Сделав паузу, он поднял обе руки и аккуратно потрогал место, где еще недавно были усы. – Слушай, – снова обратился к Алексею, – а может, и правда – мне без усов лучше? Тридцать лет носил – не задумывался, а теперь вот как-то непривычно, словно не моя губа, чужая.

Охранник, положив чемоданы на тележку, внимательно посмотрел на Глеба:

– Слушай, а что ты их вообще сбрил? Здорово… Две недели с тобой был, а только сейчас заметил, что ты у нас словно юноша! Конечно так-то лучше: и моложе стал, и симпатичней. Интересно, кто это тебя надоумил-то?

– Да вот, есть люди. – Ухмыляясь, Глеб взял тележку и пошел к зеленому коридору выхода из пограничной зоны. – Не то, что ты, невнимательный. Я уже не две недели, а целый месяц, как усы сбрил. Вот только на блондинок и смотришь, глазки им строишь… Босс внешность поменял, а он и не видит! Иди уже – Манечка вон ждет. Сейчас она тебе быстро мозги вправит! – Глеб рассмеялся. – Посмотрим, как ты сейчас, в ее глазки глядя, запоешь! Шагай уже, советчик фигов!

С улыбками на лицах они вкатились с тележками в толпу ожидающих. И, как это было уже много раз, Алексея встречала жена и прыгающие вокруг папы мальчики-подростки, а Глеба – его престарелые родители.

– Привет, сынок! – Отец уверенно подтянул Глеба к себе и, царапая щетиной, крепко поцеловал.

Мама, обхватив своих больших мужчин, стояла, прижавшись к ним, словно боялась что-то пропустить или не услышать. Она так любила встречать сына, испытывать трепетную радость от его возвращения домой, чувствовать облегчение, выбрасывая накопившиеся страхи и опасения за его жизнь и здоровье…

– Ну что ты, мам, уткнулась там внизу?.. Я прилетел, все нормально. – Глеб, взяв двумя ладонями лицо матери, посмотрел ей в глаза. – И что ты меня из Африки как после войны встречаешь? Все хорошо: я вернулся, видишь, живой, здоровый. – Глеб наклонился и поцеловал влажные и счастливые глаза матери.

Он разглядел в толпе встречающих Алексея, окликнул его и, жестом попрощавшись, произнес:

– Пошли уже домой, старички…

Отец взял тележку с чемоданом и направился к выходу из аэровокзала. Мама, подхватив сына под руку и семеня за широко шагающими мужчинами, стала рассказывать, сколько вкусностей она наготовила, как замечательно они сейчас посидят и как много всего им нужно рассказать друг другу…

Дорога из Шереметьево до дома как обычно была ужасной и раздражающей. Автомобильные пробки на кольцевой сменяли друг друга, словно передавали эстафету, но, свернув в сторону области, машина сразу поехала быстрее, и уже скоро им открылся вид на многоэтажки, построенные Академией Наук еще в далекие социалистические годы.

Выйдя из машины они, продолжая обсуждать прошедшие семейные события, вошли в подъезд. Каждый раз, заходя в дом родителей, Глеб испытывал неловкость и чувство вины. Так было и на этот раз. Вид покосившихся и местами сгоревших почтовых ящиков, гнутых и поломанных перил, ядовито-зеленой краски на стенах угнетал его убогостью и безысходностью. Поднимаясь по ступенькам к лифту, нос улавливал смешанные запахи мусоропровода, туалета и хлорки. Казалось, болото бедности затянуло всех обитателей этого дома на самое дно жизни.