Искатель. 1968. Выпуск №2 - Глеб Голубев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Только двое! — поспешно повторил он, когда в зале началось движение, и даже для убедительности показал на пальцах. — Как всегда, мы публично ответим лишь двоим, дабы рассеять последние сомнения неверящих. Остальные могут приходить для личной беседы в часы, указанные в наших объявлениях.
Видно, у этих космических чудотворцев строго разработанный ритуал и даже твердый график. Мне стало смешно.
Но дальше начались занятные вещи. Первой к проповеднику стремительно пробилась, растолкав всех, сухонькая старушка в черной шляпке и с зонтиком в руках и начала что-то быстро говорить ему на ухо. Они пошептались несколько минут, потом проповедник кивнул, отстранил от себя старушку и громко спросил у девушки, неподвижно застывшей в кресле, освещенной теперь ярким лучом света, падавшего откуда-то из-под потолка:
— Слышит ли твоя душа, о чем спрашивает эта женщина?
После короткой паузы девушка ответила:
— Да. Она хочет знать, стоит-ли ей вложить свои сбережения в акции интересующей ее фирмы или подождать. Стечение планет благоприятно, хотя есть угроза повышения налогов и роста цен…
Вторым к проповеднику протолкался рослый парень лет двадцати пяти с обветренным, загорелым лицом, наверное, крестьянин. Его интересовали виды на урожай винограда. «Гретхен» ответила ему обстоятельно, хотя несколько туманно. В этом не было ничего чудесного: прогнозы на урожай у нас печатают многие газеты.
Удивительным было то, что девушка опять каким-то образом угадала и этот вопрос, хотя парень задавал его на ухо проповеднику, как и старушка.
Никаких знаков девушке проповедник не подавал.
Может, все это было ловко подстроено заранее? Вряд ли: старушка и парень явно не походили на подставных лиц.
Вести себя так естественно могли бы только гениальные актеры. К тому же старушку в зале многие знали, вокруг нее сразу собрались кумушки, оживленно обсуждавшие чудо.
Опять зазвучала «космическая музыка», запели ангельские голоса. Разговоры и шум в зале стихли, Возбужденной толпой все сильнее овладевал мистический, суеверный экстаз. Я сама невольно ощущала это по себе…
— Введите ее! — громко и властно приказал проповедник.
Двое молодых мужчин в строгих черных одеждах, похожих
на монашеские рясы и в то же время опять-таки на какие-то костюмы космонавтов, медленно ввели под руки женщину с рано постаревшим лицом. Это бледное лицо было искажено страстным, мучительным ожиданием чуда. Глаза у женщины были широко открыты, но ничего не видели. Она была слепая.
Замерший в ожидании зал следил, как ее вели к проповеднику, отступившему еще дальше в темноту и почти невидимому.
Спящая девушка вдруг встала и походкой сомнамбулы отошла в сторону от кресла. Теперь ее тоже почти не стало видно, лишь смутно белело платье в темноте.
Слепую женщину усадили в кресло под слепящий свет прожектора. Но она не видела света, глаза ее не моргали.
— Готова ли ты, бедная сестра моя? — торжественно спросил проповедник.
— Да, я готова, — срывающимся голосом ответила женщина, вцепившись в подлокотник кресла.
— Тверда ли твоя вера?
— Да, тверда. Я верю, верю! — исступленно, как заклинание, несколько раз повторила женщина.
Пауза. Звенящая тишина…
— Спи! — вдруг властно приказал проповедник.
И женщина окаменела.
Луч света, падавший на нее, начал медленно меркнуть. Вот уже лицо женщины едва различимо…
— Сейчас ты прозреешь, сестра моя, — негромко и певуче начал говорить проповедник. — Я буду считать до пяти, и когда я скажу «пять», всемогущие космические силы Старших Братьев вернут тебе зрение. Ты снова все будешь видеть.
Я считаю. Раз… Два…
Он считал медленно, размеренно, монотонно, и напряжение в зале все нарастало…
— Три… Четыре…
Какая длинная пауза!
— Пять! Проснись! Ты видишь!
Женщина вскочила, закрыла ладонями глаза, тут же снова отняла их от лица и неистово закричала на весь зал:
— Я вижу! Вижу! Господи, я вижу!
Ее подхватили под руки и увели, почти потерявшую сознание.
Трудно передать, что творилось в зале. Перекрывая всхлипывания и возгласы зычным голосом, проповедник выкрикнул, простирая перед собой длинные руки:
— Поклонимся Космическому Пламени!
И вдруг у его ног словно разверзлась огненная бездна!
В полу открылась яма, доверху наполненная раскаленными углями. Проповедник взмахнул руками, словно готовящаяся взлететь серебристо-багровая птица:
— Поклонимся Космическому Пламени, братья и сестры!
С этим возгласом он быстро подошел к самому огню, склонился над ним в низком поклоне и вдруг, набрав полные пригоршни пылающих углей, погрузил в них свое лицо, будто совершая некое «огненное омовение», а затем подбросил угли высоко кверху. Огненные полосы прочертили воздух.
Не успела я опомниться, как проповедник, будто ни в чем не бывало, вернулся на свое место. А к огненной яме неторопливо и торжественно подошла «Гретхен» в белом платье. Теперь стало видно, что она босая.
Под ликующее пение «космических голосов» девушка спокойно ступила босыми ногами на раскаленные угли и так же неторопливо, величаво прошла по ним.
Я вскрикнула, ожидая, что вот сейчас вспыхнет ее легкое платье и девушка на наших глазах превратится в живой пылающий факел…
Крики ужаса раздавались и в других концах зала.
Но ничего не произошло. Платье почему-то не вспыхнуло.
Девушка с отрешенным видом лунатички прошла по всей дорожке из раскаленных углей, и ноги ее были, видимо, целы и невредимы.
— Эх! Не могу, — проговорил вдруг рядом со мной доктор Жакоб и начал быстро раздеваться.
8. СКАНДАЛ В «СВЯТОМ ДОМЕ»
Оставшись в одной рубашке и плавках, похожих на ту набедренную повязку, в какой он выступал на сцене, доктор Жакоб легко вскочил на низенькие перила, ограждающие нашу ложу, и крикнул:
— Уважаемые зрители, минуточку внимания!
Все лица повернулись к нему.
— Я атеист и не верю ни в бога, ни в какие-то там загробные голоса. Но я тоже могу творить подобные чудеса, они доступны каждому нормальному человеку.
С этими словами он спрыгнул в зал, прошел сквозь спешно расступающуюся толпу к огненной дорожке и вступил на нее. Стоя в огне, он набрал полные горсти раскаленных углей, покачал головой и, сказав громко:
— Жалко, уже остыли, — старательно сдул с них серый пепел.
Угли запылали ярче, и Жакоб начал растирать ими ноги, словно это была обыкновенная массажная губка.