Я плюс все - Карен Арутюнянц

Я понял.

– Ты знаешь, – сказал я, – тогда я не смогу играть в твоей пьесе.

Гоша насупился.

– Ладно! – Гоша хлопнул меня по плечу. – Играй Юношу в очках! А Баран будет Спившимся продавцом! А он вообще согласен? Ты ему говорил?

– Нет, – сказал я. – Но он не откажется. – Ну, смотри, – Гоша кивнул и убежал на физику.

Я тоже хочу сочинять

После уроков я сразу же пошёл домой.

Мне ужасно захотелось что-нибудь написать! Самому! Какую-нибудь пьесу. Но не здесь, в школе.

Здесь шумно. Невозможно сосредоточиться.

Поэтому я спешу домой.

Правда, я задерживаюсь у наших футбольных ворот.

Они потемнели.

Они одиноко стоят на пустыре. Ждут нового футбольного сезона.

Кто-то предложил играть в хоккей. Но снега всё равно нет. Да и не люблю я махать клюшкой…

Я прикасаюсь к шершавой штанге.

Я слышу наши вопли, удары по мячу… и бегу домой.

– Как дела? – спрашивает мама.

– Хорошо! – говорю я.

– Иди ужинать, – зовёт мама.

– Мам, я потом, – отвечаю я.

– Ну как хочешь…

Я достаю чистую тетрадь, беру ручку и вывожу первое слово: «Я…»

Время идёт, а мне больше ничего не приходит в голову.

Возвращается с работы папа.

Заглядывает в комнату:

– Как дела? – спрашивает он.

– Нормально! – отвечаю я.

– Ел? – спрашивает папа.

– Я потом, – говорю я.

– Ну-ну… – папа исчезает.

«Я люблю море, – вдруг пишу я. – Я люблю, когда кричат чайки. Гудит пароход. Что там, за горизонтом?

Ещё я люблю летящий мяч. Вот он сейчас упадёт, и я по нему ударю. Куда он полетит?

Я люблю деревья. Как они раскачиваются. Дует ветер. А вдруг однажды деревья возьмут и улетят?

Конец».

Я закрыл тетрадь и подошёл к телефону.

Баран взял трубку.

– Боря, – спросил я, – ты хочешь стать актёром?

– Чего-о? – удивился Баран.

– Один человек, – сказал я, – создал театр, и он приглашает нас играть в своём театре.

– Чего-о? – не поверил Баран.

– Да, – сказал я. – Это очень хороший театр. А пьеса называется «Серый пиджак без рукавов».

– Не… – прохрипел Баран. – Я не смогу…

– Сможешь, – сказал я.

– Да ну… – просипел Баран. – Смеяться будут…

– Кто? – спросил я.

– Народ, – ответил Баран.

– А ты наплюй! – сказал я.

– Не… не могу… – повторил Баран.

– Да чего ты заладил, как баран?! – вдруг заорал я и бросил трубку.

Я разозлился на Барана, на себя, на Гошу с его театром, на море, на пароход, на чаек, на деревья.

Я только на штангу не разозлился, потому что она и без того мокнет под дождём.

Потом позвонил Баран и сказал:

– Да ладно… Чего ты бесишься? Буду я играть в вашем театре… А кого?

Три товарища

Через неделю, после седьмой репетиции, Баран спросил:

– А чего это я… того?

– Ты про что? – дёрнулся Гоша.

– Чего это я «спившийся»?

– Ты что, до сих пор не понял? – занервничал Гоша.

– Ну не понял, – напрягся Баран. – А ты объясни.

– Что объяснить? – Гоша повернулся ко мне. – Что я должен ему объяснить?!

– Объясни, – упрямо повторил Баран.

– Он пил, пил и спился! – повысил голос Гоша.

– А чего он пил?

– Слушай, – Гоша выпучил глаза. – Вот он – Юноша в очках! Давай спросим у него: «Почему ты в очках?!»

– Ну? – не понял Баран.

– Что «ну»? Ты же не спрашиваешь у него, почему он надел очки? Это же тебе и так ясно! Верно?

– Ну?

– Ты же не спрашиваешь у меня, почему я Мужчина неопределённого возраста?

– А почему? – спросил Баран.

Гоша беспомощно взглянул на меня и как-то даже осунулся:

– Где ты его нашёл?

– Не! Ты объясни! – Баран встал со стула и зашагал по комнате.

Комната у Гоши очень уютная. Она мне сразу понравилась.

Комната почти пустая: только кровать, небольшой стол, два старых деревянных скрипучих стула и шкаф для одежды, где, кроме одежды, хранится Гошина библиотека.

По стенам Гошиной комнаты развешаны плакаты: с музыкантами и актёром Бельмондо. Над кроватью висит портрет писателя Антона Павловича Чехова. В тоненькой красной рамочке. Баран в первый день увидел Чехова и сказал:

– Я этого мужика по телику видел. Он про кенгуру рассказывал.

Гоша схватился за голову и выбежал на кухню. Я подумал, холодной воды попить, чтобы успокоиться, а он вернулся с тортом.

Мы с Бараном очень удивились и засмущались. Гоша сказал:

– Надо же отпраздновать! Это такое знаменательное событие – создание собственного театра!

Мы заулыбались.

– Ну! – согласился Баран. – Событие!

– А как мы его назовём? – спросил я.

Гоша задумался.

– ГГБ! – вдруг выпалил Баран. – Гоша, Гоша, Боря!

Мы с Гошей переглянулись.

– Это первый вариант, – дипломатично заметил Гоша. – А я предлагаю название «Комната»!

– А чего? – важно заметил Баран. – Тоже нормально!

– А ты? – спросил у меня Гоша.

– Папа однажды приносил книгу из библиотеки, – вспомнил я. – Она называлась «Три товарища».

– Хорошее название, – сказал Баран. – Культурное.

– Да, – потёр подбородок Гоша. – В этом что-то есть… Проголосуем?

– А чего голосовать? – сказал Баран. – Мне больше Гошана название нравится – Три товарища».

– Ну что ж, – согласился Гоша. – Значит, «Три товарища»! Итак, за «Трёх товарищей»!

Мы «чокнулись» кусками торта…

Это было неделю тому назад.

А сейчас Баран, по-бараньи пригнув свою большую голову, шагает по Гошиной комнате и талдычит своё:

– Объясни! Объясни!..

– Да не буду я тебе ничего объяснять! – горячится Гоша. – Хочешь, играй, не хочешь, скатертью дорога!

– Ну и вали! – говорит Баран. – Мы сами разберёмся!

– Кто – я?! – Гоша зеленеет.

Мне смешно. Я встаю между ними и тихо так говорю:

– Ринг! К бою!

– Чего?! – рычит Баран.

– Что?! – вопит Гоша.

– К бою, – повторяю я.

Внезапно они хватают меня и начинают щекотать.

– Ай! – визжу я. – Нет! Нет! Только не это!

Мир восстановлен. Репетиция продолжается.

– Небо! Я давно не видел тебя! – завывает Гоша.

– Чего ты орёшь? – перебивает его Баран. – Чего ты бесишься?!

А я думаю: «Надо же, Баран прямо как режиссёр… Во всём хочет разобраться… А анекдоты не понимает…»

Увлекающиеся натуры

Алика пересадили. Уж очень он азартно играет в крестики-нолики! Что же поделать! Баскетболист, нападающий. Да и я футболист. Хоть и любитель. Игроки! Увлекающиеся натуры…

Наша классная сказала:

– Алик, на тебя жалуются учителя! И на тебя, Гоша, тоже! Я понимаю, вы дружите! И если я разлучу вас, вы сделаете из этого трагедию! Но это жизнь, мои хорошие! Поэтому… ты, Алик, посиди с Ирочкой. Нет-нет, не с Демьяненко! А с Ирочкой Второй… А ты, Жанна, пожалуйста, пересядь на место Алика…

– Ты не переживай! – вздохнул Алик, расставаясь со мной.

– Не волнуйся! Я не переживаю, – ответил я. – Ты же всё равно рядом! Подумаешь! В метре от меня.

Сдружились мы…

Жанка шумно плюхается рядом.

– Привет… – шепчет она.

– Привет, – киваю я. – Давно не виделись.

Жанка хихикает.

Вообще-то, она серьёзная. К ней не подступишься. Поэтому её хихиканье меня слегка удивляет. Даже настораживает.

– Угощайся, – снова шепчет Жанка.

Она открывает под партой жестяную коробочку с леденцами и кладёт её на краешек своего стула.

– Спасибо, – вежливо отказываюсь я. – Сладкое не ем.

Вроде бы отстала.

Вдруг шепчет:

– У тебя есть красная ручка?

– Нет, – шепчу я. – Только зелёная. И то не пишет…

– Вообще не пишет?

– Вообще.

– Хочешь, я тебе подарю? – шепчет Жанка. – У меня есть!

– Спасибо. Не нужно, – шепчу я.

Замолчала. Но, чувствую кожей правого уха, не успокоилась.

– Ладно, – шепчу я, – давай свою ручку!

Жанка радостно подмигивает:

– У меня их много! И все зелёные!

Она протягивает мне маленькую изящную шариковую ручку длиной с полпальца.

– Откуда? – спрашиваю я.

– Дядя подарил. Мамин брат, – Жанка забавно морщит нос.

Я разглядываю ручку. Красивая. Только выскальзывает из пальцев. Слишком миниатюрная.

– Она с ароматом ананаса, – шепчет Жанка. – Индийская.

Я пишу в тетрадке этой самой ручкой с ароматом ананаса и чувствую резкий запах. Я с трудом сдерживаю чих.

Странный запах у индийских ананасов.

– Мне этот аромат ужасно нравится, – шепчет Жанка. – У меня от него голова кружится… А у тебя?

Я шепчу:

– Тише! Ракетка смотрит!

Ракеткой мы называем нашу классную. Она тощая и играет в теннис. И всё время рассказывает про какие-то кремлёвские шлемы. Я особенно не прислушиваюсь, но при чём тут география, не пойму.

Ракетка преподаёт нам географию.

Оригинально преподаёт.