(Не) мой папа - Маргарита Дюжева

Вести себя решила скромно. Извинюсь за то, что не оправдала надежды и прополоскала его бубенцы в кипятке, покаюсь, что я «не такая», и разойдемся друзьями. Ладно, может, и не друзьями, но хотя бы сохраним холодный нейтралитет.

К сожалению, по причине отсутствия начальника на рабочем месте сходу эту проблему решить не удалось. Его компьютер был включён, пальто висело на вешалке, но самого Константина Олеговича не было. Возможно, решил получше ознакомиться со своими новыми владениями, а может, какое-то внеплановое собрание. Не знаю. Но самовольно без предупреждения перейти обратно я не могла, поэтому пришлось вернуться в приемную.

Я принимала звонки, делала пометки в блокноте, готовила документы. В общем, выполняла свои обязанности в полном объеме, не забывая посматривать на часы.

Где его носит? Каждая минута ожидания лишает меня частички уверенности в собственных силах и спокойствия.

Когда на часах был уже почти полдень, он, наконец, появляется. Бодрым шагом заходит в приемную и, заметив меня, хмурится. Я встаю со стула и с натянутой улыбкой произношу:

— Добрый день.

— Зайди ко мне через полчаса.

Взгляд сам опускается на то место, куда я ему кофе плеснула, и в горле пересыхает.

— Хорошо.

Вроде не злой. Хмурый, но не злой. Может, понял, что перегнул палку, и нельзя было такое предлагать новой сотруднице? Да и любой другой.

Эти полчаса сижу как на иголках. Снова проговариваю про себя речь, собираюсь духом. Когда приходит время, желаю себе удачи и иду к нему.

— Константин Олегович…

— Проходи, — произносит, не глядя на меня, что-то быстро печатая на компьютере, — минуту подожди.

Я жду. Сажусь на стул напротив него и жду, сложив руки на коленках. Он будто специально испытывает мое терпение: сначала набирает, потом отправляет, потом звонит и уточняет все ли пришло. Я наблюдаю исподтишка, пытаясь понять, какое у него настроение, ждет ли меня кровавая расправа или все пройдет тихо-мирно.

Наконец, начальник заканчивает свои дела и, облокотившись на стол, смотрит на меня. Ждет, не начиная разговор первым, а я внезапно теряюсь.

Ну же, Женя, хватит тупить!

— Константин Олегович, я сегодня всю ночь думала о том, что вчера произошло.

Мужчина вопросительно поднимает брови, ожидая продолжения. Голос почему-то пропадает, приходится откашляться, прежде чем я могу продолжать:

— Во-первых, я хочу извиниться за то, что облила вас кофе. Это было рефлекторное действие, я не контролировала себя. Простите, некрасиво получилось. Во-вторых, — оттягиваю воротник водолазки, который внезапно начинает душить, — я уверена, мы просто неправильно друг друга поняли. Вчера был сложный день, стресс от новой работы. И у вас, и у меня… Мы просто сорвались.

— И?

— И я подумала, что для всех будет лучше, если мы просто забудем об этом инциденте, и я вернусь на свое прежнее рабочее место.

— Неправильный ответ, Женечка, — на красивых губах расцветает холодная ухмылка.

— Какой же, по-вашему, я должна была дать ответ?

— Я все обдумала, Константин Олегович, поняла, что была неправа и готова исправиться, — подсказывает он.

— Под «готова исправиться» вы подразумеваете: залезть под стол и сделать то, о чем вы вчера просили?

— Можешь под стол, можешь на стол — мне все равно.

— Спасибо, но нет.

— Куда же ты денешься?

— Я от вас ухожу на прежнее место.

Он снисходительно улыбается:

— Серьезно? Вот так просто пойдешь работать в отдел, в котором уже не числишься? Без моего разрешения? Без моей подписи в приказе о переводе?

Лана была права. Как всегда. Все-таки придется мне искать новую работу.

— Хорошо. Значит, я просто уволюсь, — беру лист с его стола, ручку и размашистым почерком пишу заявление на увольнение.

Мне плохо до тошноты. Зачем я согласилась стать его помощницей? Сейчас бы сидела спокойно на своем месте и разбирала бумажки, а какая-нибудь другая женщина краснела и мучилась от всего этого.

Уйти-то ведь просто. Заявление написал и к стороне. Я даже две недели отрабатывать не буду — на больничный сяду. Это не проблема. Только вот жить-то на что-то надо. Вряд ли я найду новое место, едва выйдя за дверь. Хотела подарки Маришке хорошие купить, а теперь придется растягивать отложенные деньги, чтобы хоть как-то дотянуть до новых выплат.

В жизни не думала, что попаду в такую ситуацию. Стыдоба.

Константин Олегович молча наблюдает, как пишу это несчастное заявление. Я кожей чувствую его интерес. Хоть бы отвернулся, гад, сделал вид, что не замечает. Но нет, он смотрит в упор, терпеливо ждет.

— Вот, пожалуйста, — ставлю жирную точку и пальцами подвигаю к нему лист.

— Надо же, как интересно, — он его берет и внимательно читает, кивая и добавляя глубокомысленное «угу». — Просто великолепно.

А потом просто берет и рвет этот лист пополам.

У меня ступор. Смотрю на него с открытым ртом, хлопаю глазами и не понимаю, что происходит.

— Я напишу еще одно.

— Его ждет та же учесть.

— Отнесу сразу в отдел кадров.

— Тебе же хуже.

Я давлюсь от бессильной ярости:

— Что вы ко мне привязались?! Найдите себе какую-нибудь грудастую красотку и возите ее по столу сколько захотите! Я-то вам зачем нужна? Обычная мать-одиночка с ребенком и забитой проблемами головой. Мимолетные интрижки «для блеску глаз» мне не интересны. До вас и вашего удовлетворения мне вообще нет никакого дела.

— Это игра, Женечка.

— Не называйте меня Женечкой, — я поднимаюсь на ноги, — так ко мне обращаются только самые близкие люди.

— Почти про нас. Не сегодня так завтра ты все равно сделаешь так, как я скажу.

— Перебьетесь, — я уже разозлилась настолько, что пар валит из ушей. Было бы под рукой кофе, я бы не только ему на портки, но и в морду плеснула.

— Я не подпишу твое заявление.

— Тогда я просто больше не выйду на работу. Ставьте прогулы.

— Непременно, — он снова улыбается, и эта улыбка вымораживает меня больше всего.

Ненавижу.

— До свидания.