Служанка Артемиды - Оливия Кулидж

Повозка снова затрещала, Юнис громко вскрикнула.

Путы на ногах мула задержали его, и он завалился на бок, сломав оглоблю. Юнис вместе с хозяйским сундучком вывалилась из повозки. Работник подбежал к мулу и уселся ему на голову. Это утихомирило взбешенное животное, и Лидий смог освободить его ноги от пут.

И заяц, и преследовавшие его собаки были уже далеко. Охотники бежали за ними следом, и только один из них остановился выяснить, что произошло. При виде Алы, склонившейся над стонущей Юнис, молодой человек только присвистнул. Клейтос был занят лошадью, Лидий вместе с работником возились с мулом, и помощи от них ждать не приходилось.

– Вы, наверное, едете в храм? – спросил молодой человек.

Клейтос хмуро посмотрел на незнакомца. Он не считал, что виноват в происшедшем, но чувствовал себя в дурацком положении. Ведь его обязанностью было оберегать сестру от внимания посторонних.

– Верхом на лошади я доберусь туда за час, – ответил он холодно, даже не упомянув про Алецию, – и, пока я буду ездить, слуги починят повозку.

– Клейтос, – позвала его Ала, – Клейтос, Юнис плохо.

– Успокойся, – рявкнул Клейтос, возмущенный тем, что сестра посмела вступить в разговор. – Лидий, ты присмотришь за Юнис.

– У нее с коленом беда, хозяин, – Лидий сокрушенно покачал головой, – ее придется нести вдвоем. А надо и за мулом присмотреть.

Клейтос взглянул на мула. Он был уже на ногах, но продолжал в бешенстве поводить красными дикими глазами. Юнис ни за что не согласится ехать у него на спине.

– Ладно, Лидий, придумай сам что-нибудь, – неуверенно ответил Клейтос. – Вставай, Ала, нам пора ехать.

Мальчик пытался подражать отцу, но это у него плохо получалось. Ала совсем его не боялась.

– Это же Юнис. – Девочка готова была настаивать на своем. – Клейтос, я никуда не поеду, пока Юнис в беде.

Незнакомец с улыбкой наблюдал их перепалку. Он был на несколько лет старше Клейтоса, немного плотнее его, и, конечно, он был не так красив, но улыбка у него была приятная.

– У меня тоже есть старая няня, – мягко сказал он, – так что мы могли бы отвезти Юнис на моей лошади к нам на ферму. Моя мать живет в Афинах, но у нашего арендатора есть жена и служанки. Я думаю, они смогут помочь ей.

Все это было сказано очень вежливо и серьезно, но глаза у юноши весело поблескивали. Клейтос напыщенно поблагодарил его и представился:

– Я – Клейтос, сын Конона.

– Я так и подумал. Есть сходство, – ответил молодой человек, беззастенчиво разглядывая Алу, которая действительно была очень похожа на отца. – А я – Николаос, сын Никандра.

Клейтос почувствовал огромное облегчение. Он не раз видел Никандра, это был уважаемый человек, и знакомство с его сыном не могло вызвать никаких возражений. Стонущую Юнис благополучно разместили на лошади Николаоса, которую осторожно повел Лидий. Сзади следовал работник с мулом, нагруженным перевязанным веревками сундучком Алы. Молодые люди шли рядом, причем Клейтос занял место между Алецией и Николаосом.

Ала совершенно не смущалась. Она была уверена, что отец не осудит их с братом, раз Юнис так страдала. А как приятно было слушать рассказы Николаоса о том, как у них в имении выращивают оливковые деревья, какая там хорошая глина и из нее делают посуду. Его отец купил в известной мастерской раба-художника, и теперь лучшее оливковое масло из их имения продавалось в красивых глиняных сосудах. Масло доставляли в порт Пирей на маленьком каботажном судне, а там грузили на борт большого торгового корабля. Благосостояние семьи Николаоса строилось на торговле, и его отец обычно проводил лето в имении. Но в этом году пришла его очередь управлять военным кораблем и вместо него в имение поехал Николаос, которому предстояло оставаться там, пока не закончится сбор урожая.

– Я уже окончил военную службу, – объяснил он.

Ала слушала очень внимательно, даже не подозревая, что все сказанное Николаосом было предназначено скорее для нее, чем для брата. Сестер у Николаоса не было, отец собирался вскоре его женить, и ему хотелось узнать побольше о девушках из благородных семей. Он вовсе не был уверен в том, что намерение отца ему по душе, но сейчас, наблюдая за девочкой, которая не сводила глаз с брата и ловила каждую его улыбку, подумал, что это, пожалуй, было бы не так уж плохо.

Але ничего подобного и в голову не приходило, но ей нравилось слушать умный мужской разговор, и она радовалась тому, что ее брат так много знает и об оливковом масле, и о гончарном деле, и о торговле. Она думала о том, что жена арендатора поможет Юнис, и втайне надеялась, что они переночуют в доме Николаоса. Торговля была в те времена чисто мужским занятием, а вот лечение болезней – женским. Ала понимала, что она точно так же несет ответственность за Юнис, как и ее старая няня отвечает за нее. Атенаис не уставала повторять дочери, что хорошая хозяйка всегда заботится о своих рабах.

– Вы могли бы остановиться у нас, – сказал Николаос Клейтосу, – вы никого не стесните. В доме есть слуги, и женская половина достаточно большая.

Казалось, Николаос прочел мысли девочки, и она, позабыв о том, что он – просто незнакомец, с которым ей не полагается вступать в разговор, импульсивно ответила:

– Я останусь с Юнис, пока ей не станет лучше! Клейтос покраснел до корней волос, но решил, что лучше сейчас не спорить с сестрой, а Николаос улыбнулся в ответ.

– Вы можете оставаться у нас столько, сколько захотите, – приветливо сказал он, глядя в глаза девочке, – и ваша красивая птичка тоже.

Храм

Алеция осталась одна и огляделась по сторонам. Жрица, которая привела ее в комнату, сразу ушла, сославшись на свои обязанности, и сказала, что вскоре за девочкой кто-нибудь зайдет. Может быть, в такой момент следовало немного поплакать, но почему-то Ала улыбалась, вспоминая, как посмотрел на нее Николаос, когда жрица велела ей попрощаться с братьями. Один только Клейтос чувствовал себя не в своей тарелке. Николаос предложил отвезти его в кавалерийский полк, где еще недавно служил он сам и где предстояло служить Клейтосу. От такого предложения отказаться было невозможно. Клейтосу хотелось поскорей познакомиться со своими будущими товарищами и пришлось согласиться с тем, чтобы Николаос проводил их до храма, тем более что жена арендатора должна была ехать в повозке вместе с Алецией.

Из-за ошибки жрицы молодые люди почувствовали себя неловко, и прощание было скомкано. Николаос успел успокоить Алу насчет Юнис: ее повезут домой на носилках, закрепленных между двумя лошадьми, и не причинят ей никакого вреда. И прежде, чем Клейтос успел ему помешать, Николаос подмигнул Але и шепнул ей на ухо, указывая на жрицу: «Посмотри, прямо лошадиная морда!» Пожилая жрица и в самом деле не отличалась красотой. У нее было длинное, мрачное лицо, крупные выступающие зубы и впалые виски. Ала с трудом удержалась от того, чтобы не захихикать.

Ну а потом, когда все уехали, плакать было уже поздно. Кроме того, Ала боялась, что девочки будут ее дразнить, если заметят, что у нее глаза покраснели от слез. Надо было чем-то заняться, и Ала поставила свой сундучок рядом с остальными. Она хотела выпустить Солона из клетки, но побоялась: комната была такой чистой, а голубь мог напачкать.

Девочка присела на край кровати, устроенной из белого камня, заделанного в пол. Основание было перетянуто кожаными полосами, на которых лежал матрас, набитый сухим тростником, издававшим приятный запах. Ала поставила клетку с Солоном на колени, положила на нее руки и поглядела по сторонам. По стенам комнаты выстроились одиннадцать кроватей, все одного размера, рассчитанного на девочек Алиного возраста. Около каждой кровати стоял столик. В дальнем конце комнаты выстроились в ряд сундучки. В стены были вделаны крючки, на которых висели самые разнообразные вещи. В нише стояла маленькая глиняная лампа. Был тут и умывальник на подставке, и кувшин. Ала захотела попить, но воды не оказалось.

В этой белой комнате не было окон, но широкий дверной проем выходил во двор, к нему с одной стороны примыкал храм, а с другой – колоннада. Посередине двора росло красивое развесистое дерево, в тени которого девочки обычно работали. Здесь стояли табуретки, незаконченные корзиночки из тростника, мотки шерсти и прялки. Ала взяла клетку с Солоном и вышла из комнаты.

Вокруг не было ни души, но двор, по крайней мере, казался обжитым. Здесь, в тенистом уголке, Ала обнаружила зарытые в землю сосуды для воды и небольшой ковшик. Рядом стояли ручная мельница для муки, горшки и кувшины, жаровня для готовки, тут же был вход в кладовую, где хранились продукты, а по стенам были развешаны луковицы в связках.

Ала не стала туда заходить, опасаясь, что ее не похвалят за любопытство. Она поспешила вернуться назад, но, когда вошла в комнату, поняла, что попала не туда. Тут стояли точно такие же одиннадцать кроватей, столы и сундучки, но ее вещей не было. Сердце девочки замерло от страха, она на цыпочках вышла из комнаты и заглянула в следующую. Это была ее комната, и девочка уселась на свою кровать, сердце ее отчаянно билось от страха.