Неугомонная - Уильям Бойд

Бодрым шагом Ева начала спускаться вниз к реке, рюкзак стучал ей по пояснице. Она убеждала себя в том, что это было «тренировкой», которую следовало выдержать в надлежащем состоянии духа. На инструктаже ей сказали, что это не гонка и что важнее всего понять, как люди будут бороться со сном, как у них развита ориентация в пространстве и смогут ли они проявить инициативу. Еве предстояло за определенное время отыскать дорогу домой при условии, что она не будет знать свое изначальное местонахождение. Именно для этого Ло завязал Еве глаза и возил ее не меньше двух часов; это она поняла сейчас, глядя на краснеющий закат. В дороге Ло был необычно разговорчив (как догадалась Ева, для того, чтобы она не могла что-либо вычислить и запомнить).

Высадив девушку на краю отдаленного глена, Ло сказал ей с едва заметной улыбкой:

— Возможно, вы в двух милях от нужного места, а возможно, и в двадцати. Но вы вряд ли это поймете, мисс Далтон.

Речка, бежавшая по долине, была бурого цвета, мелкая и быстрая. Оба ее берега покрывала густая растительность. Это были в основном малорослые деревья с густой листвой и бледно-серыми изогнутыми стволами. Ева ровным шагом пошла вдоль берега по течению, заходящее солнце разбросало вокруг нее по траве и кустарникам желто-оранжевые пятна. Тучи комаров роились над заводями, и, по мере того как на землю спускался поздний шотландский вечер, утихали птичьи голоса.

Когда солнце опустилось за западный край глена, а свет в долине стал нейтрального серого цвета, Ева решила расположиться на ночь. Ей показалось, что она прошла пару миль, но никаких признаков домов или другого человеческого обиталища она пока не обнаружила; поблизости не было ни сарая, ни лачуги, в которой она могла бы укрыться. В рюкзаке у нее лежали плащ, шарф, фляга, свеча, коробок спичек, небольшой пакет с туалетной бумагой и несколько бутербродов с сыром, завернутых в вощеную бумагу.

Ева нашла поросшую мхом впадину между корнями дерева и, расстелив плащ, свернулась калачиком в этой импровизированной постели. Она съела один бутерброд, оставив остальные на ночь. Она призналась себе, что пока ей нравилось, как развивается это приключение, она почти с нетерпением ждала ночевки на открытом воздухе. Журчание воды по круглой гальке дна речки успокаивало; от этого девушка чувствовала себя менее одиноко, и ей уже совсем не хотелось зажигать свечу, чтобы сдерживать натиск темноты — на самом деле было даже приятно побыть вдали от своих коллег и инструкторов в Лайн-Мэнор.

В тот день, когда она прибыла на Уэйверли-стейшн, старший сержант Ло повез ее на юг от Эдинбурга, а затем вдоль долины Твид сквозь череду фабричных поселков, казавшихся ей почти одинаковыми. Затем они пересекли реку и направились в глубь страны; то тут, то там им попадались крепкие крестьянские дома с угодьями и мычащие стада; холмы вокруг становились все выше (овцы на них казались точками), леса — гуще, дремучее. Потом, к ее удивлению, они въехали в красиво украшенные ворота поместья с аккуратными сторожками по обе стороны и двинулись далее по извилистой дорожке со старыми буками по краям — к каким-то двум большим белым зданиям с ровно подстриженными газонами, расположенными так, что они образовывали свою собственную долину, уходившую на запад.

— Где мы? — спросила Ева у Ло, выходя из машины и осматривая голые круглые холмы вокруг.

— В Лайн-Мэнор, — ответил он, не добавив более ничего.

Два здания, которые Ева видела издали, оказались на поверку одним. То, что она приняла за второе здание, было длинным крылом, оштукатуренным и побеленным известкой так же, как и главное здание, но, очевидно, гораздо позднее. Главное здание напоминало какое-то хранилище с толстыми стенами, было на один этаж выше второго и имело маленькие несимметричные окна и крытую темным шифером крышу. Ева слышала шум воды в реке и различала свет окон какого-то другого здания сквозь завесу деревьев за полем. «Не самая глушь, — подумала она, — но почти».

Сейчас, когда Ева лежала в объятиях корней своего дерева, убаюканная постоянно меняющимися звуками речного потока, она вспоминала эти два странных месяца в Лайн-Мэнор и думала о том, чему она там научилась. Это место стало казаться ей чем-то вроде необычной закрытой школы, да и образование, которое она получила там, было странным: азбука Морзе, прежде всего, бесконечная азбука Морзе, доведенная до совершенства, а еще стенография и стрельба из нескольких видов оружия. Ева научилась водить машину и получила водительские права, умела читать карту и пользоваться компасом. Она могла поймать, освежевать и приготовить кролика и других диких зверюшек. Она научилась заметать следы и прокладывать ложную тропу. А еще Еву научили составлять простые коды для себя и расшифровывать чужие. Ей показали, как подделывать документы, и теперь она могла убедительно изменять имена и даты при помощи набора специальных чернил и мелких точных инструментов; она научилась подделывать (вырезая из ластика) смазанную служебную печать. Она ознакомилась с анатомией, стала понимать, как функционирует человеческий организм, каковы его естественные потребности в питательных веществах и где находятся его слабые точки. Еву научили следить за подозреваемым объектом на улицах тех же самых фабричных поселков в оживленные утренние часы в одиночку, в паре или даже в составе группы из трех и более человек. Следили и за ней: Ева начала понимать, когда за ней следует «хвост», и научилась различными способами уходить от него. Она узнала, как делать невидимые чернила и как их потом проявлять. Все это было интересно, а порой и очень увлекательно, но «разведка», как эти предметы назывались в Лайне, была делом вовсе не шуточным. И если вдруг у кого-нибудь из учеников появлялось желание позабавиться, не говоря уже о настоящем веселье, Ло и его коллеги-инструкторы бывали очень недовольны. Не все в Лайн-Мэноре было понятно, кое-что ставило Еву в тупик. Когда однажды остальные «ученики» направились на аэродром Тернхауз в Эдинбурге, чтобы научиться прыжкам с парашютом, ее не взяли.

— Почему? — спросила Ева.

— Господин Ромер говорит, что это необязательно.

Однако другие предметы господин Ромер считал обязательными. Дважды в неделю Ева сама ездила в Эдинбург на поезде, где в Барнтоне брала уроки ораторского искусства у застенчивой женщины, которая медленно, но уверенно стерла последние следы русского акцента из ее английской речи. Ева обнаружила, что начала говорить на манер актрис в британских фильмах: строго, ясно и отчетливо, не растягивая гласные и резко произнося согласные, со слегка вибрирующим «р». Она заговорила как молодая англичанка, представительница среднего класса, получившая образование в частной школе. Никто не интересовался, как она говорит по-французски или по-русски.

Во второй раз Еву не взяли с собой, когда вся группа отправилась на трехдневный курс рукопашного боя на диверсионно-разведывательную базу недалеко от Перта.

— Господин Ромер говорит, что это необязательно, — вновь сказали Еве, когда она поинтересовалась, почему ей не приказали ехать.

Затем в Лайн прибыл новый инструктор для ее персонального обучения. Его звали господин Димарко, он был небольшого роста, аккуратный, с тонкими вощеными усиками. Он показал Еве целый арсенал мнемонических приемов, поведав, что раньше работал на ярмарке. Еве было предложено ассоциировать цифры с цветами, и вскоре она обнаружила, что у нее появилась способность запоминать до двадцати последовательностей пятизначных цифровых групп без всякого труда. Они разыгрывали сложные варианты так называемой игры Кима, в которых более ста различных предметов лежали на одном длинном столе — и через два дня Ева обнаружила, к своему удивлению, что легко может вспомнить более восьмидесяти из них. Ей показывали фильм, а потом подвергали очень подробному допросу по его содержанию: «Был ли третий человек слева в пабе в шляпе или нет?»; «Какой номер был у машины, на которой уехали преступники?»; «Были ли в ушах женщины у стойки портье в гостинице серьги?»; «Сколько ступенек у лестницы, которая вела к двери дома преступника?..» Она поняла, что ее учат видеть и запоминать все как бы с самого начала, учат пользоваться глазами и головой так, как она никогда не пользовалась ими ранее. Ева училась наблюдать за толпой человеческих существ и воскрешать в памяти подробности совершенно новыми для нее способами. Ее новые способности предназначались для того, чтобы смотреть на мир и анализировать его целенаправленно, с точностью, намного превосходящей простое любопытство. Все в этом мире — абсолютно все — потенциально заслуживало внимания и запоминания. Никто более не занимался с господином Димарко — только Ева. Как ей дали понять, это было еще одним особым требованием господина Ромера.

Когда, наконец, на реку опустилась тьма, и стало настолько темно, насколько может быть в Шотландии летней ночью, Ева застегнула плащ на пуговицы и затянула пояс, сложив шарф под голову. На небе светил месяц, и свет, который он отбрасывал, делал реку и низкорослые сучковатые деревья по ее берегам нереально прекрасными, по мере того, как цвета покидали их и воцарялся монохромный мир ночи.