Укридж и Ко. Рассказы - Пелам Вудхаус

Когда я вошел, он не шевельнулся, так как спал, и точнее всего я выражу впечатление от его внушительного физического склада, сказав, что у меня не возникло ни малейшего желания его разбудить. Диван был небольшой, и он свисал с него во всех направлениях. Сломанный нос, а также челюсть подвизающегося на Диком Западе киногероя в момент, когда она выражает неколебимую решимость. Одна рука подсунута под затылок, другая свисает до пола, будто успевший окаменеть заблудший окорок. Я не знал, что он делает в моей гостиной, но, и страстно желая узнать это, предпочел не искать объяснений из первых рук. Что-то в нем словно предупреждало, что он принадлежит к тем людям, которые просыпаются с левой ноги. Я тихонечко прокрался вон и бесшумно спустился с лестницы, чтобы навести справки у Баулса, моего домохозяина.

— Сэр? — сказал Баулс сочным голосом экс-дворецкого, возникая из глубин в сопровождении густого запаха копченой трески.

— В моей комнате кто-то есть, — прошептал я.

— Так это, надо быть, мистер Укридж, сэр.

— И вовсе не надо, — ответил я с раздражением. У меня редко хватает духа возражать Баулсу, но это его утверждение было настолько далеко от истины, что промолчать я никак не мог. — Он огромный и рыжий.

— Друг мистера Укриджа, сэр. Он вчера присоединился здесь к мистеру Укриджу.

— То есть как это вчера присоединился здесь к мистеру Укриджу?

— Мистер Укридж занял ваши комнаты в ваше отсутствие, сэр, начиная с вечера после вашего отбытия. Я полагал, что с вашего одобрения. Он, если мне не изменяет память, сказал, что «все будет тип-топ».

По какой-то причине, которую я так и не сумел разгадать, с первой же встречи Баулс начал относиться к Укриджу как снисходительный отец к любимому отпрыску. И теперь он словно приносил мне поздравление с тем, что у меня есть друг, всегда готовый сплотиться вокруг и пробраться в мои комнаты, стоит мне уехать.

— Еще что-нибудь, сэр? — осведомился Баулс, тоскливо поглядев через плечо. Видимо, разлука с копченой треской его угнетала.

— Нет, — сказал я. — Э… нет. А когда вы ждете мистера Укриджа?

— Мистер Укридж поставил меня в известность, что он вернется к обеду, сэр. Если в его планах не произошло никаких перемен, то сейчас он на matinée[3] в мюзик-холле «Гейти».

Когда я добрался до «Гейти», зрители как раз начали расходиться. Я подождал на улице и вскоре был вознагражден зрелищем желтого макинтоша, проталкивающегося сквозь толпу.

— Приветик, малышок! — благодушно сказал Стэнли Фиверстоунхо Укридж. — Когда ты вернулся? Послушай, запомни-ка этот мотивчик, чтобы напомнить мне завтра, когда я наверняка его забуду. Значит, так. — Он встал как вкопанный в бушующем потоке пешеходов, закрыл глаза, вздернул подбородок и громким удручающим тенором разразился подобием тирольских йодлей. — Тамти-тамту-тамти, тум-тум-тум-тум, — закончил он. — А теперь, старый конь, можешь перевести меня через улицу в «Угольную яму» для краткого выпивона. Ну, и как ты провел время?

— Не важно, как я провел время. Кто этот тип, которого ты забыл у меня в гостиной?

— Рыжий типус?

— Великий Боже! Ведь даже ты не напихал их туда больше одного?

Укридж посмотрел на меня с легким огорчением.

— Мне не нравится этот тон, — сказал он, увлекая меня по ступенькам в «Угольную яму». — Провалиться мне, этот тон меня ранит, старый конь. Вот уж не думал, что ты станешь возражать, если твой лучший друг приклонит свою голову на твою подушку.

— Против твоей головы я не возражаю. То есть возражаю, но, полагаю, с ней мне придется примириться. Но когда ты начинаешь пускать жильцов…

— Закажи два светлых портвейна, малышок, — сказал Укридж, — и я все объясню. Я так и думал, что ты поинтересуешься. Дело вот в чем, — продолжал он, когда два светлых портвейна были поданы. — Этот типус обеспечит меня неиссякаемым богатством.

— Да, но не может ли он заняться этим не в моей гостиной?

— Ты меня знаешь, старый конь, — сказал Укридж, величаво прихлебывая. — Прозорливость, чутье, дальновидность. Мозг не знает передышек. Всегда творит идеи — бинг! — как озарение. Недавно я сидел в пивной в Челси и ел бутерброд с сыром. Тут входит типчик, заваленный драгоценностями. Заваленный, даю слово. Перстни на пальцах, а от булавки в галстуке хоть прикуривай сигару. Я навел справки и узнал, что он менеджер Тода Бингема.

— Что еще за Тод Бингем?

— Мой милый старый конь, ты не мог не слышать про Тода Бингема. Новый чемпион в среднем весе. Выиграл титул у Элфа Палмера пару недель назад. А этот типус, осыпанный богатством, его менеджер. Думается, он получает пятьдесят процентов от всего, что добывает Тод, а ты знаешь, какие призовые деньги платят чемпионам. Кроме того, выступления в мюзик-холлах, кино и так далее. Не вижу, почему мне по самым скромным подсчетам не загребать тысячи. Идея меня осенила через две секунды после того, как я узнал, кто он такой. И это было прямо-таки предопределением, ведь как раз в то утро мне стало известно, что как раз прибыл «Гиацинт».

Мне показалось, что он бредит. В моем скорбном измученном состоянии его манера изъясняться загадками меня раздражала.

— Не понимаю, о чем ты говоришь, — сказал я. — Что еще за «Гиацинт» и куда он прибыл?

— Возьми себя в руки, старый конь, — сказал Укридж с долготерпением человека, имеющего дело с малолетним дебилом. — Ты ведь не забыл «Гиацинт», грузовой пароходец, на котором я плавал года два назад. Я же тебе часто рассказывал про «Гиацинт». Так он вошел в Лондонский порт накануне того вечера, когда я увидел этого богатея, и я собирался днем побывать на нем, поболтать с ребятками. Типчик, которого ты нашел у себя дома, это один из кочегаров. Более приличную птичку трудно встретить. Не разговорчив, но сердце золотое. И когда мне сказали, кто этот обвешанный драгоценностями индивид, меня будто молнией ударило. Мне только надо убедить этого самого Билсона махать кулаками всерьез, стать его менеджером, и богатство мне обеспечено. Ведь это Билсон изобрел кулачные бои.

— Оно и видно.

— Чудесный типус! Он тебе понравится.

— Само собой. Чуть я его увидел, как сразу понял: он мне понравится.

— Нет, ты пойми, он никогда не затевает ссор. Чтобы он показал себя с наилучшей стороны, требуются уж не знаю какие провокации, но стоит ему начать — ух ты! Я видел, как в Марселе он очистил бар самым обворожительным образом. Бар, учти, до краев полный матросни и пожарных, и каждый способен свалить быка одним ударом. Их там было шестеро, и они молотили Билсона со всем усердием и задором, на какие были способны, но он просто предоставлял им отлетать в сторону, а сам продолжал заниматься своим делом. Это готовый чемпион, малышок, ни больше и ни меньше. Его и топором не прошибить, а стоит ему ударить кого-нибудь, как все местные гробовщики уже сцепляются из-за покойника. И просто поразительная удача: он ищет работу на берегу. Оказывается, полюбил официанточку в «Короне». В Кеннингтоне. Не ту, — во избежание недоразумений пояснил Укридж, — которая косит, а другую, Флосси. Девушку с желтыми волосами.

— С официантками «Короны» в Кеннингтоне я не знаком, — сказал я.

— Милые девочки, — отечески пояснил Укридж. — Так что все вышло тип-топ, понимаешь? Наши интересы совпали. Милый старый Билсон не то чтобы очень умен, но я за час или около того сумел втолковать ему все, что требовалось, и мы подписали контракт. Я получаю пятьдесят процентов от всего в вознаграждение за менеджирование, организацию боев и общего присмотра за ним.

— А общий присмотр за ним включает укладывание его бай-бай на моем диване и баюкание, пока он не заснет?

— Ты просто зациклился, малышок, а это не тот дух. Можно подумать, мы осквернили твою чертову гостиную.

— Но ты же не станешь отрицать, что с появлением этого твоего будущего чемпиона в квартире стало тесновато.

— Да не тревожься ты из-за этого, мой милый старичок, — успокоил меня Укридж. — Завтра мы отбываем в «Белого оленя» в Барнсе, чтобы начать тренировки. Я ангажировал Билсона на предварительный бой в «Стране Чудес» ровно через две недели, начиная с этого вечера.

— Да неужели? — сказал я, потрясенный такой предприимчивостью. — Как тебе это удалось?

— Да просто отвез его туда и показал устроителям. Они прямо-таки в него вцепились. Видишь ли, внешность старичка сама за себя говорит. Слава Богу, все это произошло, когда у меня завелось несколько фунтов. Мне необыкновенно повезло: я повстречал Джорджа Таппера в ту самую минуту, когда он узнал, что его намечают в помощники министра или в кого-то там еще, детали я не запомнил, но это что-то, на что намечают типчиков из министерства иностранных дел, когда они показывают класс, и Таппи расстался с десяткой, даже не пискнув. Был какой-то оглушенный. Теперь мне кажется, что я укусил бы его и на двадцатку, если бы сообразил вовремя. Тем не менее, — сказал Укридж с делавшей ему честь мужественной покорностью судьбе, — теперь уже дела не поправишь, а с десяткой я продержусь. Меня пока тревожит только вопрос, как Билсона обозвать.