Чужие грехи - Энн Стюарт

Но все могло обстоять и иначе. В отличие от Джеймса, Мартин оставался в центре событий и куда больше знал о том, что творится вокруг. Возможно, он надеялся, что Маккинли суметь защитить Энни лучше, чем он сам. Либо, как это не раз бывало и в прошлом, сделав вид, что сам ничего не знает, он обеспечил себя алиби. Дополнительную страховку от разоблачения. Никакой весточки он с Энни не прислал, а возможности связаться с ним и спросить напрямую, у Джеймса не было. По крайней мере, не подставляя Мартина.

Словом, рассчитывать он мог лишь на себя самого. Да еще, оказавшись с ярмом на шее. Ярмом, задававшим чертовски много вопросов. Эх, дорого бы он дал, чтобы переубедить Энни.

Но теперь об этом и мечтать не приходилось. Он выболтал Энни слишком много, и уже никогда не сумеет убедить её, что болтал просто так, по пьяной лавочке. Тем более что никогда прежде не позволял спиртному развязывать себе язык.

Определенно, со смертью Уина в нем что-то сломалось, и годы тренировки пошли коту под хвост. Один лишь разгневанный взгляд Энни Сазерленд, и он уже спешит выложить ей все секреты.

Нет, все-таки до этого он ещё не докатился. И всю правду не скажет ей никогда. Даже если придется самому убить её.

Энни стояла, прижавшись спиной к стене, и смотрела на него с таким ужасом, точно перед ней был Квазимодо. Что ж, мрачно подумал он, понимает хоть, что это не шутки.

А ведь и в самом деле хотел к ней прикоснуться, и это закончилось бы плачевно для них обоих. Маккинли и сам толком не знал, что бы с ней сделал. Возможно — и самое худшее. Прикрыл бы навеки эти голубые глаза, которые заглянули туда, куда не положено.

А, может, просто поцеловал бы её.

Маккинли уже не мог вспомнить, когда целовал женщину в последний раз. В сексе он привык обходиться без поцелуев, и целоваться его совершенно не тянуло. Исключая Энни Сазерленд. Ее он давно мечтал поцеловать. Всегда.

— Пожалуй, я пойду прогуляюсь, — дрожащим голоском промолвила Энни. Как она ни старалась, скрыть сковавший её страх ей не удавалось. — Хочу свежим воздухом подышать.

— Нет.

— Что значит — нет? — разгневанно вскричала Энни. — Не стану же я сидеть в этой хибаре, пока вы решаете, страдаю ли я манией преследования…

— Гулять здесь небезопасно. Если ты собираешься подышать свежим воздухом, то мне придется пойти с тобой. Но тебе этого не хотелось бы, верно? Так что, если хочешь избавиться от моего общества и побыть в одиночестве, то просто поднимись наверх.

— С чего вы взяли, что я хочу избавиться от вашего общества? — вызывающе спросила Энни.

Маккинли улыбнулся. Нет, успокоить Энни ему не удалось. Впрочем, он не очень на это надеялся.

— Это ты сама мне скажешь, — промолвил он.

— Зря я сюда приехала, — сказала Энни, понуро глядя перед собой.

— Пожалуй, — согласился Маккинли. — Но теперь уже поздно об этом жалеть.

— Почему? — пожала плечами Энни. — Я всегда могу уехать.

— Только тогда, когда я тебе разрешу.

Энни уставилась на него расширенными от страха глазами.

— Вы не смеете меня задерживать.

— Глупости, — отрезал он. — Здесь я хозяин. Но если ты вдруг решишь, что хватит с тебя этих глупостей и согласишься вернуться к Мартину, я тебя, безусловно, отпущу. Как только удостоверюсь, что это тебе ничем не грозит.

— А что мне может грозить? — нахмурилась Энни.

— Если твоего отца убили, то люди, которые это сделали, не слишком обрадуются, узнав о твоем приезде ко мне. Ты вылила на меня целый ушат параноидальных бредней, Энни. Теперь в течение ближайших дней мне придется ломать голову, чтобы принять решение, насколько они обоснованы.

Глаза Энни потемнели от гнева, а лицо, и без того бледное, сделалось ещё бледнее. Маккинли мысленно прикинул, что предел её терпения, после которого она сорвется, уже совсем близко. Впрочем, сейчас не время было это проверять.

Отступив от двери, Энни провела рукой по растрепавшимся волосам. Маккинли заметил, что ногти у неё обкусаны. Да, а ведь прежде её маникюром можно было залюбоваться.

— Пожалуй, я попробую прикорнуть, — сказала она нарочито небрежно. — А вы можете пить кофе и ломать голову.

— Очень хорошо, — рассеянно ответил Маккинли.

Сразу погружаться в размышления он не стал. Как не стал и пить только кофе. Сначала он плеснул себе в чашку текилы. Немного. Потом, заметив, что у него дрожат руки — побольше. Над головой слышались шаги Энни. Хлебнув текилы, Маккинли предался нелегким мыслям.

Конечно, можно было бы отослать Энни назад, к Мартину. Если бы не одно «но». Ведь Мартину для чего-то потребовалось прислать её сюда, к нему.

Можно было, конечно, и убить её. Возможно, именно это и имел в виду Мартин, однако душа Маккинли к этому не лежала. Даже сотрудники их совершенно не сентиментального ведомства не слишком охотно расправлялись с бывшими женами своих коллег. Да и сам Маккинли, убивавший без зазрения совести, не был уверен, что способен хладнокровно лишить жизни дочь Уина Сазерленда.

Оставался ещё один выход. Можно было попытаться выполнить её желание. Узнать, за что убили Уина. Выяснить, кто это сделал, и где произошла утечка информации.

Маккинли знал официальную причину, послужившую оправданием ликвидации Уина Сазерленда. Тот в последние годы совершенно распоясался, без особой на то надобности, и уж тем более без санкции руководства, отдавая налево и направо приказы своим головорезам. По его указу сложили головы многие, зачастую ни в чем не повинные люди, не считая десятков собственных агентов. Причем двигало Уином то чувство мести, то злоба, а то и просто жажда обогащения. Он давно заслуживал смерти — в этом сомнений не было.

В их крохотном, строго засекреченном отделе, специализирующемся в «мокрых делах», конспирацию соблюдали как нигде. Никто из агентов даже не подозревал, сколько коллег трудится с ним бок о бок, более того, обычно ни один из них не знал в лицо другого. Джеймс оставалось только гадать, сколько профессиональных убийц его класса — армию или горстку — подготовили спецы особого управления «конторы».

За все годы ему довелось встретиться лишь с немногими коллегами. Большинство их были уже на том свете. А вот он выжил. Пока. Удивительная гримаса судьбы, подумал Джеймс, сухо усмехнувшись. Из всех этих людей никто не заслуживал смерти так, как он. И никто так её не жаждал.

Судьба нанесла ему страшный удар. Вместо того, чтобы искупить свои грехи, он их только множил. После первых операций он вопросов не задавал, а Уин сам никакими сведениями не делился. Серийные убийцы, безжалостные педофилы, кровавые диктаторы и палачи — он расправлялся с ними без разбора. Не задумываясь. Он верил Уину на слово, а Уин говорил, что все они заслужили своей участи.