Гедамбола - Татьяна Сапрыкина

– Жужа, – слышу я сверху, – ну-ка, уйди, я тут делаю уборку у этой старой ведьмы. Сейчас всю пыль тебе на макушку вытрясу.

Я поднимаю голову – бабушка, мамина мама, высовывается из окна – ее лицо круглое и полное, брови вразлет, волосы седые, она смеется. Ее морщинки нависают надо мной, как рифленый зонтик. От всех бед.

– Извини, – как ни в чем ни бывало весело кричит она отцу и радостно улыбается, но видно, что о «ведьме» ничуть не сожалеет.

Краем уха я слышу из глубины комнаты ворчание.

– Давно пора было выкинуть этот хлам. Как говорится, «сбежало молоко – нечего рыдать, надо новое наливать!»

Я занята своей ногой. Отец тоже наклоняется посмотреть, что с ней.

– Просто подвернула, – облегченно говорит он. – Давай я отнесу тебя в комнату.

От отца как всегда пахнет навозом. Даже рыбе на в силах справиться с этим запахом. Белая голова снова появляется в окне. Неутомимая в своей любви к чистоте бабушка вытряхивает скатерть, однако на этот раз я отчетливо вижу, что вместе с ней вниз летит силуэт чего-то полупрозрачного, невесомого. В воздухе делается и жарко, холодно сразу, я чувствую, как на голову оседает нечто вроде покрывала, будто все ветры мира залетели мне в уши, шумят там, безобразничают и дерутся. Меня обволакивает тепло. Но холод знает свою злую работу – он уносит в запределье – мое тело в одну сторону, мою душу – в другую…

– Тьфу ты, пропасть, – слышу я издалека, над головой. – Сколько тут всякой дряни.

Будто все, что было, удаляется от меня, истаивает.

«Если дверь открылась – кошка обязательно войдет»

– Я вспомнила! Я все вспомнила! Мне надо домой! Я хочу домой! Я хочу назад, в Гедамболу!

Не знаю, когда я это сказала. Во сне? Или когда уже открыла глаза?

Что-то быстро включилось в моей голове. Кажется, я увидела недоуменное лицо Иры безо всяких ямочек – может, она не ожидала, что ее метод сработает так быстро. Но это только мгновение.

Я дождалась ночи. Взяла заплечный мешок, надела странную, но теплую одежду. И вот я стою в ней посреди комнаты, готовая убежать. И вдруг понимаю, что на гору мне не взобраться. Ни в коем случае. Я ведь не ветер. Сбрасываю чужую одежду. Что делать теперь?

Внезапно я вспомнила наш разговор и то, что сказала мне хозяйка: «Когда пойдешь обратно…»

– Я иду обратно! – воскликнула я громко. – Слышишь? Я хочу обратно! Я вспомнила, где мой дом! Я все вспомнила!

Спустя мгновение я снова оказалась перед женщиной в голубом платье. На мне больничная пижама – так называется рубаха и брюки, которые выдали, пока я болела. Я босяком, но в руках у меня верная сумка с вышитой буквой «Ж» – теперь я точно знаю, что это начальная буква моего имени. Теперь я увидела, что у хозяйки Гедамболы слегка приплюснутое лицо, будто это она, а не я налетела на камень. Снова я удивилась, какие красивые у нее глаза. У обычных людей никогда таких не встречала. Я часто вспоминала ее, но теперь понимаю, что даже не могла вообразить, до чего она прекрасна.

Жаль мое любимое зеленое платье. Я ощупала свой заплечный мешок, чтобы убедиться, что все на месте, что книжки тут, со мной. Особенно та, детская, с пословицами.

Я решила так – действовать надо быстро. Пожалуй, своей пижамой я сбила ее с толку. Уже хорошо. Женщина смотрела на меня насмешливо, краем глаза разглядывая, что за диковинка на мне надета.

Еще мгновение раздумья. Внезапно я запрыгала вокруг камня, будто бы решила исполнить дурацкий ритуальный танец. А что? Может, просто человеку чертовски холодно стоять босяком на снегу?

– Мне надо домой! Мне надо назад! Я все вспомнила! Одна девушка в поселке помогла мне. Она меня усыпила, и я все вспомнила!

– И кто же ты? – невозмутимо промолвила хозяйка, равнодушно следя, как я мечусь по поляне.

Мне пришлось набрать воздуха побольше, чтобы одним духом выпалить.

– Я принцесса Гедамболы, – потом я немного подумала и добавила, – младший научный сотрудник!

Прекрасная женщина, сидящая на камне, понимающе улыбнулась.

– Хорошо, – она выглядела довольной, как будто я верно ответила урок – сделала то, что она от меня ждала. – Проходи.

– Что, все? – я глянула вниз, через плечо – на ледяное море, поселок, что приютил меня – теперь он снова стал похож на узкую, неизвестную полоску огоньков, и только.

Даже здесь наверху, было намного теплее, чем возле моря. Я растерялась.

– Э-э-э, – немного потопталась на месте, думая, вдруг это придаст мне уверенности.

Я уже хотела спросить, как же мне спуститься с горы. Но тут услышала из-за камня, из-за спины женщины знакомое кряхтенье и тихую ругань. Я попробовала обойти камень – но сделать это мне не удалось, потому что в лицо полыхнуло холодным воздухом с такой силой, что я отпрянула. Однако я все равно успела увидеть самое главное – на земле, с большим деревянным гребнем в руках, подобрав под себя ноги, сидела моя мама.

Возле нее повсюду валялась куча совиных перьев и пуха. Мама была одета в простенькое платье, вышитое по рукавам. Она стала намного старше с тех пор, как я ее видела в своем сне. Кажется, она очень-очень устала. И сильно похудела.

– Иди, – прошептала она одними губами – потрескавшимися и сухими. – Вот увидишь, я в миг расчешу эти космы, и тоже … приду.

Но она не была так уверена в своих словах, честное слово. Не то что тогда, когда обещала приехать вслед за телегой с мукой.

– Свари супа, пожалуйста, а? Умираю, супа хочу. Ворону мне в трусы, как все тут запутано! Ты что, тысячу лет не расчесывалась?

Женщина, что сидела на большом мшистом камне, улыбнулась и чуть наклонила голову назад. Она не сводила с меня своих холодных голубых глаз. Мамины запястья были обвиты ее золотистыми локонами, словно наручники.

– Нам с тобой предстоит много работы. За столько лет все пришло в жуткий беспорядок.

– Это что еще такое? – не выдержала я, все еще пытаясь подойти к маме поближе. – Мы так не договаривались.

– Договаривались! – спокойно ответила женщина. – Я предупреждала. Убежать – не значит освободиться. Отдать то, чего у тебя нет – очень легко.

И тут я разозлилась по-настоящему.

– Ну, знаешь! – закричала я. – Если это правда, и мы все твои дети, то так себя с детьми не ведут! Ты такая мудрая и умная, так научи нас, прости нас, помоги нам!

– А то только и знаешь, что волосы распускать! – добавила мама ехидно. – Ай! – ей в лицо полетел колючий снег.

Женщина тяжело вздохнула и недовольно тряхнула головой. Мама повалилась на спину, потому что ей в грудь ударила волна ледяного воздуха.

– Если бы вы знали, как тяжело быть матерью всему сразу!

Тонкий и горячий ледяной удар пролетевшим ветром пришелся и мне по щеке.

– Ой!

Все бы ничего, но вид мамы со спутанными руками, по-настоящему жалкой и между тем, храбрящейся, выводил меня из равновесия. Не для того я столько в этом замке сидела одна! Не для того лежала возле моря, словно выброшенный на сушу морской котик!

– Я вот тебе покажу сейчас, кто тут начальник экспедиции! Альпинист тебе в печень! Эколог в уши! Орнитолог и психолог в задницу! Отпусти мою маму! Рентген несчастный! У меня от тебя сотрясение мозга 2 степени!

Пока хозяйка справлялась с недоумением, мне все-таки удалось забежать ей за спину, где я быстро вытащила из заплечного мешка ножницы, и – раз – чикнула ими со всего размаху.

Я собиралась остричь локоны, которые связывали маму, но она закричала: «Режь все!» От испуга я слегка замешкалась, и этого хватило, чтобы моя невероятная мама выхватила ножницы и быстро-быстро, сноровистыми движениями отрезала женщине ее прекрасные золотистые локоны – все, до последнего.

Вот такая у меня мама.

Сразу же ветер стих, и наступила звенящая тишина.

– Ну, раз уж срубил яблоню – так яблок не жди, – глубокомысленно заключила мама и схватила меня за руку так, что даже запястье посинело. – Деру!

И мы побежали с горы вниз. Сначала по редкому лесу, покрытому тягучим, низким стелющемся туманом. Здесь, наверное, когда-то жили первые люди Гедамболы. А потом лес кончился. Обрыв. Скалы. Мы остановились, тяжело дыша, я сразу же плюхнулась на мох и стала нянчить свои пятки. Бежать босяком – никому не советую.

Вдруг мы почувствовали, как лес за нашей спиной зашевелился, будто кто-то мазнул невидимой рукой по веткам. Мы услышали громкий, глубокий вздох и в ужасе обернулись Высоко в воздухе, расправив руки, в своем невообразимом голубом платье парила хозяйка Гедамболы. Она была бы почти неразличима на фоне яркого неба, если бы не сияние. Ее небрежно обкромсанные волосы, кое-где совсем короткие, разевались, будто лохматая шапка. И вот что. Она наконец-то повернулась лицом к Гедамболе, то есть и к нам тоже. Мне не было видно, но спорю на что хотите, она нам улыбалась. Потому что вздох, который мы услышали, был вздохом облегчения. Несколько секунд прошло, будто несколько дней, женщина хлопнула в ладоши у себя над головой и растаяла, словно ледяная, прозрачная тень.