Лунный синдром (сборник) - Михаил Бочкарёв

— Идиот, — определил счастливец, и, спрятав находку в карман, поднялся с лавочки.

Радостный и счастливый Иван Алексеевич пошёл домой, а по дороге купил на радостях две бутылочки дорогого коньяка, который просто обожал, но позволял себе крайне редко. Дома Иван Алексеевич нарезал в тарелочку колбаски, сырку и лимончика.

— Непременно лимончика… — напевал Иван Алексеевич под нос, аккуратно раскладывая сырокопчёную колбаску вдоль краёв начисто вымытой тарелки.

Присев в кресло, Иван Алексеевич налил рюмку коньяка и блаженно выпил, не торопясь — так, как именно и следует пить настоящий коньяк.

— А всё-таки я везунчик, — сказал он вслух, и даже тихонько захихикал, тут же, впрочем, взяв себя в руки.

Он вытащил на свет находку и с наслаждением принялся рассматривать подаренные судьбой купюры. На коньяк ушло ровно 1 240 рублей: каждая бутылка стоила шестьсот двадцать, это Иван Алексеевич отчетливо помнил. Но теперь, пересчитав деньги, он был крайне изумлён и растерян — сумма оставалась прежней: триста шестьдесят пять долларами и двенадцать тысяч триста сорок рублями.

— Как же я так посчитал? — удивился он.

Но, как ни крути, ошибка такого рода была на удивление приятной, и с ещё большим энтузиазмом Иван Алексеевич выпил за это коньячку. Деньги он сложил обратно в кошелёк, и уютно поворочавшись в кресле, задумался: что бы такое ему купить?

«Куплю, пожалуй, новый костюм — он налил ещё рюмочку, аккуратно выпил и закусил тоненькой долькой лимона, — да, да, костюм! И туфли, и ещё… ах, ну, конечно!»

Тут Иван Алексеевич вспомнил, что совсем недавно одалживал у соседа пятьсот рублей. Вернуть деньги раньше, чем через неделю (а то и две), он никак не рассчитывал, но теперь проблема отпала сама собой. Он вытащил из кошелька розоватую купюру и отправился к соседу. Время было ещё не позднее, и, к тому же, Иван Алексеевич прекрасно знал, что сосед ложится глубокой ночью, и сейчас, естественно, не спит, да и вообще любому приятно получить долг раньше обещанного времени.

— Добрый вечер Семён Фёдорович, — поздоровался он, когда ему открыли дверь, — вот, принёс должок.

Иван Алексеевич протянул соседу деньги.

— А-а, — как будто бы удивился Сёмен Фёдорович, — я уж и забыл, — соврал он.

«Ты-то забудешь», — подумал про себя Живожук, а сам сказал, — У меня дома есть отличный коньячок, — он сделал паузу, — так что прошу…

Сосед Ивана Алексеевича выпить любил, а уж тем более в гостях, за чужой, что называется, счёт, но согласиться сразу как-то не решился.

— Да я… понимаешь, Иван Алексеевич, тут… это… собирался…

— Пойдём, пойдём, — перебил тот его.

Семён Фёдорович нервно покусал нижнюю губу, и, изобразив на лице нечто среднее между испугом и удивлением, ответил:

— Иду. Только накину что-нибудь.

Придя домой к соседу, Семён сел за столик в комнате, а хозяин пошёл за второй рюмкой на кухню. Гость огляделся, с присущей ему от рождения подозрительностью, и, моментально сообразив, что что-то произошло, загорелся нетерпеливым любопытством. Иван Алексеевич в этот момент вернулся с только что вымытой рюмкой, и налил себе и соседу коньяк.

— Ну, рассказывай, — прищурился Семён Фёдорович, — что за праздник у тебя?

Иван, конечно, не собирался рассказывать историю вечерней прогулки, но объяснить появление дорогого напитка как-то было нужно, только он не знал, как.

— Да ничего, собственно, такого не случилось.

— Ну, не ври, — улыбнулся сосед.

— Да говорю же ничего, так… получил неожиданно премию.

Иван Алексеевич присел напротив Семёна.

— Лучше давай выпьем.

— Ну, давай…

Соседи выпили. Коньяк был действительно отличный, и Семёну сразу же захотелось ещё.

— Давно такого не пил, — сказал он, покосившись на бутылку.

Иван Алексеевич, поймав жадный взгляд соседа, потянулся к коньяку, и, наполнив рюмки, сделал пригласительный жест. Семён, облизнувшись, поднёс напиток к губам и выпил, округлив глаза на полированный сервант соседа, где ярко отражалась трёхрожковая люстра.

— Дорогой коньяк?

— Стоит прилично.

Оба замолчали. Иван Алексеевич, потребивший в два раза больше Семёна, почувствовал расслабляющую члены негу, и, растёкшись в кресле, блаженно смотрел на столик. Его сознание наполнилось какой-то необыкновенной умиротворённостью и уверенностью в завтрашнем дне.

— Много дали? — поинтересовался Семён Фёдорович, и глаза его заблестели, как два ёлочных новогодних шарика.

— Чего? — не понял Живожук.

— Премия-то большая?

— А… — опомнился Иван Алексеевич, — немаленькая, — витиевато ответил он.

— Ишь, ты! А по какому случаю? — не отставал Семён.

«Это неприлично просто! — возмущённо подумал Живожук, — Клещ какой-то, а не сосед».

— Юбилей предприятия. Тридцать пять лет. Годовщина, так сказать… — соврал первое попавшееся Живожук.

— Сколько дали-то? — обнаглел настырный Семён.

Иван Алексеич прикинул в уме, сколько по нынешнему курсу будет триста шестьдесят пять долларов. У него получилось что-то около десяти тысяч. Вообще-то ему очень хотелось похвастаться перед соседом, и, улыбнувшись, он сделал паузу, наклонился к столику, разлив по новой порции коньяка, и выдал:

— Двадцать две тысячи!

От услышанной цифры у Семёна тут же засосало слева под сердцем, а уши предательски раскраснелись. Ему сразу сделалось завидно, но, чтобы не показать этого, он постарался улыбнуться. Надо признаться, вышло у него это несколько нелепо, так как остальные мышцы лица, напротив, окаменели, если не сказать, что трагически обвисли, и улыбка смотрелась на лице подобно ленточке с пожеланием долгой и счастливой жизни на гранитной кладбищенской плите.

— Поздравляю, — произнёс Семён пересохшим горлом.

Иван Алексеевич, пребывая в эйфорическом состоянии душевного и материального подъёма, даже не заметил, какой удар только что неосторожно нанёс соседу.

— Спасибо Семён, — добродушно поблагодарил он. Подчиняясь неведомому порыву, Иван Алексеевич полез в карман и достал найденный бумажник. Семён, сглотнув вставший в горле комок ненависти к счастливчику, ухватился за рюмку и во все глаза уставился на появляющиеся перед ним из недр соседского кошелька купюры.

Иван Алексеевич гордо разложил на столе денежные знаки, и, улыбаясь, смотрел то на них, то на Семёна, у которого на лбу выступили напряжённые капельки пота. Надо сказать, что Семён Фёдорович, так же, как и Иван Алексеевич, большой зарплатой не отличался, но деньги любил преданно и страстно. Особенно соседа заинтересовали американские доллары, которые он периодически видел в кино и газетах, но сам лично никогда не имел чести наблюдать «в натуре».

Семён выпил, и с тоскливой завистью посмотрел на соседа.

— Вам что, в долларах теперь платят? — спросил он.

— Да нет, — рассмеялся неслыханно разбогатевший сосед, — это я чтобы отложить, разменял, — на ходу соврал он.

— Копить будешь?

— Да! — уверенно кивнул Иван Алексеевич.

Живожук с нескрываемым восторгом несколько секунд созерцал разложенное на столе богатство. Налюбовавшись, он нашарил опустевший кошелек, и, собрав аккуратно купюры, открыл его, намереваясь всё сложить обратно.

Но, когда Иван Алексеевич заглянул в несколько минут назад опустошённый кожаный подарок судьбы, он открыл от неожиданности рот и три раза быстро моргнул.

— Что такое? — встрепенулся наблюдательный Семён Фёдорович.

Иван Алексеевич не знал, что ответить. В кошельке уже лежали деньги, и на беглый взгляд их было немало, не одна-две, может быть, случайно забытые бумажки, а больше. Много больше.

— Ничего, — испуганно ответил Живожук, — и, быстро закрыв кошелёк, сунул его в карман брюк. Деньги со стола он положил в другой карман, и, нервно потрогав свой лоб, схватил рюмку коньяка и выпил.

— Что с тобой? — удивленно впился взглядом в соседа Семён Фёдорович.

— Что-то мне нехорошо…

У соседа на миг возникло в голове такое видение: Живожук замертво падает, а он выхватывает у него деньги и скрывается, никем не замеченный.

— Может «скорую»? — спросил он участливо, но по его облику можно было понять, что никакую «скорую» он вызывать не станет.

— Нет-нет, — тревожно потея, ответил Иван Алексеевич, — ты погоди, я сейчас…

Он встал, и, выйдя из комнаты, нырнул в уборную. Там он достал находку, и аккуратно, словно сохраняющий деньги предмет мог взорваться, открыл. Да, наличность лежала в нём чудесными лепестками, словно никто её оттуда и не вынимал. В то же самое время в кармане брюк Живожук тревожно ощущал извлечённые ранее купюры.

— Чертовщина, — выдохнул он.

Достав деньги из кошелька, Иван Алексеевич убедился, что внутри не осталось ничего, кроме троллейбусного талончика с телефонным номером. Он спрятал загадочный бумажник в карман и пересчитал деньги. Сумма была в точности той же — 365 долларов и 12 340 рублей.