Свартхевди - северянин - Goblins

Можно, конечно, бросить лодку на берегу, и уйти в лес, вот хоть прямо сейчас — но жалко терять средство передвижения. Бесхозную лодку приберут люди с корабля, и продадут потом в городе, или оставят себе, а мне придется долго топтать сапоги по лесу, добираясь до Хагаля. Да и, кстати, как помню, впереди где-то река должна впадать в море, мы там останавливались на ночевку, когда из города возвращались в Лаксдальборг, там удобная бухта, а берега у реки, если чуть подняться по течению, плотно заросли ивой, там и спрячусь. Да и заночую заодно.

Часа через два бухту я увидел, а еще узнал точно, что, во-первых, хорошо поспать этой ночью мне не удастся, во-вторых, точка на горизонте превратилась в хорошо узнаваемый корабль. Корабль этот являлся маленьким кнорром на восемь весел, и принадлежал он Финну Скряге. В-третьих, же, направляются они абсолютно точно за мной, и, в-четвертых, с ними жрец Торстейн.

С последним пунктом я определился, потому, что у меня веселым и теплым оранжевым пламенем вспыхнул парус, сразу весь. Мне пришлось изрядно помахать шлемом, черпая им морскую воду, чтобы сбить пламя, а потом сесть на весла, да вертеть ими порезвее — до бухты не так далеко, а там, в зарослях, может быть, смогу потеряться.

А еще неплохо бы притормозить преследователей, а то больно быстро они идут: большой квадратный парус да восемь весел с крепкими гребцами придавали недюжинную резвость кораблику.

Минут через пятнадцать стало ясно — не уйти. Как бы я не усирался на веслах. Да хоть руки об них сотри до самых подмышек: кнорр все равно быстрее, его, наверняка еще Торстейн благословил дополнительно — время у них было для этого навалом. Обычно, благословляют корабли для дальних походов: драккары, само собой, шнеккеры, кнорры из тех, что побольше, а на такую мелочь, как финнов восьмивесельный, Торстейн, как правило, времени не тратит и богов херней не беспокоит. Однако, как видно, не в этом случае.

Надо что-то делать.

Эх, выручай, дедова наука — до абордажа доводить нельзя, даже одному Финну я не соперник в ближнем бою, а он на кнорре явно не один. Заклинаниям дед меня, правда, не учил, не успел, потому как, но в книгах его я нашел для себя немало интересного и полезного.

— Ну как же не уберегся ты, дед, от вражьего железа, опытнейший воин, могучий колдун… — громко и вслух посетовал я. Будь он жив — в узел бы завязал Финна с его претензиями и развратной дочуркой, и дружище Финна закадычный, жрец Торстейн, не помог бы тому. А сейчас он на меня с небес смотрит, и ржет наверняка, над зеленым недоумком, по какому-то недоразумению ставшему его внуком.

Ну, что ж, попробую применить то, что вычитал в дедовых записях. Для начала, первейший враг деревянного корабля в море — огонь.

Я не пытался создать ничего из того, чем так любят развлекаться маги западных школ — ни к чему мне все эти огненные шары, стрелы, шквалы, стены. Дед рассказывал: один хитровывернутый маг даже дождь из огня вызвать смог, когда хирд штурмовал стены города, в котором тот имел несчастье проживать. Только не помогло это мажонке тому: и город на щит взяли, порезвившись там вдоволь и богатую добычу собрав, и мага добили, правда, он и сам уж доходил, надорвавшись.

Так вот, зачем тратить силы на внешние эффекты, только развлекающие врагов, если можно просто взять и поджечь цель? Шепчу заклинание, наполняя силой рунную вязь, встающую перед глазами, такую, как в старом потрепанном дедовском фолианте. Где-то в районе солнечного сплетения зарождается сгусток тепла, он растет, тепло распространяется вверх, в грудь — и сердце начинает биться чаще. Еще выше — к плечу — и по руке, к пальцам. Еще миг — и с ладони срывается искорка, едва видимая в дневном свете, летящая по направлению к преследующему мою лодку кнорру.

И что? Облом. Даже вспышки не заметно. Глупо надеяться, что Торстейн не предусмотрел защиту от подобного. Нечего было и пытаться.

Попробуем лед? Следующее заклинание, которое я собирался применить, должно было наморозить на киле корабля приличных размеров глыбу льда магического происхождения. А с таким украшением им не то что меня догонять, до берега бы догрести: тает такой лед хреново сам по себе, скалывать придется, разве что, и, не вытаскивая эту лохань на берег, проделать сие затруднительно.

Пойдете домой пешком, паскуды!

Вязь рун на этот раз, другая, а в животе ощущение, как будто вина со снегом добрый глоток в желудок провалился — аж мурашки по спине. И снова пшик: результатом всех моих трудов явились несколько маленьких льдинок, образовавшихся возле носа кнорра, да легкий порыв ветра со снегом. Вот уж карлы на кнорре-то мне благодарны: освежил их, небось, немного, а то жарко им на веслах приходится.

Да, глупо мне, жалкому недоучке, мериться с силами со старым жрецом, не самым слабым к тому же. Дед бы быстро эту посудину и всех, кто на ней, гостить в царство Ньерда отправил, а мне вот благословления Торстейна не преодолеть, зря только силы потратил. Надо было бросать лодку еще тогда, когда увидел их на горизонте, нет же ведь, лень пешком идти!

Готовь вот теперь секиру к бою.

Или, может, обнять ее покрепче, выдохнуть, да в море? Нырять умею глубоко, а в сбруе, да с секирой в обнимку, через двадцать-тридцать ярдов, да без воздуха — уже и не вынырну.

Или попытать счастья в бою — утопленнику-то прямая дорога в Нифльхейм. А что, может, не так уж и плохо? Буду сидеть там, в сугробе, вечно молодой, вечно синий, до самого конца времен… Или в Хельхейм попаду, там тоже неплохо: погляжу на Гарма, на великаншу Моргуд… Вот счастье-то, а?

Но в бою шансов на достойную смерть тоже мало: оглушат или зажмут щитами, и еще как обездвижат — и судить повезут, к мачте привязав. А по дороге вправят мне мозги (моя позорная смерть на колу не выгодна Финну) — средств для этого достаточно, как и времени.

А кнорр, меж тем, приближался. Широкое полотнище паруса в красную и белую полоску надувал ветер (тоже как бы не Торстейнова работа), весла ритмично вздымались над водой, и синхронно опускались. На носу корабля же бесновался, обещал оторвать мне яйца, потрясал мечом, изрыгал брань, оскорбления и прочие гадости, и ужасно тосковал по мне мудрый хольд нашего поселения, бравый хирдман, добрый муж и отец, и просто чистый, светлый и щедрый человек — Финн, по прозвищу Скряга. Я размотал пращу — попробую накормить его свинцовой сливой, а то, предки его давно в Валхалле ждут. Попаду ему в рыло, и живым меня точно брать не станут.

Увидав петлю в моих руках, Финн на пару мгновений скрылся за бортом, когда же показался снова на его башке красовался добрый шлем с нащечниками, а в руках находился щит.