Зов - Боб Рэндолл

Сьюзен побежала в ванную и подставила руку под холодную воду, стараясь унять боль. В точках укуса вздувались капельки крови, быстро набухали синячки. Когда она вышла из ванной, то сразу увидела пса. Он выбрался из кладовки, голова набычена, смотрит на нее безумным глазом, оскалив зубы, коричневые, пятнистые, с них свисает слюна, шерсть на загривке дыбом…

— Ласкунчик Уильям… — едва выговорила она, в ответ челюсти его раскрылись, и ее оглушило рычание. — Ласкунчик Уильям… — умоляюще повторила Сьюзен, и морда у собаки опустилась еще ниже, оскал стал страшнее, обнажив клыки. Она начала медленно отступать, но он угадал ее намерение и оказался там первым: больше не любимый пес, а демон, упивающийся ее страхом.

— Сиди, пес! — приказала Сьюзен, а он зарычал, делая к ней первый шаг, нагнув голову для атаки.

— Ласкунчик Уильям, слушайся! — Сьюзен попятилась к приоткрытой двери ванной. Пес мгновенно обежал ее, рыча, давясь, отрезая ее от двери.

— Ласкунчик Уильям, это же я!

Он прыгнул, клацнув зубами в дюйме от ее ноги. Сьюзен, быстро отступив, наткнулась на кровать, взобралась на нее, подобрав ноги, вне досягаемости зубов.

— Сиди, пес! Сиди!

Он подскочил к кровати, оперся лапами и снова атаковал ее. Она отодвинулась, вжимаясь в стенку.

— Ласкунчик Уильям, ты что! Это же я! Прекрати!

Одним прыжком пес очутился на кровати и впился зубами ей в ногу. Они взвыли вместе: она от боли, он — от ярости.

— Боже! — Она оторвала пса от себя и с силой, подстегиваемая болью, швырнула с кровати.

Пес ударился об пол, взвыл и снова скакнул к ней на кровать, оскалив зубы, на них краснела ее кровь.

Сьюзен мчалась через комнату, уже у двери услышала, как Ласкунчик Уильям ударился об пол, опять взвыл, и почувствовала его зубы на лодыжке. Она рванулась, волоча его за собой, стараясь раздвинуть его челюсти, плача, крича: «Перестань! Перестань!» — отбросила пса и захлопнула перед ним дверь. В коридоре Сьюзен опустилась на пол, глядя на ногу, слушая рычание, доносившееся из-под двери, потом царапание когтей — он пытался прорыть под дверью лаз к ней.

Сьюзен вымыла ногу в ванной Андреа, обвязала полотенцем вместо повязки, тщательно замыла следы крови на полу и в раковине и стала решать — что же делать. Позвонить в полицию? Это означает — смерть Ласкунчика Уильяма, а она, хотя и боится его, но все-таки любит. Не он напал на нее, это Существо исподтишка плюется, изрыгает яд. Нет, Ласкунчик Уильям его жертва, так же, как и она. Первая жертва, подумала Сьюзен.

Из спальни раздался звон и треск. Подбежав к дверям, Сьюзен прислушалась. Больше ни звука…

— Ласкунчик Уильям? — она прижалась ухом к двери. — Ласкунчик Уильям? — Тишина.

Медленно, прижимаясь к створке, Сьюзен приоткрыла дверь. Разбитое окно. Стеклянные стрелы углов указывают на рваную дыру посередине, дыра, через которую Ласкунчик Уильям выпрыгнул на цемент с одиннадцатого этажа, предпочитая смерть новой атаке на любимую хозяйку.

Тара приехала после девяти, Лу ей позвонил и все рассказал. Сьюзен лежала на тахте в гостиной, уже с настоящей повязкой на ноге. Ее наложил Лу, хотя Сьюзен отказывалась разговаривать с ним, только бросила: «Это ты виноват. Я предупреждала!»

— Не хочу, чтобы он входил сюда, — сказала Сьюзен, когда Лу ввел Тару.

— Но, милая…

— Не хочу, чтобы он был тут! — И Лу, поколебавшись, предпочел послушаться и выскочил из гостиной к себе в спальню.

— Что стряслось? — Тара смотрела на бинт в розовых пятнах на ноге Сьюзен.

— Еще щеночком взяла… — И Сьюзен, уткнувшись в подушку, разрыдалась, внезапно и бурно. — Ни разочка никого не тронул! Ни разочка… Даже белок в парке не гонял. Такой был ласковый… С животных все и началось. — Она вспомнила белку в парке. — Стоит им приблизиться ко мне… Оно убивает их.

— Миленькая, успокойся! — Тара взяла ее за руку и только тут увидела укусы.

— Тара! Я меченая! Меченая адом! — Давясь слезами, Сьюзен не могла ни говорить толком, ни думать.

Тара побежала на кухню за джином и спросила у Лу, сидящего там:

— Она еще ходит к своему психушному доктору?

— Говорит, да, — и смешивая джин с вермутом, горько добавил: — Чего только она не говорит!

— Как думаешь, отчего пес набросился на нее?

Лу протянул Таре бокал.

— Возможно, защищался.

Тара подумала, что говорить так — гадость, пусть даже жена не разговариваете ним. Не сказав больше ни слова, она понесла бокал Сьюзен.

— На, миленькая, выпей.

Сьюзен с радостью отпила и подняла к Таре залитое слезами лицо.

— Тара, я не сумасшедшая. Правда!

— Никто и не говорит.

— А зачем говорить? И так все понятно. О Боже, Тара, мне кажется, я ненавижу Лу!

— Ну что ты! Рассердилась просто… — И Тара вспомнила злое замечание Лу. — У вас у обоих трудный период.

— Но что, что мне делать?..

Тара просидела с ней до полуночи. Одурманенная джином, Сьюзен решила, что, наконец, сумеет заснуть. Она проводила Тару до дверей, заперла за ней и прошла на кухню. Достав из ящика большие ножницы, тихонько вернулась в спальню. Лу спал под двумя одеялами, картонка, которой он заделал окно, почти не защищала от прохладного ночного воздуха. Крадучись, Сьюзен подошла к его стороне кровати и посмотрела на него. Неужели она действительно его ненавидит? Опустилась на колени рядом. Разве можно ненавидеть человека, которого всю жизнь любила? Ненавидеть всерьез? Можно, решила она. И с этими мыслями перерезала телефонный шнур, обезвредив оружие.

На следующий день Сьюзен ушла из дома искать утешения в том, чем утешалась всегда — в черной работе. На Амстердам-авеню она разыскала стекольщика, который обещался придти между двумя и тремя, потом решила сделать покупки в маленьких магазинчиках, а не в супермаркете, зашла в скобяную лавку за не нужным ей товаром, и, наконец, истощив все надуманные дела, вернулась домой.

Управляющий топтался в вестибюле, когда Сьюзен вошла: она поспешила к лифту, чтобы не встречаться с ним.

— Миссис Рид… — окликнул он. Сьюзен не успела нажать кнопку и нехотя вставила ногу, удерживая дверцы лифта.

— Да?

— Я посоветовался с вашим мужем, — приглушенно выговорил он. — Сегодня днем пса увезут.

— Спасибо, — она убрала ногу.

— Да, еще с телефонной станции заходили.

Двери уже закрывались, и ей пришлось поспешно нажать кнопку «стоп».

— Почему с телефонной? Я ни за кем не посылала…

— А он сказал — посылали. Я и впустил только потому, что вы же сами сказали — телефон у вас не работает… — Сьюзен надавила кнопку своего этажа, оставив управляющего оправдываться в пустом вестибюле.

Она быстро вошла в квартиру, зайдя сначала на кухню: разгрузиться от пакетов. На стене сверкал новенький белый телефон. И в гостиной на столе стоял новенький. А самое худшее — отремонтированный телефон Лу в спальне стоял с ее стороны кровати.

— Что ты надо мной издеваешься! — завизжала она.

И они ответили.

Она стояла в спальне, слушая глумливый металлический хохот, эхом перекатывающийся по квартире: Это всегда будет побеждать, независимо от того, что бы она ни предпринимала, куда бы ни обращалась. И все-таки Сьюзен упрямо достала из кухонного стола ножницы и угомонила их всех.

Позже, когда она задремала, измученная всем происходящим, ее разбудили заливистые звонки телефонов. Они самостоятельно залечили себе раны.

14

Дни текли в молчаливом отчаянии. Сьюзен ждала, сторожила признак очередной атаки. Телефоны молчали, всегда рядом.

Как-то днем, не в силах изобрести больше никакой домашней работы, Сьюзен отправилась в офис забрать свои вещи. Встретила ее всеобщая искренняя печаль — из-за того, что ее уволили, или Тара им рассказала?

— Будем скучать по тебе, детка, — бросил редактор живописи, когда она шла по длинному коридору к своему «кабинету». Она на минутку приостановилась, ответить на доброе слово.

— Я тоже буду по тебе скучать. И по твоим грязным анекдотам.

— Начну смешить тебя по телефону, — пообещал он.

— Лучше по почте.

Собственный ее закуток показался ей чужим: иллюстрация, над которой она работала, исчезла, на рисовальной доске прибрано. Сьюзен медленно собирала пожитки. Подняв глаза, она увидела Тару: та стояла в дверях с таким лицом, будто вот-вот расплачется.

— Привет, — поздоровалась Тара.

— Приветик.

— Барахлишко собираешь?

— Угу.

— Можно я заползу в твою коробочку?

— Буду рада.

Войдя, Тара плюхнулась, как всегда, на рисовальную доску.

— Угадай — что?

— Что?

— Я опять без мужика.

— То есть?

— Юрий откопал себе даму-ортопеда с частной практикой и грудями-бомбами.