Знак эры (сборник) - Николай Рерих
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
и пожалеем спокойно о глупом,
о бедном.
Полночь
Прежде, чем мы разойдемся,
я хотел рассказать вам,
друзья, еще одну повесть.
Но слуги поторопились,
они погасили огни.
Унесено все убранство,
и отодвинуты скамьи.
Придется нам отложить
последнюю повесть. Этим
я даже доволен. Во сне
укрепив свои силы, в новых
словах ее расскажу я;
будут светильники полны,
пышно убраны столы,
и огонь в очаге разгорится.
Из последнего слова начало
сделаем мы и, долго
сидя за столами, громкой
и ясною речью встретим мы время
царства ночного – глубокую
полночь.
В пути
Друзья, от вас ухожу я.
Во взгляде моем ваши лица
уже изменились. Я вижу,
что знал вас я мало.
Вы меня тоже не знали.
Многое я тайком накопил.
Сохранное не показал вам.
За это простите. Зато
многое вы соберете.
Большую часть новым
друзьям не дадите. Меня
вы поймете и перед долгим путем
подарите мне, что утаил я,
оно мне в пути пригодится.
Смотрите, идут уже там
впереди. Рано вышли в дорогу.
Пристально вы посмотрите.
Темные точки на склоне
горы – ведь не камни, путники это.
Скоро и я для вас стану
таким же камнем далеким.
Но не забудьте, что это не
камень, ведь это я, тот,
который долго жил с вами.
Лицо мое знали вы близко
и четко. Хотя ваши лица
для меня изменятся, но буду
вас помнить и пожалею,
если встречался с кем мало.
Теперь вещи для жизни я вам
оставляю. В пути они
мне не нужны. Если из
них пропадет или
износится что, не жалейте.
Вернувшись, найду я, что
надо. За перевалом путники
скрылись. Не печальтесь, что
пойду я один. Путников встречу
в пути.
Оставлю
Доживу ли? Сумею ли я
испытать мой знак,
вновь найденный?
Не могу я его показать никому.
Его власть рассказать я не смею.
Мы ходили далеко, а он
был оставлен так близко.
Прост по виду он был.
До приезда Царя я его сохраню
и по зову отдам Ему в руки.
Но пока он лежит у меня.
Наконец, я вижу его.
Сердцем я знаю, что он
настоящий. Ни твари, ни люди
не могут сделать его.
Мне показал он такое,
о чем рассказать я не смею.
Грамотой тайной я запишу
и оставлю.
Властитель ночи
Должен Он прийти – Властитель ночи. И невозможно спать в юрте на мягких шкурах.
Встает Дакша, и встают девушки. И засвечивают огонь. Ах, томительно ждать. Мы его призовем. Вызовем. Огонь желтый, и юрта золотая. И блестит медь. Начинается колдовство. Пусть войдет Он, желанный. Придет ведунья. И зажжет травы. И вспыхнет зеленый огонь. Надежда!
И ожидание. Но молчат тени, и нейдет Он. Ах, бессильны добрые слова. Пусть войдет та, злая. И бросит красные травы. И заволочет туманом стены. И вызовет образы. И духи возникнут. Кружитесь. И летите в пляске.
И обнажитесь, откройтесь. И мы удержим образы возникшие. И сильнее образы и багровее пламя. Ах, приди и останься. И протянулась и обняла пустое пространство. Не помогло красное пламя. И вы все уйдите. И оставьте меня. Здесь душно. Пусть тухнет огонь. Поднимите намет. Допустите воздух сюда.
И вошла ночь. И открыли намет. И вот она стоит на коленях. Ушел приказ. Ушло волхование. И тогда пришел Он, Властитель. Отступила Дакша. Замирая. И опустилась. Он уже здесь. Все стало просто. Ах, как проста ночь. И проста звезда утра. И дал Он власть. Дал силу. И ушел. Растаял.
Все просто. 1918
Монеты
Тебе дам три медные монетки.
Укажу изготовить мне сласти.
Но если даже дам трижды три
медных монеток, ты не сможешь
изготовить мне сласти. Пойдешь
за ними в лавку на рынок.
Какие там маги, что за три
монеты охотно дадут, что ты
дать не можешь? Но я пошлю
тебе иное уменье. Ты сам
дашь нам сласти, слаще
медов и ванили и благовоннее
смирны, во все времена дня
и ночи. За них не возьмешь ты
монеты.
1921
Дар
Мутны волны, и бурно море.
Неужели и здесь должен быть
наш улов? И здесь должны
мы закинуть сеть нашу.
Иначе лишимся пропитания
нашего. В желтые волны
бросили мы нашу сеть.
Вес ее стал отягчаться.
Ах, сколько ила и грязи
соберет наша бедная пряжа!
С трудом извлекаем наш
тяжелый улов. Усмешка судьбы!
Она бросила нам все ненужные
вещи. Звезды морские и мертвые
крабы для еды непригодны.
Но среди хлама мелькнул
блеск чешуи. Господи, даже
среди мутного моря все же
послал нам золотую
рыбку. Но мало того, среди
грязи мы находим
замечательный ящик. Дома,
только там, за порогом,
мы раскроем его. Сладость
какая нести запечатанный дар!
1922
Владычица Знамени Мира
Владычица червонно-пламенная!
Владычица Знамени Мира!
К Тебе, Владычица, мы прибегаем. Кто же
поднимет Знак Мира, Знак Сохраненья
Высших Сокровищ?
Кто же, кроме Тебя, придет к нам, помочь
Знамя поднять, знак созиданья народам?
Бурно море и губительны вихри, но Ты Знамя
поднимешь
и наполнишь сердце людское сознаньем
о священном
Хранении Духа. Ведь Ты знаешь, насколько нельзя
отложить этот Знак. Ведь Ты знаешь, сколько
уже разрушений землю унизило. Знаешь Ты
все поношения самого лучшего, самого нужного
людям. Если стадо не знает опасности, то ведь Ты,
Пастырем будучи, Мирное Знамя поднимешь.
И ветры нагорные всюду Приказ принесут Твой:
сохранить, и строить, и складывать Светлое Завтра.
Твой Пламень Червонный тьму разгоняет. Дыхание
Твое исцеляет все раны, и Рука Твоя разве не строит,
легко прикасаясь к созидательным камням творенья?
Вот мы и просим Тебя поднять этот Знак
Триединости Мощной.
Знаем мы, что Ты не откажешь, ибо противно Тебе
разрушенье и уничтоженье прекрасных начал. Ты
не терпишь хаоса, Ты не терпишь смятения,
и потому Ты поднимешь, и сохранишь, и укажешь
народам Знак Охраненья мирных прекрасных
Сокровищ! Знак Путеводный для каждой творческой
Мысли! Знак Утвержденья и Света.
Помоги, Владычица Знамени Мира!
1932
IV. Легенды
Легенды
Профессор Варшавского Университета Зелинский в своих интересных исследованиях о древних мифах пришел к заключению, что герои этих мифов вовсе не легендарные фигуры, но реально существовавшие деятели. К тому же заключению пришли и многие другие авторы, таким образом опровергая материалистическую тенденцию прошлого столетия, которая пыталась изображать все героическое лишь какими-то отвлеченными мифами. Так, французский ученый Сенар пытался доказать, что Будда никогда не существовал, и не что иное, как солнечный миф, что было сейчас же опровергнуто археологическими находками. Такие же попытки были делаемы, чтобы доказать, что и Христос никогда не существовал, хотя мы имеем свидетельства, очень близкие к Его времени. Кроме того, в Сирии недавно была найдена плита с римскою надписью – эдикт против первых христиан, по времени чрезвычайно близкая к манифестации Христа. В этой борьбе между познающими и отрицающими так ясна граница, разделяющая всю мировую психологию. При этом чрезвычайно поучительно наблюдать, насколько все отрицатели со временем оказываются побежденными; те же, кто защищал героизм, истину, великую реальность, они находят оправдание в самой действительности.
Тот, кто истинно понимал героев и мифы и кто временно считался мечтателем, оказывался величайшим реалистом, тогда как скептик-отрицатель по справедливости занял место «мечтателя», поверившего или клевете, или извращенному источнику. Так медленно, но верно оборачивается колесо эволюции, неся с собою восстановление забытой правды.
Оглянемся и заметим, как быстро и как легко человечество забывает даже недавние события и деятелей. Еще недавно такие лица, как Парацельс или Томас Воган, отмечались в энциклопедиях как обманщики. Но затем некоторые люди, в которых была жива справедливость, дали себе труд ознакомиться с их произведениями и нашли, вместо оглашенных шарлатанов, глубоких ученых, открытия которых принесли человечеству много блага. Вспоминаю, как в детстве мы увлекались книгою Гастона Тиссандье «Мученики науки». Те, которые погибли жертвами всесожжения, в пытках, на эшафоте, теперь признаны как великие ученые. Но лживый скептицизм продолжает свою подпольную работу и, вместо прежних мучеников, спешит изобрести других, чтобы затем они, в свою очередь, так же были почтены памятниками и народными торжествами.
За последние годы в общественных направлениях замечаются некоторые отдельные действия, которые дают надежду, что вредоносное отрицание как будто уже осознается и, таким образом, будем надеяться, займет заслуженный темный угол.
Люди начинают стремиться к жизнеописаниям. Но и в этом шептуны-скептики не хотят уступить. Пожимая плечами, они скажут вам: «Как вы можете быть уверены относительно истинных побуждений, родивших поступки, отображенные в биографии?» Или: «Как вы можете быть уверены, что не были случайностями те события, которые окрасили жизнеописания ваших героев?» Или: «Можете ли вы утверждать, что биограф был искренен и беспристрастен?»