Председатель - Юрий Нагибин

- Спасибо, хорошо! - вразнобой кричат те.

- Последний стог добиваем, Егор Иваныч, - улыбается через силу Павел.

Из сенной трухи мелькнуло обветренное, обожженное солнцем улыбающееся лицо Лизы.

- В шесть обхватов клали?

- Проверьте! - машинально отвечает Маркушев. Трубников шагнул к стогу, вскинул левую руку и сам рассмеялся.

- Ну, моих тут поболе десятка будет! - шутливо говорит он смущенному бригадиру. - Привет, товарищ сталевар! - кричит старшему Маркушеву. - Как самочувствие?

- Отвык маленько, Егор Иваныч, - отвечает тот с верхушки стога. - Сталь варить вроде сподручней!

Когда Трубников подъехал к другой бригаде, ветер задул с удвоенной силой. Он уложил траву и заклубил густую пыль на дороге.

- Видишь, как вовремя кончили, - говорит Надежда Петровна, предупреждая вопрос мужа - А к Бутовской пустоши даже не приступали. Уж очень сено богатое, сроду такого не было.

- Эх вы! А Маркушев все подчистую добил!

- Не знаю, как он исхитрился! - разводит руками Надежда Петровна.

Лицо ее темно от пыли, на щеках влажные черные полосы.

Все нарастающий ветер, уже не размениваясь на мелочи, ломает сучья деревьев, мчит серые низкие тучи.

От старой плакучей березы, что росла на бугре, отделился огромный сук, пал на землю и неуклюже потащился по полю.

Отсюда, с бугра, Трубников видит клеверище. Над золотым ковром вновь отросшего низенького клевера носятся, будто ведьмины клочья волос, пучки сухого сена, вычесанного ветром из стерни. А в дальнем конце поля с перевальцем катится огромный шар, от которого тоже отделяются темные клочья и взмывают вверх. Трубников угадал, что это поверженный стог, лишь когда другой стог наклонился всем составом, рухнул и, покатившись с десяток метров, перестал существовать, растерзанный ветром. А затем повалился еще один стог, и еще, и еще. По дороге, направляясь к деревне, спешат люди.

Стиснув зубы, глядит Трубников, как ураган уничтожает нелегкий труд людей.

- Не горюй, Егор Иваныч, - слышится голос подошедшего сзади Игната Захарыча. - Бог даст, завтра ведро будет, мы клеверок обратно просушим и застогуем накрепко.

- А коли дождь зарядит, сеногной!.. Пропал год... Опять бескормица, падеж, все сначала начинай...

- Да хватит тебе!.. Раз буря - значит, скоро распогодится.

- Твои-то не повалило?

- Зачем? Стоят как вкопанные.

- Вон за балкой тоже стоят.

- Видать, поторопились нынче. Утоптали плохо, да и окружность не соблюли.

- То-то и оно!.. Колхозное - чужое, а свое, кровное - свадьбу сыграть... - горько говорит Трубников, и тут страшный удар грома раскалывает небо.

Яростно хлынул ливень.

По окнам стекают последние капли дождя. Гроза прошла, снова светит солнце, июньский вечер еще светел, хотя солнце спустилось к горизонту.

Трубников и Борька рассматривают наброски для стенда

- Хорошо, - говорит Трубников. - Все в подробности, только башня тут зачем?

- Это не башня, а голубятня.

- Зачем?

- Голубь-то - почтовая птица. Над почтой голубятник - в самый раз.

- Идут!..- слышится взволнованный голос подошедшей к окну Надежды Петровны.

К дому Трубникова приближается шумная толпа. Впереди шагает Павел Маркушев в темном костюме и белой сорочке, рядом с ним молодая в светлом длинном платье с фатой и ромашковым венком на голове. За ними выступают родня и гости, среди всех выделяется дородством старший брат Павла уральский сталевар.

Люди идут, приплясывая, отбивая дробца. Из середины толпы вырывается пронзительное обращение:

Ты воспой, ты воспой

В саду соловейко...

А раскатистый бас отвечает:

Эх, я бы рад тебе воспевать.

Эх, мово го-о-лосу не хвата-ат.

Хаз-Булат удалой,

Бедна сакля твоя...

Одни слова путались с другими, все ухало, охало, ахало.

- Видишь, ты не пришел, и свадьба сама тебе честь оказывает, - говорит Надежда Петровна.

- Нужна мне такая честь! - зло отвечает Трубников. - Коль зарядят дожди - сеногной, все прахом пойдет!

Свадьба приближается к дому.

- Выйди на улицу, неудобно, - просит Надежда Петровна.

- А ему удобно мне в лицо глядеть?

- Нельзя так, Егор, надо быть добрым!..

Трубников как-то странно - нежно и насмешливо - смотрит на жену.

- Да, надо быть добрым... Ведь нам одной жизнью жить, верно? Со всеми свадьбами, родинами, крестинами, радостями, горестями... И сколько же, скажи, будет дрянного, нелепого, мешающего, если не быть хоть раз по-настоящему добрым!

Он выходит на крыльцо, Надежда Петровна следует за ним.

- Егор Иваныч, мы за вами! - В голосе Павла смущение, неуверенность и радость.

Трубников молчит.

- Такая незадача! - Павел делает грустное лицо, но против воли глаза его ликуют. - Прямо несчастный случай, да мы завтра наверстаем!

Умоляюще и нежно смотрит на Трубникова невеста, с веселой надеждой брат-сталевар.

- Мразь! - громко говорит Трубников Павлу Маркушеву. - Раз ты коллектив обманул, нет тебе ни в чем веры. Я бы подумал на твоем месте, - он глядит в помертвелое лицо молодой, - стоит ли с таким судьбу вязать. - И, повернувшись, возвращается в дом

Он входит в дом и садится возле кухонного окошка, глядящего на огороды: верно, нелегко и непросто далась ему эта беспощадная доброта. Мягко ступая, к нему подходит Надежда Петровна.

- Ох и одиноко тебе будет, Егор, - говорит она печально. Трубников молчит.

- Может, это и сила в тебе, что ты так можешь... Только надо ли? Надо ли так с людьми? Ведь нонешний день им на всю жизнь запомнится.

- Я и хочу, чтобы им он запомнился на всю жизнь, - тихо отвечает Трубников. - Ну, мать, раз нам свадебных пирогов не есть, собери-ка поужинать!

В доме Маркушева негромко и невесело под "Милку дорогую" справляют свадьбу. Захмелевший Павел сидит за столом в палисаднике. К нему склонился Семен Трубников

- Осрамили тебя на весь свет, - говорит он Павлу. - Разве это дозволено?

- И за что? - с хмельной обидой бормочет Павел. - Ну, ошиблись, поправимся...

- А ему люди - тьфу, лишь бы себя выставить!

- Ладно брехать-то! - вмешивается скотница Прасковья. - Он обо всех нас думает.

- Молчала бы, верная Личарда! Вот попомните, ему за ваш труд и пот новые награды выйдут, а вам - сказки о светлом будущем.

- Мы так несогласные... - крутит головой Павел. - Я уйду... И Лизаху заберу... А коли она не того... я один...

- Ладно чепуху молоть! - обрывает его старший брат.

- Я серьезно... Он, гад, мне в душу наплевал!

- Наш взводный тоже гад хороший был, - говорит сталевар. - А ведь мы не дезертировали и в атаку шли за этим взводным.

- Молчи, блокнот-агитатор!

Появляются захмелевшие бабы, волоча за собой Лизу.

- Горько! - орут гости. - Горько-о!

"Так будет" - эта крупная надпись венчает Борькин рисунок, набитый на доски и установленный против строящегося здания конторы.

У стенда остановились две молоденькие колхозницы. Они рассматривают рисунок, переглядываются и прыскают. К стенду приближаются Трубников с Игнатом Захарычем

- Видал, заинтересовались! - удовлетворенно говорит Трубников.

Но тут и девушки заметили председателя. Смущенно, испуганно охнув, они пустились наутек.

- Чего это они? - удивился Трубников. Но, подойдя к стенду, он краснеет от гнева.

Через весь рисунок, который он частично загораживает своей фигурой, тянется другая надпись: "Когда рак свистнет... твою мать".

- А каждую стеночку еще в особь изукрасили, похлеще иного забора, сокрушенно говорит Игнат Захарыч.

- Да, выражено недвусмысленно...

Трубников приходит домой, где застает Надежду Петровну.

- Знаешь, как стенд испохабили?.. - начинает он. Надежда Петровна прикладывает палец к губам и кивает на закуток.

- Плачет? - шепотом спрашивает Трубников.

- Не знаю...

Трубников проходит в закуток. Мальчик лежит плашмя на койке.

- Ну, Борис, это не по-солдатски...

Борька поднял измятое подушкой сухое, бледное лицо.

- Чего вам, дядя Егор?

- Прости, мне показалось, что ты того...

- Нет... Я просто думаю.

- О чем?

- Почему люди такие злые? Ведь это же хорошо, что мы с вами придумали? И нарисовано хорошо, правда?

- Хорошо, да только не ко времени. Поторопились мы...

- Почему?

- Дай голодному вместо хлеба букет цветов, он, пожалуй, тебя этим букетом по роже смажет... Еще дыры не залатаны, раны не залечены, а мы уже вон куда махнули. И у людей недоверие, злость - может, мы просто брехуны, обманщики... А люди не злые, не надо о них так думать.

Входит Надежда Петровна, ставит на столик крынку с молоком

- Попей холодненького, - говорит она сыну, затем Трубникову: - Ты хоть сыми завтра эту срамотищу.

- Что? Да ни в жизнь! Если на такие плевки утираться, вся дисциплина к черту пойдет.

- И кто же это сработал? - вздохнула Надежда Петровна.

- Разве важно кто? Важно, что все это молча одобрили...

Возле конторы собрались колхозники. Теперь видно, как за минувшие месяцы вырос людской состав колхоза. На бревнах и просто на земле удобно расположилось несколько десятков мужиков, баб, парней и девушек Отдельной группой держатся старики: Игнат Захарыч с женой, Самохины, скотница Прасковья. Кучно разместились недавно вернувшиеся в колхоз плотники. Их сразу заметно по городской одежде, легкой отчужденности и по любовно-преданным взглядам, какие бросают на них жены.