Мулан - Элизабет Рудник
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Каждое слово было для Мулан как пощёчина. Сваха была права. Она подвела родных. Она никогда не принесёт чести семье. Как иначе, ведь сваха теперь не пустит её и на порог своего дома!
Не смея поднять глаза на отца, боясь увидеть неминуемое разочарование на его лице, Мулан побрела прочь со двора в направлении родного дома. Это будет длиннейший путь за всю её жизнь, ведь её спутниками будут печальные мысли и сердитые взгляды матушки. Больше всего на свете Мулан хотелось, чтобы что-нибудь отвлекло от неё всеобщее внимание.
И желание её исполнилось: по деревне прокатилась барабанная дробь.
Мулан, её родные и все селяне встали как вкопанные. Все глаза повернулись к дороге, которая вела в их небольшую деревеньку. День за днём тракт оставался пустым, запорошенным слоем никем не потревоженной пыли. Но теперь селяне видели облако песка, поднятое кавалькадой всадников.
Детвора бросилась было вперёд, поглядеть, что происходит, но тут же вся стайка развернулась обратно.
– Солдаты, – заголосили они на бегу.
Кругом Мулан все зашептались, а в груди её громко заколотилось сердце. С того дня, как солдат видели в их деревне, прошли долгие годы. Тогда отца забрали сражаться за императора. Зачем они здесь?
Барабаны отгремели, пыль осела. И перед ними возникли конные фигуры магистрата и шести солдат. Мужчины глядели на селян сверху вниз. По знаку магистрата несколько солдат соскочили на землю и стали прикреплять к домам листы бумаги.
– Граждане свободного Китая! – возгласил магистрат, несмотря на то что к нему и так было приковано всеобщее внимание. – Северные варвары вторглись в наши земли. Война! По указу его императорского величества Сына Неба каждая семья должна послать на войну одного мужчину! Один муж от каждого дома! – он вынул свиток и развернул его. Мулан было видно, что по свитку вьётся длинный список имен. – Семья Ван! Семья Чин!
Магистрат продолжал зачитывать фамилии семей, живших в тулоу, а Мулан вдруг заметила, что отец исчез в толпе. Она приподнялась на цыпочки, пытаясь понять, куда он ушёл, но деревню затопила всеобщая сумятица.
Мужчины проталкивались вперёд, чтобы получить бумаги для зачисления в армию. Позади них старухи и молодые девушки рыдали, одни – радуясь тому, что мужчина из их рода станет героем, другие – зная, как война ломает тело и дух.
– Семья Ду! Семья Хуа!
Когда Мулан услышала родовое имя Хуа, горло её сдавило. Ища глазами отца, она наконец увидела, как он пробирается вперёд. Он шёл с высоко поднятой головой и без своей палки. Мулан знала, что он сделает.
Подойдя к магистрату и двум солдатам, оставшимся верхом, Хуа отвесил им поклон.
– Я Хуа Джоу, – представился он, выпрямившись. – Я служил в императорской армии во время последнего вторжения северян.
Магистрат посмотрел на Хуа.
– Разве нет у тебя сына, достаточно взрослого, чтобы сражаться? – спросил он.
– Судьба благословила меня двумя дочерями, – отвечал отец Мулан. – Сражаться буду я.
Магистрат оглядел стоящего перед ним мужчину. Мулан заметила, как взгляд его остановился на седых волосах отца и морщинах, разбегающихся от глаз. Она понимала, что он видит гордого мужчину, но почти старика. Наконец магистрат кивнул ближайшему солдату. Юноша достал из сумки предписание и протянул его Джоу.
Само время словно замедлилось, Мулан неотрывно смотрела, как отец протягивает руку. Его пальцы коснулись бумаги и уже начали сжиматься вокруг свитка, когда ноги его подкосились. Со сдавленным криком он упал на землю. Лёжа у ног лошади магистрата, Джоу в ужасе прикрыл глаза. Его халат распахнулся, и под ним обнаружилась перевязь на ноге, ослабшая при падении.
Мулан смотрела на отца, и сердце её исходило болью. Он был совершенно уничтожен. Даже солдаты отшатнулись от него и конфузливо отвели глаза. Приметив отцовскую отброшенную клюку, Мулан шагнула поднять её. Но матушка остановила дочь.
– Не надо, – шепнула она. – Это будет для него ещё большим унижением.
Магистрат вернулся к зачитыванию родовых имен тулоу, а молодой солдат спешился и протянул Джоу руку, которую тот отверг Сжимая в руке свиток, он с трудом поднялся на ноги. А затем захромал прочь, высоко подняв голову
Мулан проводила его взглядом. Отец был хорошим, но очень гордым человеком. И гордость эта станет его погибелью, если он пойдёт на войну.
Глава 6
Над домом Хуа нависло ощущение неминуемой беды. Остаток дня им удавалось гнать от себя произошедшее, но, когда все собрались за вечерней трапезой, атмосфера за столом была такая тяжёлая, что хоть ножом режь.
Мулан ковыряла в тарелке. Есть ей не хотелось. В животе у неё камнем лёг страх за отца, выступающего против варваров-северян. Сидевшая рядом Сиу без охоты пожевала один кусок и отодвинула миску. Она тоже не могла есть.
Матушка присела напротив, даже не взяв себе миску. Она не сводила глаз с Джоу. Он же, не замечая или сознательно избегая взглядов жены и дочерей, с видимым аппетитом ел.
– Ты герой волны. – тихий голос Ли нарушил тишину. – Разве мало ты принёс в жертву...
Джоу не дал ей закончить. Он знал, что она скажет.
– Ты говоришь, что наша семья должна пойти против воли императора?
Слова слетели с губ Мулан прежде, чем она сумела их остановить:
– Но ты не можешь воевать, ты едва...
Джоу ударил по столу кулаком, и она осеклась, не договорив. Его лицо исказилось гневом. Жена и дочери испуганно смотрели на главу семьи. Джоу всегда гордился умением сдерживать себя, всегда сохраняя спокойствие. Тем более пугающей была эта не свойственная ему вспышка ярости.
– Я – отец! – в небольшой комнате его голос прозвучал, как раскат грома. – Мой долг принести честь семье на поле боя. Ты – дочь. – Он замолчал, пристально глядя Мулан прямо в лицо. – Знай своё место! – тяжело поднявшись, Джоу вышел из комнаты, подволакивая ногу.
Мулан осталась сидеть за столом, низко опустив голову. Слова отца ожгли её. И не только своей суровостью, но и сокрытым в них посылом. Отец всегда и во всём поддерживал её. Он вселял в неё уверенность и позволял быть собой. Даже когда ей приходилось скрывать свою горячность и порывистость, она чувствовала отцовскую любовь и поддержку. Мулан всегда чувствовала, что отец знает, как хочется ей чего-то большего... достичь чего-то большего.
Но она ошибалась.
А хуже всего то, что из-за своей