Воспоминания еврея-партизана - Мейлах Бакальчук-Фелин

Алик Абугов сейчас же отправился в Озерск и узнал у крестьянина фамилии убийц. Он застал обоих убийц в одной хате и здесь же на месте их застрелил, а затем среди бела дня поджег хаты обоих бандитов. Для бандитов в Озерске и окружающих селах это было наглядным уроком и указанием на то, что есть карающая рука и что за смерть они поплатятся смертью.

Мы готовились совершить налет на Высоцк — районный центр в 35 километрах от наших землянок. Там находилось 30–40 немецких жандармов и 120 украинских полицаев. Каждый из нас понимал опасность предстоящей операции. Но в такое беспощадное время мы пренебрегали логическими доводами. Нами руководила другая сила — страстное чувство мести.

16 ноября 1942 года мы отправились на выполнение этой операции.

Сперва — на Сварыцевичский двор, и там в вечерних сумерках силой захватили две пары лошадей. Мы окружили двор, разогнали охрану, зашли на конюшню, выбрали четырех гнедых лошадей и впрягли их в повозки.

Когда мы выехали на тракт, связывающий Волынь с Полесьем, было уже темно. Мы быстро гнали лошадей в расчете вернуться этой же ночью обратно и в то же время не были уверены, выйдем ли из Высоцка живыми. Пошел дождь со снегом. Все вокруг побелело. Повозки и нас залепило снегом. Мы зарылись в солому. Молчим, не произносим ни единого слова. Каждый погрузился в свои думы. Всех нас беспокоил некстати выпавший снег, дававший врагу возможность обнаружить наш след. Со двора также могли сообщить немцам о нашем визите.

Мы быстро проезжали хутора. Вокруг мертвая тишина, ни живой души. Ни в одной хате не светился огонек. Белый заснеженный тракт, всегда очень оживленный, где далеко-далеко раздавались крики «вьё-вьё!» волынских крестьян, теперь выглядел мертвым. Этот тракт связывал между собой местечки Полесья и Волыни, по нему когда-то евреи ездили друг к другу на свадьбы и торжества, на базары и ярмарки. В Замрученье[25], деревне на полпути, бывало, останавливались в единственном еврейском доме, у Иоселя Замрученьского, где с большой сердечностью и щедрым гостеприимством принимали всех проезжих, как евреев, так и христиан. Здесь безвозмездно поили и кормили. Даже среди ночи кипятили здесь пузатые медные самовары.

Лежа в повозке зарывшись в солому, вспоминал я многих гостеприимных еврейских поселян, тех, кто давно уже умер, и тех, кого истребили гитлеровцы. Перед моими глазами проплывали лица дорогих и близких людей, которые всего несколько недель назад были со мною вместе. Казалось, что это был страшный сон, и все-таки это была горькая действительность. Сердце сжималось от того, что за такое короткое время мир так перевернулся и я сам висел сейчас между жизнью и смертью.

В Замрученье мы остановились, чтобы накормить лошадей, а сами зашли в крестьянскую хату. Перепугавшийся крестьянин подал нам хлеб с медом, и мы сидели в этой хате, думая каждый про себя, не следует ли вернуться в лес, так как снежная метель не благоприятствовала нашей операции.

Снег все валил и валил. Мы продолжали свой путь. Въехали в лес графа Платера. Кусты и деревья выглядели как одетые в саван. Все было покрыто снегом. Сказочные привидения, казалось, прятались за каждым кустом.

Мы все больше и больше углублялись в лес. Дороги и тропы были заснежены. Деревья тянулись бесконечными рядами. Когда-то здесь крепостные крестьяне пилили и корчевали деревья, чтобы придать лесу культурный и красивый вид.

Наконец мы свернули на дорогу, которая вела в Высоцк. Дорога тянулась среди толстых ветвистых деревьев. Каждый шорох настораживал. Пробежавшая белка или прыжок зайца нарушали мертвую тишину, заставляя вздрагивать.

Считанные километры отделяли нас от Высоцка. Охватывала усталость, разливаясь по всему телу. Как было бы хорошо, если бы лес не кончался и ночь тянулась бы еще несколько часов… Но лес редел. Здесь и там стояли молодые стройные березки. Они как бы освещали нам дорогу, по которой мы выезжали из леса. Перед нами расстилались поля Высоцка. Все вокруг было окутано белизной. Каждое темное пятно на поле вызывало подозрение.

Снегопад прекратился. Мы ехали с величайшей настороженностью.

Река Горынь, являющаяся благодатью Волыни, как Днепр на киевской земле, Висла в Польше, разрезает пространство полей. Не доезжая моста мы остановились. Издали виднелся Высоцк, окутанный снегом. Мисюра и Эфраим Бакальчук отправились на ближайший хутор узнать, велика ли ночью немецкая охрана в Высоцке.

Мы ступили на мост, опираясь о перила. Мой взгляд упал на темные волны реки, быстро и сердито уходившие вдаль. От них отдавало страхом и смертью. В воды Горыни бросались высоцкие евреи. Вдоль этих перил, на которые мы сейчас опирались, через этот мост вели их на бойню, и многие предпочли погибнуть в водах Горыни, а не в ямах.

Наши посланцы вернулись с хутора. Они сообщили, что вокруг Высоцка еще не было партизан и за все время не было никаких диверсионных актов. Украинская администрация и полиция спокойны. Бывает, что никакой охраны в местечке нет. Часовые бывают на своих постах не всегда. Эти сообщения нас ободрили.

Мы приблизились к первым заборам местечка. Проверили оружие. Каждый из нас спрятал в заветном кармане по одному патрону: на крайний случай, чтобы не попасть живым в руки врага.

Привязали лошадей к заборам и дали им вволю корма, чтобы не ржали в глухую ночь. В величайшей тишине, молча, пробирались через дворы, прижимаясь к стенам хат, сараев.

Наконец мы добрались до улочки, которая вела к центру местечка. Мы чувствовали, что находимся в сетях смертельной опасности, и никто из нас не питал ни малейшей надежды выбраться из этих переулков живым.

Мы быстро прошли улицу, которая привела к управе. Возле управы находился пункт по отправке на работы в немецкие хозяйства. В этом же здании занимали комнаты эсэсовцы.

Подошли к управе. Охраны не было, как не было ее и у рабочего пункта. Окружили здание. Моисей (Мойше Бромберг) вошел на кухню, держа в одной руке револьвер, в другой — бомбу с часовым механизмом. Его сопровождал Роман (Рувим Туркенич) и Борис (Берл Бобров). Мы все были напряжены до крайности.

Наконец послышались шаги. Кто-то выходит. Мы отошли к огороду. Раздался лай собаки. Ноги были точно налиты свинцом. Вышли из огорода на улицу. Послышался скрип проезжавшей подводы. Скрылись за сараем. Подвода проехала мимо. Мы продвигались дальше, прижимаясь к стенам низких хатенок. Моисей сообщил, что он заложил бомбу в служебной комнате эсэсовцев.

Это было одно задание. Но мы должны были еще посетить Тхуржевского, городского голову Высоцка. Мы перебирались через заборы по переулкам местечка. Было уже заполночь, когда добрались до поповского дома, окруженного большим садом. Тхуржевский много лет был священником в Высоцке. Как украинского патриота польские власти отстранили его от этой должности.