Душенька - Ксения Любавина

— Что-о-о? — Инесса Давыдовна буквально задохнулась от возмущения. — Как ты разговариваешь с матерью, Петр?!

Не обращая внимания, он продолжал:

— Видишь ли, теперь, когда у меня появилась вторая семья, нам всем придется урезать расходную часть.

— Что значит семья?! У той женщины есть ребенок?!

— Допустим, и что?

— Как это что, Петя? Какая-то посторонняя женщина и чужой ребенок стали для тебя дороже матери?! Дороже твоего родного сына?! Если только… О боже! Петя! Я все поняла! У тебя там, в той семье, побочный ребенок, да?!

Он молчал, собираясь с мыслями.

— Так это действительно твой ребенок?! Да или нет?!

— Да, можно и так сказать.

— Сказать-то можно как угодно, но сам факт… Это ужасно, Петя! Это бесчеловечно по отношению к нам всем! Но в первую очередь — по отношению к твоему законному сыну, Артему!

Петр допускал, что ссылка на внука в данном случае была сделана Инессой Давыдовной исключительно для красного словца. Чтобы придать ситуации побольше драматизма. В самом деле, как-то дико слышать эти пафосные слова от бабушки, которая за все то время, что Артем был маленьким, не спела внуку ни одной колыбельной и не поменяла под ним ни одной пеленки. Не говоря уже о подгузниках. А эти ее выражения «законный сын», «побочный ребенок»… Просто девятнадцатый век. Скандал в благородном семействе. Инесса Давыдовна вообще любила высокопарные речи. Видимо, она полагала, что эти ее манеры придают ей больше благородства, какой-то, будто бы врожденной, интеллигентности. В самом деле, и не скажешь никогда, что она в свое время торговала из-под прилавка дефицитными вещами, водила дружбу с барыгами и смачно, с душой, нисколько не стесняясь, материла своих несчастных продавщиц и вечно поддатых грузчиков.

Петр взял себя в руки.

— Нет, мама, — возразил он. — Бесчеловечно было бросить моего отца в сложный период его жизни.

— Ты упрекаешь меня, твою мать?!

— Ну что Ты, мама, как я могу!

— У твоего отца всегда был сложный период! Вся наша совместная жизнь была одним сплошным сложным периодом! Он не умел бороться за существование! И я, слабая женщина, вынуждена была все везти на себе!

Кажется, совсем недавно Петр уже слышал нечто подобное. Только в свой адрес. Настроение испортилось основательно.

— Всего хорошего, мама. Я все тебе сказал.

Он положил трубку, не считаясь с желанием Инессы Давыдовны продолжить разговор. Просто ему это было не интересно.

Глава 9

Такого единодушия между ними не было еще никогда, хотя они всегда и симпатизировали друг другу. Ну, не так чтобы… Просто это был своего рода пакт о ненападении. Как-никак они обе — интеллигентные женщины. А интеллигентные, да к тому же умные женщины всегда могут договориться.

Через неделю после того, как Петр, объявив о разводе, собрал вещи и ушел, Инесса Давыдовна была звана к своей снохе Ларисе на чашку чая. Она и сама бы нашла повод, чтобы прийти к ней, в их с Петром особняк, но Лариса позвонила первой и, едва сдерживая слезы, попросила свекровь о встрече. Это произошло как раз в тот день, когда Петр довольно мягко, в корректной форме, отшил свою мать по телефону.

Итак, Инесса Давыдовна пребывала в трансе от разговора с сыном, а Лариса — от ощущения себя брошенной, иными словами, их биотоки полностью совпадали, и им было о чем поговорить.

— Ах, Ларочка, дорогая, — со вздохом начала Инесса Давыдовна, прихлебывая из фирменного английского фарфора черный кенийский чай с бальзамом, — я считаю, что мы должны держаться вместе и действовать сообща и, в конце концов, поддерживать друг друга в трудную минуту. Бог не дал мне дочери, хоть я всегда очень хотела. — Если бы эти слова донеслись до слуха Даниила Петровича, ее бывшего мужа, он умер бы от смеха. — Но у меня есть ты, Лара, и я счастлива, что могу приходить к тебе даже после того, что произошло. Петя поступил с тобой бесчеловечно. Просто бесчеловечно. Но мне кажется, он скоро одумается и вернется к тебе, и мы снова станем одной семьей. Нет, я все равно, Ларочка, дорогая, считаю тебя членом нашей семьи. Несмотря ни на что!

Лариса не особенно прислушивалась к пафосной болтовне свекрови. Ее главным образом интересовало, что сказал ей Петр сегодня по телефону. И потом, она просто не могла находиться одна в этом трехэтажном особняке. Бойфренд, лениво позевывая в трубку телефона, отклонил предложение о встрече, и она своим женским чутьем уловила в этом отказе тревожные нотки: наверняка он растратил свою молодецкую удаль где-то на стороне, с другой «мамочкой» или с какой-нибудь малолетней шалавой.

У нее кошки скребли на душе, и было так тошно, что даже выпей она бутылку вина, как в тот вечер, когда ушел муж, и это не помогло бы. Только голова стала бы трещать, и тогда пришлось бы глотать импортный шипучий аспирин.

Жаль, что от душевной боли еще не изобретено таких чудодейственных таблеток, а то выпила бы она какую-нибудь быстрорастворимую «шипучку» и навсегда забыла о двадцати годах относительно счастливого брака. Она уже и подругам выплакалась, а потом и своей психологичке три часа кряду изливала душу в соответствии с прайсом. Поэтому разговор со свекровью уже вряд ли мог ей помочь, просто Лариса хваталась за любую возможность поговорить о своей проблеме. К тому же собеседница была ей не посторонней. Хоть Лариса все двадцать лет и считала Инессу набитой дурой.

— Значит, Петя настроен решительно, — задумчиво произнесла Лариса. Весь день она, как привидение, ходила по дому в халате, неприбранная, нечесаная, со следами похмелья на помятом, заплаканном лице.

— Давай-ка, дорогая моя, закурим, как пелось в песне, по одной, и я тебе расскажу, что мне удалось узнать.

Лариса поставила на стол керамическую пепельницу и положила рядом пачку «Парламента», предварительно предложив сигарету Инессе Давыдовне.

— Только умоляю вас, не говорите мне ничего о его так называемой книге, — попросила она, закуривая. — Я не хочу снова выслушивать этот бред.

— Дорогая, я так же, как и ты, считаю эту идею бредом, — согласилась свекровь. — Чистейшее безумие!

— Вот именно!

— Но я вот что тебе скажу — дело вовсе не в книге.

Лариса усмехнулась. Все-таки Инесса Давыдовна — это нечто.

— Понятно, что не в книге, а в бабе, к которой он ушел.

— О-о, дорогая, ты не все знаешь… Не только в бабе, как ты изволила выразиться. — И свекровь посмотрела на Ларису с таким значительным видом, будто обладала неким тайным знанием. Просто курсы актерского мастерства, да и только.

Ларису эти экивоки свекрови всегда безумно раздражали и утомляли, но раньше она терпела, а сейчас терпеть было вроде и незачем. И ей стали приходить в голову крамольные мысли: а не послать ли Инессу Давыдовну… нет, даже не на три известные буквы — еще дальше. И плевать на законы гостеприимства и весь этот дурацкий этикет.