И только сладкие мгновения длятся вечно - Гримальди Виржини

Нас трое в зале кинотеатра. Фильм я выбрала методом тыка, потому что забыла собственные предпочтения, они растворились во вкусах Шарлин и Тома. Программу теле- и кинопросмотров составляли они. Мне нравилось все, что любили мои дети. Кассирша терпеливо ждала моего решения, а я молчала, ошеломленная своим открытием. Я двадцать лет жила жизнью Шарлин и Тома. Что ты любишь, Элиза? Не припомню. Кто ты? Не знаю.

В конце концов я выбрала название самой красочной афиши. Купила ведро сладкого попкорна и успела съесть почти все к концу рекламы.

Фильм начинается.

Ночь. По лесной дороге едет машина. Звучит песня Кэти Перри, все подпевают. За рулем отец, мать держит в руке воображаемый микрофон. На заднем сиденье двое детей. Мотор глохнет, машина останавливается. Отец вылезает, насвистывая, открывает капот, пытается понять, в чем проблема, подсвечивая себе телефоном. Какой-то шум привлекает его внимание. Звук идет из леса, он напоминает смех. Мужчина светит в сторону деревьев, ничего не может разглядеть, возвращается к двигателю. Шум приближается. Отец больше не свистит. Под капотом все вроде бы нормально. Внезапно раздается истошный крик. Дети. Отец в два прыжка оказывается у двери, стекла забрызганы кровью, он дергает за ручку, появляется темная масса, остатки попкорна подпрыгивают, я отворачиваюсь, затыкаю уши и уползаю из зала спиной к экрану, как перепуганный краб.

Еду домой в тишине, паркуюсь у подъезда, не забираю из ящика ни почту, ни желуди. Сажусь в лифт, нажимаю на кнопку. Вхожу в квартиру, запираюсь на все замки. Эдуар прыгает мне на спину, и я вскрикиваю от испуга, а пес разваливается на полу пузом кверху. Я присаживаюсь на корточки, чтобы погладить беднягу, мы оба постепенно успокаиваемся, и тут кто-то стучит в дверь. Я крадусь на цыпочках, смотрю в глазок, вижу соседа и открываю.

– Здравствуйте, мсье Лапен.

– Ваша собака воет дни напролет, заставьте его молчать.

Смотрю на Эдуара – он так и валяется на спине и пялится в пустоту.

– Уверены, что звуки издает мой пес? Странно, я никогда не слышала его голос.

– Я не обманщик. Мне нужны покой и тишина, а вместо этого вот уже десять дней приходится жить в звуковом аду.

Мой темпераментный сосед нуждается в покое, если в полночь не передвигает мебель. Уйдя на пенсию, мсье Лапен свел знакомство со сборщиками утиля, не гнушается он и помойками, откуда тащит разное барахло. Ведь «никогда не знаешь, какая безделица где пригодится!». Кухонная утварь, столики, стулья, игрушки, книги, картины… Все это он складирует на лестничной клетке в ожидании этого самого «пригодится».

– Я этим займусь, мсье Лапен. Поговорю с остальными соседями.

– Делайте что хотите, но решение найдите, иначе в следующий раз я вызову полицию.

Сосед явно не получил свою дозу морковных кружков.

Расследование заканчивается, едва начавшись. Сосед из квартиры напротив подтверждает, что в мое отсутствие Эдуар воображает себя оперной певицей.

Плюхаюсь на диван и пытаюсь проанализировать ситуацию. Когда Тома жил здесь, Эдуар часто оставался днем один, но никогда не лаял. То, что происходит сейчас, подтверждает диагноз ветеринара: у Эдуара депрессия. Он не выносит одиночества, соседям не нравится его «вокал». Я вижу одно-единственное решение: сын должен забрать Эдуара в Париж.

22. Лили

Я не плакала, прощаясь с тобой. Мы не расставались весь день, баюкали тебя, развлекали разговорами о детской, о твоих кузенах, о нашем коте, рассказывали, что тебя ждет, чтобы ты захотела вернуться домой. Мы повесили на белую доску наши фотографии, нарисовали уйму сердечек, повторяли слова любви, оттягивали уход, напитались тобой и, боюсь, перекормили тебя собой. Мы покинули бокс только после того, как певучая патронажная сестра Эстель пообещала вызвать нас при первом же признаке опасности.

Я положила рядом с тобой игрушку, пропитавшуюся моим запахом, попрощалась как обычно: «Спокойной ночи, радость моя, добрых тебе снов, увидимся завтра, люблю тебя больше всех на свете!» Мне не хотелось, чтобы ты уловила хоть малейшую перемену в моем голосе. Быть родителем – значит считать эмоции ребенка важнее собственных, улыбаться ему, когда хочется зареветь от отчаяния, внимательно выслушивать рассказ о том, как прошел день в школе, даже если глаза закрываются от усталости, играть в лошадки, мечтая все бросить, вселять уверенность, когда хочется поубивать всех вокруг, и утешать, даже если из горла рвется вопль отчаяния.

В лифте я машинально потянула палец к кнопке третьего этажа, твой папа улыбнулся и нажал на первый.

Я не плакала – и не хотела. Все было ужасно.

Проходя через автоматические двери, я остро почувствовала пустоту. Зияющую пропасть внутри. Я больше не носила жизнь. Ты покинула мое лоно, но пока не укрылась в моих объятиях.

Каждый следующий шаг усиливал горечь расставания. Я представляла, как ты лежишь одна в своем боксе, и это разрывало мне сердце. Да, патронажные сестры и врачи не покидают своих крошечных пациентов, волонтеры заботятся о детях, чьи родители навещают их редко или вообще не приходят, но тебе достается малая толика внимания.

Стемнело, но жара не спадала, твой папа открыл все окна и вел машину медленно, ошибся дорогой (которую знал наизусть!), и мы разнимали руки, только когда он переключал скорость.

Он открыл ворота и заехал в сад. Меня не было всего неделю, но дом словно бы явился из другой жизни. Наш кот Милу[21] выбежал навстречу и стал тереться о мои ноги. Собачье имя дал ему твой отец, он до сих пор веселится, когда подзывает его, чтобы погладить. Умолчу об именах, которых ты счастливо избежала!

Конец ознакомительного фрагмента.