НЕсвобода слова. Как нам затыкают рот - Юрий Мухин

«Всякая пропаганда войны должна быть запрещена законом.

Всякое выступление в пользу национальной, расовой или религиозной ненависти, представляющее собой подстрекательство к дискриминации, вражде или насилию, должно быть запрещено законом».

Заметьте, запрещено не любое «всякое выступление», а только то, которое является подстрекательством, то есть все той же агитацией, но призывающей к дурным поступкам.

Свобода слова в СССР

Поскольку мы заговорили о свободе слова в СССР, нужно упомянуть пусть и не относящийся непосредственно к делу, но важный принципиальный момент, связанный со свободой слова. Который, как ни странно, основная масса современных журналистов России вообще не принимает во внимание.

Была ли в СССР та свобода слова, которая позволяет журналисту давать обществу всю необходимую информацию для принятия обществом коллективных решений? Нет, не была. Но и такого маразма, как в нынешней России, тоже не было! Ведь в СССР каждый мог говорить свободно о чем угодно. На кухне. Мог орать во всю глотку: «Долой Брежнева!». В лесу.

«Да, – скажете вы, – но на кухне и в лесу меня слушали бы несколько моих товарищей. И всё».

А кто сегодня слышит прессу, кроме ее читателей? Велика ли разница в количестве и качестве слушателей, чтобы так радоваться?

Уже при Горбачеве наступила подмена понятий. Именно при нем в прессе началась болтовня ради болтовни, именно при нем государственные органы получили право не реагировать на то, что пишет пресса. При Горбачеве в СССР была уничтожена обязанность слушать – и этим была уничтожена и подлинная свобода ответственного слова.

Прежде было не так. Да, действительной свободы слова не было и тогда, но обязанность слушать была! Вот личный пример из моей практики.

…В середине 1980-х гг. наш завод становился на ноги, появилась возможность с него кое-что взять, и масса чиновников стала показывать нам, насколько они значительные люди и что мы обязаны их очень сильно любить и не отказывать им в их личных просьбах. Веселая это была компания – от прокурора города до директора банка.

Последний учудил такое, что у меня кончилось терпение. Мы по инструкции тогдашней главной профсоюзной организации СССР (ВЦСПС – «Всесоюзный центральный совет профессиональных союзов») обязаны были бесплатно раздавать на производстве в «горячих цехах» чай. И делали это, как и остальные заводы, десятки лет. Но в инструкции было написано «бесплатно доставлять в цеха чай». И директор банка прекратил оплату магазинам наших счетов за чай на том основании, что речь, дескать, идет только о бесплатной доставке чая в цеха, а рабочие на рабочих местах должны покупать его за наличные. Был бы тогда при должности старый секретарь горкома КПСС, за такие шутки директор банка мигом бы лишился партбилета – и вместе с ним должности. Но прежнего секретаря горкома уже сменил новый – болтливый перестройщик, будущий бизнесмен.

Снабжение завода было моей обязанностью. И я, разозлившись, собрал все факты воедино (не забыв и прокурора, и милицию) – и написал статью в «Правду», закончив ее предложением, как быть с этой бюрократической сволочью. Предложение в «Правде» не поняли и из статьи убрали, но статью напечатали, переделав ее концовку.

Далее дело развивалось так. «Правда» у нас появлялась вечером, и номер с моей статьей «Чаепитие по-буквоедски» пришел в четверг. В пятницу ее прочли, меня вызвал директор (исключительно умный и опытный руководитель) и приказал по всем упоминаемым мною в статье фактам собрать документальное подтверждение – а вечером он еще проверил, как я его указание исполнил. Он приказал мне все документы забрать домой. В субботу утром он позвонил мне на квартиру – и распорядился вместе с ним ехать в горком КПСС. Там нас ждали: второй секретарь обкома КПСС, прокурор области, начальник областной милиции, директор областной конторы «Промстройбанка» и масса других областных чиновников. Там же у стенки сидели все, кого я покритиковал в статье. Кстати, чай заводу банк оплатил еще в пятницу, тогда же начальник ГАИ лично сломал все шлагбаумы, которые он до этого поставил на территории нашего завода и т. д.

Нас с директором посадили напротив прокурора области, перед ним лежала моя статья, размеченная по эпизодам. Он читал эпизод и требовал: «Документы!». Я вынимал из своей папки необходимые бумаги и передавал прокурору. Он их смотрел профессионально: атрибуты бланков, входящие номера и даты, даты распорядительных подписей, сроки и т. д. Если не видел признаков недействительности, складывал эти бумаги в свою папку. На одном документе между входящей датой и распорядительной надписью срок был три дня. Прокурор проверил по календарю – два из них были выходными. (Спасибо директору – у меня на все вопросы прокурора были готовы документы.) Потом председатель комиссии, второй секретарь обкома КПСС, начал задавать вопросы, требовавшие устных пояснений. От стенки послышались жалобные сетования, что я, дескать, все извратил, но председатель заткнул им рот и слушал только меня.

В следующий понедельник меня вызвали уже в обком, и я целый день присутствовал при таинствах – обкомовцы писали ответ в «Правду», в ЦК компартии Казахстана и в ЦК КПСС. Мне его не показали, но позвонил из «Правды» журналист и зачитал мне его по телефону с вопросом: согласен ли я с таким ответом? Я не согласился (хотелось заодно додавить и городского прокурора, замордовавшего наших работников дурацкими исками), но во второй статье, завершающей тему, которую «Правда» дала уже сама, вопрос о прокуроре не прозвучал. Однако даже то, что было сделано «Правдой», уже стало огромным подспорьем в работе, да и прокурор поутих.

Государство обязано слушать СМИ и реагировать!

И подобное отношение к прессе было общегосударственным правилом. Мой директор заставлял писать ответы во все газеты, включая собственную заводскую многотиражку, если только там публиковался хотя бы критический намек на наш завод или его работников. Был такой смешной случай.

У нас в городе служил офицер-пожарный – большой сукин сын. Как-то он задел меня лично, и я, прикинув обстоятельства, нашел более выгодным не тащить его в суд, а дать ему в морду. И хотя сукин сын две недели симулировал в больнице сотрясение мозга, но по Уголовному кодексу Казахской ССР мое дело подлежало товарищескому суду. Там меня и приговорили к максимально возможному наказанию – 30 рублям штрафа. Божеские были тогда цены, надо сказать! Тогда сукин сын написал во все газеты и инстанции. Занималась этим делом масса людей. Я дал кучу объяснений по его жалобам, но на защиту этой мрази никто не встал, хотя и убрать его из МВД тоже не смогли. И вот прошел слух, что статья об этом инциденте появилась где-то в ведомственной газете МВД в Алма-Ате. В области этой газеты найти не смогли, и тогда директор дал дополнительное задание ближайшему командированному в Алма-Ату. И только когда тот привез оттуда нужный номер и когда директор убедился, что ни обо мне, ни о заводе в статье не было ничего плохого, он успокоился.

Да, не всё в советских газетах могло быть напечатано. Но о простых людях, об их нуждах и интересах печаталось в сотни раз больше, чем сегодня. И, главное, эти газеты обязательно читались теми, кого это касалось.

Попробовал бы какой-нибудь козел-депутат или чиновник вякнуть, что он, дескать, «Дуэль» не читает. Не «Дуэль» бы была виновата, что ее не читают, а он, мерзавец, был бы виноват в этом. Потому что в СССР была обязанность слушать слово. Потому оно и было в тысячи раз свободнее, чем сегодня. И ликвидировал эту свободу Горбачев и приведенные им либералы.

Есть в теме этой книги еще один важный момент. Наверное, даже более важный, нежели свобода слова.

Основы конституционного строя

Задайте себе вопрос – а зачем вообще нужна свобода слова? Чем она является в Конституции – целью или средством достижения какой-либо цели?

Словами выражается не только критика власти, но и та или иная идеология. И при уничтожении свободы слова уничтожаются и выражаемые им идеологии. Характерен пример фашистских Германии или Италии.

Вожди Германии и Италии 1930–1940-х годов Адольф Гитлер и Бенито Муссолини под радостное блеяние «западных демократий» начали с того, что подавили свободу слова и этим уничтожили идеологическое многообразие в своих странах. В частности, они сделали идеологию антибольшевизма государственной идеологией Германии и Италии. Напомню, что свой приказ об объявлении войны с СССР Гитлер закончил словами:

«…Немецкий народ осознает, что в предстоящей борьбе он призван не только защищать родину, но и спасти мировую цивилизацию от смертельной опасности большевизма и расчистить дорогу к подлинному расцвету в Европе (Берлин 21 июня 1941 г.)».

Но попрание Гитлером, Муссолини и их однопартийцами идеологического многообразия в Германии и Италии привело в конечном итоге не к спасению мировой цивилизации, не к расцвету в Европе, а к гибели 50 миллионов человек и неисчислимым несчастьям для самих Германии и Италии. И не имеет значения, какую именно идеологию вы удушаете с удушением свободы слова, – результат будет тот же.