Змеиная Академия. Щит наследника. Часть 2 (СИ) - Шеллар Аэлрэ

Можно звать иногда без слов.

Ис-тайше откликнулся, словно ждал этого момента. Хотя, почти наверняка ждал, потому что и знал, и видел то, что здесь только что произошло.

«Вы обещали», — только и смогла прошептать.

«Да», — мощная сила приподняла и укутала ее сознание, легонько отстраняя от управления собственным телом, глядя на этот мир сквозь ее разум и тело светящимися ядовитым мхом глазами.

Она видела все, будто стоя в стороне. Вот ее собственная окровавленная ладонь ложится на грудь Эрайша, вот его тело обвивает мощным змеиным хвостом, крепко прижимая к себе.

— Я дарую тебе мое прощение, отступник. Все сотворенное тобой ты своей собственной кровью омыл и искупил…

Смертельно раненый вдруг распахнул широко пустые глазница, повел головой — слепо и беспомощно. Никогда и ни у кого она не видела такой ярости, ненависти и боли, как отразилась в этот миг на лице младшего фэйри.

— Глупая девчонка. Жалостливая дура. Кто просил тебя. Мне не нужно… не нужно прощение того, кто меня предал… отец, — слово зазвенело, покатилось прочь, рассыпаясь на осколки и обнажая чужие, так и не зажившие раны. Те, которых она боялась сильнее всего.

И в этот момент они разделились. Ее сознание вернулось в тело, которое отшвырнуло прочь, прямо к лежащему все еще без движения иршасу, а призрачный силуэт Повелителя холмов наполнился силой, облекаясь плотью, и вот уже он сам склоняется над умирающим сыном. Тем самым старшим и единственным сыном, которого когда — то он приказал ослепить и лишил большей части его магической сути, но так и не нашел в себе сил уничтожить.

— Эраньяш… — когти-пальцы тронули свалявшиеся окровавленные волосы — почти нежно, почти любя. По застывшему маской вечному лицу было невозможно ничего прочесть, — ты мало изменился, мой гордый сын, ты так и не смог понять моего поступка, ослепленный своей силой. И все же я дам тебе второй шанс. Слишком уж сильно за тебя просили те, кому ты стал дорог.

Зелень проросла сквозь камни, устилая пол плащом, скрывая кровь и раны на теле.

— Я дарую тебе право и долг стать главой ветви Хаоса. Тебе дано пятьдесят лет на то, чтобы найти и привести под свою руку своих сумасшедших сородичей и направлять их жажду крови и убийства так, чтобы не пострадали невинные. Если справишься — я верну тебе всю твою силу и зрение. Если нет — я вас уничтожу…

Рин сжала зубы, понимая, что больше не имеет права вмешиваться. Справедливый приговор, но все равно жестокий. Впрочем, у зеленого господина иное мерило поступков.

— Ты меня понял? — негромкое вроде, не несущее в себе угрозы слово, но застывший мужчина вздрогнул, кривя в муке губы, кивнул почти поспешно, выталкивая из себя:

— Да, Повелитель…

И затих, теряя сознание. Алая коса свилась змеей, сверкнули под лучом солнца стальные стрекозиные крылья Владыки. Ис-Тайше наклонился, целуя раненного в лоб, и от его поцелуя разбегалась зелеными искрами магия древнего фэйри, оседая на истощенном теле.

Он обернулся, чуть хмуря тонкие брови. Мелькнули острые зубы.

— Мой долг закрыт перед тобой, змейка, но в помощи по — прежнему не откажу. Иди уже к своему принцу, я дал ему капельку силы, — сказал — и истаял, будто и не было.

Мозг, все еще пребывая в ступоре, с трудом осознавал, что именно сейчас сказали. Рин обернулась почти машинально, склоняясь над раненным, заученными движениями, превозмогая боль, наложила диагностическое заклинание. И, только когда пришел отклик, говорящий о том, что мужчина отделался рассеченным виском и сильнейшим магическим опустошением, подняла на него глаза. Сердце замерло на миг, а в груди стало нестерпимо больно.

Чужая личина сползала клочьями, изредка чуть мерцая — у потерявшего сознания иршаса не было возможности ее больше поддерживать. Под маской ставшего уже привычным, строго и требовательного, но всегда готового их поддержать преподавателя скрывалась совсем иная… бархатно-синяя, словно звездное небо, с серебряными прожилками, маска наследника. Даже потеряв сознание, ал-шаэ не обратился, только зашипел, скаля клыки, когда она коснулась его лба, убирая слипшиеся волосы.

Перед глазами все плыло. Риян дан Шасс на самом деле — ал шаэ Нильяр шэ Льяшэсс. Теперь становились понятными и частые отлучки, и беспрекословное повиновение отца и мастеров Академии. Тех, кто, видимо, знал. Но едва ли таких много. Она не имеет права рассказывать… придется придумать, что же говорить, в ответ на многочисленные вопросы.

Пальцы дрожат. Почему? Так устала. Внутри свернулся тугой ком тревоги и ужаса, так и не вылившийся наружу. Несколько когтей обломаны. Кружится голова, и хочется лечь и уснуть, не видя ни крови ни грязи. Только прохладное жесткое тело под пальцами дарит ощущение реальности. Руки и хвост в крови, но, каковы повреждения — так и не скажешь. Эрайшу гораздо хуже, но подойти к нему уже совсем нет сил, Повелитель ведь выполнил свое обещание…

Голова клонилась вниз, и она не смогла сопротивляться — легла, уткнувшись в грудь наследника щекой. Сознание двоилось, но она никак не могла себя отпустить, словно какая нужда жила внутри, заставляя выжидать. Ей надо… надо… чтобы он открыл глаза. И завершил связь.

Грязная ладонь легла наследнику на голову, невольно зарываясь в неожиданно мягкие волосы.

— Очнитесь, господин. Умоляю… позвольте мне завершить связь и отпустите меня, — Рин уже едва ли соображала, что говорила, слова рождались сами, понуждаемые той древней силой, которая их связала.

Казалось, что если он не откроет глаза, не вернется, то и смысла жить больше нет. Зачем? Да и разве можно жить, когда тебе вырвали сердце?

Прерывистое дыхание. Стон фэйри у фонтана. Топот ног вдалеке — да, сюда, порталом не пройдешь, если не хочешь, чтобы все это здание сложилось прямо тебе на голову. Этот хрип-всхлип из груди — ее? Рин облизала губы, чувствуя, как голова клонится к плечу замершего мужчины, с трудом разлепила глаза и вздрогнула, напоровшись, как на клинок, на острый взгляд темнеющих глаз, в которых серебро сплавлялось с лиловой волной.

— Отныне и навеки я буду вашим Щитом, мой господин. От бед и напастей, от зла и навета, от оружия и магии, и пусть моя честь, моя душа и моя сила будут в том порукой.

И снова легко срываются с языка слова, как будто это самое правильное, что могло бы случиться на свете. В потемневших до лилового шторма глазах ничего не прочесть, но вот ал-шаэ чуть хмурит белые брови. Поблекший уродливый шрам совсем близко, его край выходит из-под маски, но это давно уже не имеет для нее значение.

Боль в груди становится все ощутимее, когда данэ Нильяр молчит в ответ на клятву, только смотрит, отрывисто выдыхая.

Магия жалит, заставляя сцепить зубы, но в этот момент чужая рука хватает за волосы, прижимая ртом к бьющейся на чужой руке вене.

— Принимаю, мой Щит. Пей. Это залог моей тебе клятвы и верности, которая не может быть не обоюдной.

Клыки прорезаются в тот же миг, и она погружает их в ставшую податливой плоть, ощущая, как течет по губам чужая магия, чужая сила, спаивая их воедино. Так близко, так страшно… Сознание, жизнь и душа — больше ничто ей не принадлежало.

Наверное, она не смогла бы оторваться от этого божественного источника энергии, если бы не раздавшийся в голове строгий приказ:

«Смотри на меня, шианнэ. Подними голову и посмотри мне в глаза, мой Щит».

Она не могла не повиноваться. Такой он — пугающе властный, даже раненный и ослабленный — не мог не вызывать глубочайшего уважения, смешанного с куда более затейливыми чувствами.

Она подняла голову, зализав раздвоенным языком раны от клыков, — впрочем, регенерация у иршасов всегда была отменная, — и утонула снова в чужих глазах. В этот миг не осталось ее и его — они были едины. Ее ужас, его уверенность, ее тревога и его непробиваемое спокойствие, их общий страх за Эрайша, его холодная ненависть к нападавшему, которого он успел достать ментально, но не сумел задержать, потому что у того был какой-то древний и дорогой амулет от ментального воздействия…