Красный тайфун (litres) - Владислав Савин

Лодки вышли в море 31 мая. И уже в море, в ночь на 3 июня, было объявлено – война с Японией! То есть теперь и мы законно можем топить врага, но и нас потопят, если сумеют.

Первого противника встретили рано утром. Транспорт, на тысячу пятьсот тонн, как после объявил командир, шел без всякого охранения. Под японским флагом (да и не мог здесь и в это время оказаться наш, а тем более союзник), значит, законная добыча для «белой акулы». Атака сложности не представляла – заняли позицию, выпустили торпеды. Как сказал командир БЧ-3, могли даже обычными прямоидущими стрелять, а не ценными СН, не промазали бы – но первая цель!

После долго не происходило ничего. Лодке приказали быть в завесе, прикрывающей Курильский десант, причем позиция была наиболее удаленной к востоку, в океан. 21 июня было принято оповещение по флоту, в море японская эскадра. 22 июня уточнения о месте врага не последовало – Одзава свернул на восток, и на какое-то время самолеты-разведчики его потеряли. А в три часа дня акустик доложил командиру – есть контакт! Очень слабый, на пределе слышимости, но устойчивый, пеленг удалось взять.

Н-13 двинулась навстречу. Еще через час акустик понял, что контакт смещается вправо – значит, цель пройдет к западу от нас. Лодка легла на курс перехвата, в 16.30 оператор радара засёк воздушную цель, и командир приказал погрузиться. Через десять минут над этим местом пролетел японский самолет, ведущий противолодочный поиск, но летчики уже не увидели ничего.

Японцы (а кроме них тут не могло быть никого) приближались. Если только они не изменят курс, то пройдут как раз мимо затаившейся лодки. Строй стандартный, впереди завеса эсминцев, по бокам тоже, но менее плотная, а ядро эскадры – три больших корабля. Проходят все же чуть в стороне, – но если подсуетимся, то на малошумном ходу как раз поднырнем под край завесы!

Винты эсминцев слышны уже невооруженным ухом. На некоторых кораблях работают гидролокаторы – надежда, что немецкое резиновое покрытие на корпусе сыграет свою роль? Все же лучше нырнуть на глубину восемьдесят, так, эсминцы прошли, теперь наверх – место больших кораблей определено на планшете, успеваем!

Вышли на перископную. Головной корабль был определен как линкор тип «Исе». В кильватер ему шел второй линкор, авианосец был отдельно, по ту сторону колонны. Две минуты до пуска торпед!

И тут – взрыв бомбы, рядом. Но не было в непосредственной близости японских кораблей! Снова самолет? И уже поворачивают на нас эсминцы правофланговой завесы. А линкоры – меняют курс!

Будь на месте Н-13 «щука» или американская «балао», все было бы кончено. Потому что ближний из эсминцев был всего в пяти кабельтовых – правда, ему надо было еще завершить циркуляцию, – зато взрыв бомбы с самолета достаточно точно показал японцам место лодки. И развернулся бы весь дивизион, и прочесали бы все «гребенкой» на параллельных курсах, работая локаторами и бросая глубинки – примерно так в августе сорок четвертого возле Филиппин погибла американская лодка «Хардер» под командой «убийцы эсминцев» коммандера Дили, прославившегося победами именно над эскортными кораблями. Но «двадцать первая» была быстрее, шестнадцать узлов полного подводного хода против восьми у «балао», и в полтора раза меньше размером, а значит, поворотливее. А командир, капитан-лейтенант Маринеско, был подводником «от бога» – да, в этой реальности ему не довелось потопить «Густлоф», но зато были командирские курсы «у самого Лазарева», а еще Военно-медицинская академия, где его излечили наконец от клаустрофобии, «не беспокойтесь, Александр Иванович, у вас еще начальная стадия, это лечится. На ваш счет особый приказ главкома ВМФ – вылечить, чтобы впредь на берегу с катушек не срывался». Самое странное, что приказ, подписанный главкомом, действительно был – откуда Кузнецов мог узнать о болезни какого-то капитан-лейтенанта? А учили «у Лазарева» многим интересным вещам и на очень интересной технике – взяв кучу подписок о неразглашении. Зато оказалось, что командир еще до вступления в должность успевал хорошо изучить скоростные и маневренные характеристики своего нового корабля.

Моторы на самый полный. Рули на погружение, восемьдесят метров. Курс 260. Японцы будут уклоняться от нас, повернув влево, – и правильно, линкоры же не эсминцы. Но они не смогут и быстро повернуть на контркурс, и на циркуляции их еще вынесет к нам! Ввести в торпеды – на кильватер, вправо, в режим после десяти кабельтовых! Акустик, докладывай пеленг! Задача была наподобие той, на экзамене, давать пеленги штурману, ведущему на планшете места цели и охотников – вот только делать это в динамике боя!

Лодка выскочила из-под «гребенки» – бомбы рвутся за кормой, может, и слышали самураи про характеристики «двадцать первых», но привычка сильнее, вся тактика у них на американцев заточена. Теперь выходить на глубину двадцать. Можно было рискнуть под перископ – но проклятый самолет! Он может и так нас заметить, но если пролетит совсем уж над нами, вероятность мала. Черт, цель уходит, а у нас еще скорость не сброшена, нельзя торпедами стрелять! Выходим на пятнадцать метров, скорость пять – можно! Пуск всеми шестью! И вниз скорее, на двести метров, рывок от места залпа, и медленно, осторожно отползаем на малошумном режиме, шесть узлов!

Пять взрывов торпед услышали отчетливо. А затем взрывы глубинок, свист японских локаторов и визг винтов эсминцев – в стороне и за кормой! Потеряли нас самураи, ну и пусть теперь море бомбят! А мы – в сторону, в сторону, по миле каждые десять минут!

И хорошо, что на новых лодках особая аппаратура стоит, слишком громкие звуки фильтрует. А то было бы взрыв глубинки как удар по ушам, и что стало бы не то что с музыкальным, а со слухом вообще? На балтийских лодках бывало, что акустиков списывали на берег после одного похода. А здесь тихие шумы слышны отчетливо, даже с усилением, зато громкие как сквозь вату. Но взрывы торпед с глубинками не спутать, кого это мы угостили? В любом случае – пять попаданий, да еще под днищем, мало не показалось, кто бы ни был!

– Дырки вертите, – сказал командир, обращаясь к тем, кто был в ЦП. – Думаю, что за линкор не обидят. А тебе, старший матрос Хачатурян, медаль Нахимова как минимум обещаю. За то, что первым такую дичь услышал.

Через час, когда наверху стих шум винтов эсминцев, Н-13 всплыла под перископ и подняла антенну. Можно было запустить радиобуй – шар полуметрового диаметра, через торпедный аппарат, как только достигнет поверхности, то включается часовой механизм, проматывающий целлулоидную перфоленту, в эфир идет записанная морзянка, а после открывается клапан затопления. Но техника еще не была отработана, не проверена, не надежна, а главное, не позволяла получить в ответ «квитанцию», условный радиосигнал, что ваша передача принята и понята. Да и буй все же представлял материальную ценность, – потому командир решил поступить, как привычно. В донесении кодом было сообщено об обнаружении японской эскадры – место, курс, скорость. И о том, что один из тяжелых кораблей имеет повреждения. Радиограмма была принята в штабе флота, на Камчатке готовились к вылету бомбардировщики и меняли курс подводные лодки, на пересечение с противником.

Линкор «Хиуга» затонет через полтора часа. Торпеды с неконтактным взрывателем разорвали днище от кормовой оконечности до средних башен. Погреба не взорвались – но треть корпуса корабля потеряла плавучесть, и проблема была даже не в десяти тысячах тонн принятой воды, а в том, что когда оконечность входит в воду, остойчивость ухудшается резко, скачком, так что возможно мгновенное, за секунды, опрокидывание корабля, что и случилось[7]. Из тысячи четырехсот человек экипажа спаслись единицы – причем большинство так и остались заживо погребенными в чреве тонущего линкора. Как когда-то двести человек машинной команды русского броненосца «Ослябя», погибшего в Цусиме, как большинство из команды «Кагановича», две недели назад. Теперь русские отомстили за всё! И это был еще не финал.

Карен Суренович Хачатурян и в этой реальности станет выдающимся композитором и педагогом – демобилизованный в сорок шестом (строго по закону, лица с высшим и средним специальным образованием призываются на половинный срок, ну а во флоте тогда служили пять лет, значит с льготой выйдет два с полтиной), закончит Московскую консерваторию. Но первой его наградой здесь станет не орден Дружбы, полученный в иной истории в 1995-м, а Отечественная 1-й степени, врученный всему экипажу Н-13 за потопление линкора. Бывший старшина 1-й статьи станет автором музыки к кинофильмам, как и в нашей истории, – и первой в этом ряду будет советско-итальянская лента «Битва за Рим» (о событиях 1944 года и спасении папы из немецкой тюрьмы с острова Санто-Стефания), затем «Тайна двух океанов», снятый на «Грузия-фильме», совместно с Ялтинской киностудией, «Семнадцатый конвой», «Угнать субмарину» и многие другие, но почти половина о море и моряках.