Ведьмин крест - Татьяна Форш

– Не надо! Я сама! – Наглотавшись воды и пытаясь открыть щиплющиеся от мыла глаза, наконец возмутилась Софья. Где-то внутри просыпалась злость. – Пошли прочь!

– Ты смотри! Еще не хозяйка, не жена, а уже туда же! Командовать! – восхитилась молчавшая до сих пор пышнотелая служанка.

– Говорят, бесприданница! Ничего за душой, только титул! – поддакнула девушка-чернавка так, словно ее, Софьи, тут и вовсе не было.

– Так! Все! – Софья окунулась с головой, смывая липкое мыло, и поднялась. – Пошли прочь! Несите мое новое платье! Раз уж ваш хозяин венчальное платье самой графини Рощинской, подаренное ей императором, не ценит, то что говорить о его глупых шавках! Быстро!

То ли в ее голосе читалась реальная угроза, то ли побоялись холопки перечить будущей хозяйке, но спорить не посмели и резво потрусили к двери. Софья победно улыбнулась. Еще посмотрим, кто кого!

Выйдя из лохани, она с наслаждением завернулась в мягкую простынь, лежавшую на лавке, и украдкой смахнула злые слезы. Раз уж Илья Николаевич сделал такую ошибку, пожелав ее в жены, она станет соответствовать своему титулу и положению! И не позволит никому смеяться над собой!

Спустя час Софья, одетая в белоснежное, с открытым лифом и длинным шлейфом, шитое серебром платье, уже входила в зал. Ее блестящие волосы были заплетены в две толстенные косы, с ниткой жемчуга. Фату она надевать отказалась, и служанки не посмели перечить. Впрочем, отсутствие оной никто и не заметил. Все смолкли, во все глаза пялясь на невесту, будто на призрак, пока жених не прервал молчание.

– А вот и моя невестушка пожаловала! Софья Алексеевна! Прошу, красавица! – Илья Николаевич, одетый в расшитый золотом черный камзол и такие же штаны, грузно поднялся и неровным шагом подошел к невесте. Подал руку. Софья едва сдержала гримасу брезгливости. От жениха изрядно пахло алкоголем. От принятой на грудь медовухи веки жениха набрякли, делая немолодое лицо одутловатым, а темные глаза налились кровью, делая его взгляд угрожающим.

– Конечно! – Она сделала над собой усилие и улыбнулась. Приняла его руку и позволила повести себя в центр зала, где их ожидал, покачиваясь, одетый в черную рясу местный поп. В жидкой бороденке застряли крошки хлеба, а глаза упрямо закрывались.

– Мы готовы, отец Макар, – наконец они замерли перед священнослужителем.

– Аминь! – обрадовался тот, попробовал сфокусировать взгляд на молодых и, запинаясь, затянул какой-то псалом.

Софье было невыносимо стоять здесь, на лобном месте, точно паяц в балагане, и она была несказанно рада, когда прозвучали вечные слова:

– Берешь ли ты, Илья Николаевич, в жены рабу божию Софью?

– А как же!

Священник довольно икнул, видимо, вспоминая об оставленном за столом угощении, и перевел мутный взгляд на невесту.

– А ты, Софья Алексеевна? Берешь ли в мужья нашего уважаемого Илью Николаевича?

Интересно, а что будет, если сказать «нет»?

Софья так явно представила последствия этого коротенького словечка, что рисковать и экспериментировать желания не осталось. Она нашла взглядом стоявшего позади остальных гостей Дмитрия и, не сводя с него взгляда, громко произнесла:

– Да. Я беру.

– Вот и чудненько! – обрадовался поп. – Точнее, аминь!

И словно этим словом снял запрет на разговоры. В зале точно завелся пчелиный улей. Кто-то кричал поздравления, кто-то продолжил беседу, прерванную на этот нелепый обряд. Зазвучала музыка. Софья готова была провалиться сквозь землю, только бы не быть здесь, где каждый норовил показать ее ненужность, ее чуждость в этом доме. Даже ее новоиспеченный муж словно забыл о ней, принимая поздравления и поднимая с каждым чарку за счастливый брак.

Наконец он о ней вспомнил.

– Софья, пойдем, поешь чего-нибудь, выпей. – Муж облапил ее за талию и потащил к двум стульям, стоявшим во главе стола. – Садись!

Он усадил ее за стол, сел рядом и, снова обняв за талию, зашептал на ухо:

– Ты не бойся, моя хорошая! Я тебя лаской не обделю. Сколь ни выпью, а мужем твоим сегодня стану. Веселись, знакомься с родней, друзьями, а около полуночи уйдем.

Софья молча кивнула, а когда он отвернулся, передернулась, украдкой глядя на него. Пусть вчера он и показался ей моложавым, но сейчас, перебрав медовухи, выглядел гораздо старше своих лет. А может, все же свалит его с ног сегодня зелье? Сделать вид, что она тоже пьет, а самой ему подливать?

Перекусив зажаренным на вертеле перепелом, она подставила кубок виночерпию и коснулась руки мужа.

– Давай выпьем с тобой, Илья, за нашу сделку?

– Сделку? – Он заглянул в пустой кубок, дождался, когда его наполнят, и, щурясь, посмотрел на жену. – Ха, а ведь ты, деваха, права! Сделка она и есть! Потому мне наш союз люб. Любовь – она что? Она делает тебя слабым, а дело – завсегда дело. За сделку!

И махом опрокинул кубок в себя. Утер рукавом усы и снова облапил ее.

– Будешь верной, родишь мне сына, и я тебя озолочу!

– Я помню наш уговор… – Она отхлебнула пряный, пахнущий травами и медом напиток и снова подняла тост. – Тогда, милый муж, давай за будущего сына и наследника!

– О! Это другой разговор! – Ему вновь наполнили кубок, и он тут же его осушил.

Спустя полчаса такого душевного разговора Илья Николаевич уже больше висел на ней, чем сидел на стуле, и говорил несвязно, постоянно повторяясь. Вот только и Софья с непривычки, хоть и пила мало, напробовалась медовухи, и теперь противно кружилась голова, и хотелось спать.

– Илья Николаевич! – наконец, не выдержав его бормотания, она вскочила. – Что-то дурно мне от зелья твоего. Голова кружится и мутит. Не пила я до сего дня отраву эту!

– Что? Желаешь в опочивальню и так намекаешь? – Он растянул в пьяной улыбке губы.

– Желаю. Но сперва на крылечке хочу постоять! На ветру холодном. Чтобы в себя прийти и долг супружеский исполнить.

– Ну, ступай. Постой. А я, ежели не дождусь, приду за тобой! – Илья махнул на нее рукой, словно благословляя, заглянул в пустую чарку и криком подозвал к себе слугу: – Эй ты! Почто моя чарка пустая? Наливай! Вровень с краями наливай! Слепой, что ли?

Дальше Софья на него не смотрела. Принялась пробираться меж гостей к желанным дверям, а выбравшись в холодный темный коридор, она чуть ли не на ощупь пошла вперед, молясь только об одном: найти выход на улицу. В тот момент она хотела спрятаться хоть в сарае, хоть под крыльцом, лишь бы ее не нашло чудовище, называющееся теперь мужем.

Она услышала, как где-то грохнули тяжелые двери зала, и прибавила шагу. Холодный осенний ветер принял ее в себя, когда она уже и не надеялась найти дорогу на улицу. С наслаждением вдохнув напоенный дождем воздух, Софья не стала спускаться с крыльца, просто подошла к крайней колонне и, обняв ее, прижалась щекой к холодному мрамору.