Предполагаем жить - Борис Екимов

Алексей даже спросил у матери:

– А это не твой ресторан? Что-то они больно услужливые.

– Нет, нет… У меня своих дел хватает. Это вам, молодым, карты в руки.

– Ты их так и вручишь, эти карты, – не поверил ей Алексей. – Я тебе еще после той поездки говорил про пекарни. Русские пекарни, – еще раз принялся объяснять он матери и брату. – В Германии наших уже чуть не три миллиона. Это лишь официально. Два миллиона русских немцев и почти полмиллиона наших евреев. У них – ностальгия. Русские пекарни, русский хлеб – прямо из печи, горяченький. Его будут брать нарасхват. А за нашими и немцы потянутся. И главное здесь – не опоздать, – говорил он спокойно, уверенно. – Основной козырь: начать в нужное время и в нужном месте. Нойбранденбург, Лейпциг, Цвикау – восточные земли. Там наших много. И все довольно дешево: аренда, работники. Все очень реально.

– Понимаю. Верю, – ответила мать. – Но ты становишься азартным. Ты поехал в Германию зачем? Линии детского питания. Это для нас сей час главное. Туда все силы и мысли. А зайцев по полю бегает много. За все ми не углядишь, тем более – не поймаешь. А у тебя в голове и пекарни, и зерно. Сколько энергии… Одолжил бы нам с Илюшей.

– Ну, это я вроде попутно, – оправдывался Алексей. – Я основным занимаюсь плотно, сама знаешь. Оборудование поступит в срок. Монтаж, наладка – все обговорено, подписано.

– Знаю, работаешь, – похвалила мать. – Значит, лишнее из головы выбрось. – Она улыбнулась, смягчаясь. – Это все – молодость…

Азарт. Илюша, наоборот, говорит, что нам пора все сворачивать.

Говорит, мы и так – богатые и пора жить в свое удовольствие. И такие речи, призна юсь, – засмеялась она, – мне очень по душе.

Старший сын, фразе последней не поверив, смеялся долго, раскатисто, откинувшись на стуле. Он видел смущение младшего брата и снова смеялся.

А когда отсмеялся, то встал и, подойдя к Илье сзади, за плечи обнял его:

– Чего с него взять? Ведь он – наш малыш, студентик питерский, из колыбели революции. Они там до сих пор научный коммунизм изучают. А диссертация? Социальные утопии… Утопии. Нет… Пора, мой брат, пора. Пора за дело приниматься. И тогда поймешь.

– Проехаться ему надо, промяться. – Это уже матери наказ. – Науч ную пыль стряхнуть. – И снова к брату: – Магазины, мой милый, – это не богатство, и пивзавод тоже. Это скорее хомут.

Мать сдержанно хмыкнула, но смолчала.

– Ты оглянись, – продолжал старший брат. – Даже здесь, в нашем уездном углу, серьезные люди появились. По европейским меркам серь езные. И не "купи-продай". Фирма Михеева, "Еврофарм". Начал с тык венных семечек, вроде со смешного. А теперь? В Берлине на "зеленой не деле" я был. Там к нему немцы относятся очень уважительно.

Господин Михеев… Герр Михеев. А Кулыгин? Тот самому "Каргиллу", мировому лидеру, нос утер. Немцы готовы все его масло забирать. Вот это уже се рьезно. Это – не магазинчики хлебные да пивной заводик.

По лицу матери проскользнула легкая тень обиды, и старший сын это заметил. Он встал, поднял бокал и сказал серьезно:

– Маме нашей большое спасибо за то, что она нас выкормила и вырас тила. И не как-нибудь, а очень достойно. Вот они – мы. – Движением руки он поднял младшего брата, и они встали рядом: молодые, красивые и оде ты – под стать: хорошие летние пиджаки, рубашки, галстуки, чистые лица.

– Спасибо, мама, – искренне сказал Алексей. – За то, что в нелегкое время ты не опустила руки, а теперь мы – не кто-нибудь, а Хабаровы.

Спа сибо тебе! – Он пригубил вина. – Но обещаю, что век на твоей шее сидеть не буду. Ты мне лишь старт даешь, а дальше я сам пойду, до победы. Тем бо лее, что мы начинаем новый этап, – произнес он многозначительно. – Спа сибо, что и здесь поддержала. Пусть поможет нам Бог. И Феликс. Но глав ная опора – ты, мамочка. А уж когда мы победим! Нас не догонят. Верь мне.

– Я это знаю, милый… – растроганно проговорила мать. – Я верю в тебя.

Раздвинув портьеру, появились официанты. Они ловко убрали опустевшие тарелки, привезли и объявили новое блюдо: "Креветки…" Пахучий сладкий аромат, терпкая пряность заполнили невеликую комнату, и разговоры на время стихли, уступив место страстям иным: нежному розовому мясу, острой подливе…

Сыновья ели со вкусом, по-молодому, и мать, радуясь, глядела на них.

– Да-а…- наконец откинулся на стуле старший брат. – Это жизнь. Это я люблю. Покейфовать… – Расслабившись душой и телом, он иные речи повел: – В Плюшкиных идеях, конечно, есть свои сладкие резоны. Вот так вот… С хорошими людьми. Да еще где-нибудь… Канны или

Беверли-Хилз, на берегу океана ли, моря… – томно ворковал он. – А еще лучше – на яхте, на палубе вкушать омара ли, лобстера… А вокруг – море, волны, островок собственный какой-нибудь, пальмы…

Поплавал, понырял… На сахарном песочке погрелся. Какое-нибудь бунгало… Райские птицы по ют… – с улыбкой говорил он и закончил жестко: – Все это будет. Но сначала надо работать. И заработать. А уж потом отдыхать или просто жить по-человечески.

– Дом на Рублевке, вилла и яхта на Лазурном берегу, "бентли" и "ма зератти" в гараже, "челлинджер" на личном аэродромчике…

Достаточный набор? – посмеивался Илья.

– Для начала пойдет, – согласился брат.

– А давай съездим на нашу старую дачу, – загораясь, предложил Илья.

– Мы давно там не были. Поживем… Помнишь, как мы в детстве хорошо там жили?

– Илюшка… – остужая пыл брата, сказал Алексей. – У нас нет вре мени ездить на старые дачи и заниматься там сентиментальными воспоми наниями. Все дни расписаны, где и когда я должен быть. Через полгода начнет поступать оборудование. Сразу монтаж – и поехали. Кредит очень серьезный. Немцы ошибок нам не простят. А главное… – поглядел он на мать. – Осень – рядом.

– Но, милый… Может быть… – мягко вмешалась мать. – Я заменю тебя или… На день-другой ничего страшного.

– Нет, мамочка, – твердо сказал Алексей. – У нас и так впереди два зайца. И оба – не ждут. Теплыми воспоминаниями о детстве будем заниматься не сейчас, а потом, в старости. В следующем июле по графику уже должна пойти готовая продукция. По контрактам. Иначе зачем я мотаюсь в эту Германию. Поедем со мной, – предложил он брату. – Это будет совсем не лишним. Пора, мой брат, пора… Пока нас краснодарцы не обогнали. Детское питание – это не пиво. Пока еще можно развернуться. А потом пусть попробуют нас догнать! – задиристо произнес он. – Фора есть фора. Вот так, Илюшка. А ты мне – про старые дачи. Поедешь со мной? Поглядишь, как мы творим сегодняшнюю историю, – с задором произнес он. – И никаких утопий. Только жизнь.

– Ему пока лучше не ездить, – сказала мать.

– Ну что ж, тогда возьму с собой Маришу. Полезное с приятным. Ты, мамочка, надеюсь, не возражаешь?

– Твое дело, – пожала плечами мать, а потом спросила: – Почему

Мариша? Кажется, Юля? Или память мне изменяет?

– У тебя великолепная память, мамочка! Я вот эту Юлю давно забыл.

После нее была Ксения, но она оказалась слишком умной. Маришка – прелесть, простушка. Как раз для меня!

– Прекрасно! – порадовалась мать. – Может быть, от нее мне внука ждать, готовиться в бабки? Я не обижусь, ей-богу. Подарил бы мне како го-нибудь малюсенького.

– Нет, нет, мамочка. О женитьбе и детях думать рано. Вот когда…

– Вот когда постареем, – с полной серьезностью помог брату Илья, – на пенсию выйдем, тогда и рожать начнем.

Хохотали вместе, втроем, и громче всех – старший брат.

– А у тебя все то же? – спросила мать у Ильи.

Тот лишь головой покивал. У него продолжался все тот же, теперь уже долгий, роман с молодой женой старого профессора, привычный для всех, почти узаконенный, не считая случайных интрижек.

– Ладно. Буду ждать и надеяться.

Ужин закончился весело. В машину садиться не стали, и она медленно ехала позади. Шли пешком по набережной, вдоль реки, к недалекому дому. Ночная августовская темнота, пригнетая фонарный свет, позволяла ему освещать мостовую, людей, пестрядь цветочных клумб, стриженые бордюры кустов, низкие ветви деревьев, а далее вздымалась и крылатилась густая тьма. Лишь далеко-далеко, за рекою, на краю земли, медленно вставала большая, тяжелая луна. От реки веяло теплом, от клумб цветочных – вечерним ароматом петуний.

Возле дома, замедляя шаг, Илья подумал вслух:

– Может, погулять? Еще не поздно.

– Милый, – позевывая, сказала мать, – давай я сегодня спокойно посплю наконец-то. Спокойно-спокойно… Но если хочешь, то с Михаи лом, – кивнула она в сторону автомобиля, который сопровождал их в недолгом от ресторана пути и теперь остановился.

– Нет, нет, мама… Давай и вправду поспим, – поспешно согласился

Илья, понимая, как тяжко ей было все эти дни и ночи. И как хочется ей покоя.

– У Ангелины нагуляешься, – добавила мать. – Там такой чудный лес и купание рядом. Только прошу тебя: не прыгай с парашютом, – забеспо коилась она прежде срока. – Это мне так не нравится. Что за мода?