Криминальная история России. 1995 – 2001. Курганские. Ореховские. Паша Цируль - Валерий Карышев

Первые два кабинета были закрыты. Вероятно, это то ли резервные кабинеты, то ли служили они каким-то иным, может быть, хозяйственным нуждам. Наконец я нашел кабинет номер 76.

Следственный кабинет, в котором заключенные встречались со своими адвокатами, представлял собой небольшую комнату размером 14–16 квадратных метров, в которой был письменный стол, наглухо прикрученный железными скобами к полу, и две табуретки, также привинченные к полу мощными шурупами. Справа на стене – три крючка для одежды. На противоположной стороне – маленькое окошко.

Я разделся, повесил пальто на крючок, положил портфель на стол и подошел к окну. Оно выходило во внутренний тюремный дворик. С правой стороны двора находилось здание следственного изолятора, в котором содержались заключенные, а с левой – хозяйственные постройки. Там время от времени было заметно движение: то проходили конвоиры с заключенными, то хозвзвод, выполняющий различные работы внутри тюремного двора. Я обратил внимание, что все зарешеченные окна камер имеют «дороги» – соединены между собой веревками, по которым время от времени проходят малявы – тюремные записки, свернутые в круглые трубочки. Так действует тюремный телеграф. Записки передавались и по вертикали, и по горизонтали. Было слышно, как люди перекрикивались между собой, сообщая какую-то важную информацию. В некоторых камерах играла музыка.

В последнее время я обратил внимание, что, для того чтобы заключенные не могли слышать какую-либо информацию, которую они не должны знать, на весь следственный изолятор стали громко транслировать музыку. В основном это были передачи программы «Европа Плюс», которая уже раздражала обитателей следственного изолятора рекламой, зазывающей на экзотические острова, призывающей использовать дорогостоящую импортную косметику.

Зимний день был достаточно пасмурным. Я зажег лампочку. Свет в кабинете с зелеными стенами был тусклым. Мне стало не по себе. Я вышел в коридор и обратил внимание, что по коридору (в отличие от спецкорпуса, где практически никого не увидишь, поскольку все тщательно контролируется – любой проход кого бы то ни было, и все там сделано так, чтобы никто ни с кем не встречался) без конца ходили вертухаи, они же конвоиры, ведущие заключенных на встречу с адвокатами или следователями. Проходили следователи, адвокаты, кто-то стоял, курил, разговаривал с другими. Я заметил, что наверху, под потолком, были установлены видеокамеры, полностью просматривающие большой и длинный коридор.

Наконец я заметил знакомую фигуру. Показался Олег, сопровождаемый каким-то долговязым конвоиром. Я обратил внимание на то, что они о чем-то оживленно разговаривали. «Интересно, – подумал я, – наверное, уже успел законтачить, кого-то раскрутил…»

Решив не мелькать перед глазами лишний раз, я вернулся в кабинет, сел за стол и достал газету, спрятав под нее записку от Олеси. Дверь приоткрылась, и в кабинет вошел Олег.

Бросив на него взгляд, я сразу заметил перемены. Прежде всего он за две недели моего отпуска каким-то образом здорово похудел, под глазами проступили синяки и ссадины. Невесело улыбнувшись, Олег подошел к столу. Я понял, что настроение у него далеко не праздничное. Он что-то сказал конвоиру, тот взял листок и вышел. Олег протянул мне руку. Мы поздоровались.

– Ну как дела? – поинтересовался он с безразличием в голосе.

Я не знал, как отвечать на его вопрос, – говорить, как хорошо я отдохнул, выглядело бы как издевательство над ним.

– Нормально, – неопределенно ответил я.

– А как отдохнули?

– Отдыхать – не работать… – коротко, не вдаваясь в подробности своего отдыха, ответил я. Зачем раздражать человека? – А как у тебя дела?

Он молча пожал плечами:

– Пока жив…

– А почему тебя перевели в общую камеру, как ты думаешь?

– А что тут думать? – махнул он рукой. – Все ясно. Потому что я свои показания не меняю.

– В мое отсутствие к тебе приходили?

– И неоднократно.

– Что говорили?

– Предлагали все – колоться, брать вину, признаваться в чем-то, принимать на себя какие-то эпизоды…

– А эпизодов много?

– Да, достаточно много предъявляли.

– И что ты думаешь, кто-то из твоей команды все же начал давать показания?

Олег посмотрел куда-то вдаль:

– Трудно сказать… Но, видать, информация у них есть. Скорее всего кто-то «поплыл».

– Что ж теперь делать?

– Да что делать… Может, кто-то под прессом находился, нервы не выдержали… Но информация у них очень большая.

– Но ты-то ни в чем не признавался? – уточнил я.

– Абсолютно ни в чем!

– И что, чем-то угрожали?

– Да какие у них угрозы… Стали говорить, что бросят меня в общую камеру, к ворам…

– И как?

– Вот, перевели.

– И давно?

– Дней пять назад.

– А сколько человек в камере?

– Около девяноста, даже больше.

– Ого! – присвистнул я. – А камера большая?

– Чуть больше тридцати метров.

– Да как же вы там помещаетесь?!

– Да вот так и помещаемся, с трудом…

– А что за люди?

– Разные… – неопределенно ответил Олег.

– А почему у тебя на лице ссадины и синяки?

– Помахался уже кое с кем, – нехотя ответил Олег.

– А это как, случайно получилось или…

– Да что тут случайного, – зло проговорил Олег, – если все было подготовлено заранее! Так получилось, что я попал к людям, которые представляют структуры, враждебные мне. Иными словами, мои конкуренты. Вот, с одними уже помахался.

– А где махался?

– Один раз – в бане, другой – в камере… Ну ничего, – улыбнулся Олег, – за себя я смогу постоять, кое-кому влепил нормально.

Я знал, что Олег был хорошим самбистом, имел первый разряд. Но против большой группы людей и самбисту выстоять непросто…

Я думал, как продолжить разговор. Наконец сказал:

– Олег, есть не очень хорошие новости.

Он пристально взглянул на меня:

– Что случилось?

Я молча подвинул к нему газету:

– Почитай.

Олег вытащил из-под газеты конверт с письмом и фотографией Олеси. Взглянув на фотографию, он все понял.

– Кто?!

Я пожал плечами.

Олег быстро прочел письмо. Желваки на скулах еще больше вздулись, лицо покраснело.

– Так, ситуация складывается сложная… – сказал он. – Если со мной что случится, вам надо ехать в Амстердам.

– Куда?! – растерянно переспросил я.

– В Голландию.

Олег взял мою ручку, лежащую на столе, и стал писать на полях газеты что-то то ли на фламандском, то ли на французском языке.

– Что это?

– Название банка, – шепотом ответил Олег. – Вот номер ячейки, а вот код. Вот фамилия, на кого оформлена ячейка.

Написав все сведения, Олег стал подробно инструктировать меня. Вскоре я понял, что, в случае непредвиденной ситуации, мне нужно срочно выехать в Голландию и вытащить какие-то важные бумаги.

– А что я с ними дальше буду делать? – спросил я.

– Дальше – по обстановке. В этой ячейке находятся две тетради и кое-какие деньги. Деньги можете взять себе. А эти тетради – самая главная моя сила.

– Что с ними сделать?

– Если меня… не будет…

– Да что ты говоришь?! Почему это тебя не будет?

– Тут все может случиться, – ответил Олег. – Предчувствие у меня такое. Если что, то эти бумаги надо передать Олесе, потому что, возможно, это путь к ее свободе.

– А что в этих бумагах?

– Ну… Номера счетов, где лежат деньги, названия коммерческих организаций, подконтрольных, которым мы давали «крышу», список должников, а также наименования банков, куда вложены наши деньги. И еще кое-какие мои записи.

– Что значит записи?

– Размышления о жизни. Что-то вроде дневников. Но, честно говоря, – продолжил Олег, – я рассчитываю на лучшее. Человек всегда должен рассчитывать на лучшее. Однако все может быть. Если меня не будет в живых… – повторил он снова.

– Да что ж ты меня все время пугаешь? Почему тебя не будет в живых?

Олег не ответил на мой вопрос и продолжил:

– Так вот, если меня не будет в живых, только тогда нужно будет ехать в Голландию за дневником. А пока этого делать не надо. Но я вам сообщил все это на крайний случай. Кроме вас, у меня никого нет. Я ни с кем не контактирую. Кроме, конечно, оперативников, – невесело улыбнулся он. – Но им-то я этого никогда не скажу.

– Хорошо, – сказал я.

– Не потеряйте газету! – напомнил Олег.

Я взял газету, быстро оторвал кусок с записями о Голландии и сунул его в свой бумажник.

Олег о чем-то задумался, достал из кармана пачку сигарет.

– Ты же не куришь! – удивился я.

Он глубоко затянулся и сказал:

– Вообще-то у меня есть возможность… Не знаю, насколько она осуществима и сработает ли на сто процентов, но надежда все же есть. Может быть, в ближайшее время и сбудется.

– Что же ты задумал?

– Ладно, – сказал Олег, – поживем – увидим. Сами узнаете, если все произойдет так, как нужно. – И, сделав небольшую паузу и наклонившись к моему уху: – Самое главное чуть не забыл. Скажите Борису Петровичу, что ему ставится последний срок – в течение трех дней он должен предпринять какие-то действия. Если же он не сделает этого, то у меня выхода нет. Мне нужно спасать свою жену. А уж он знает, что нужно делать. Так и передайте. Постарайтесь встретиться с ним сегодня же. Передайте – срок три дня, до понедельника, – повторил он. – Он все поймет.