Тайна Старого колодца - Михаил Черненок

-- Я из уголовного розыска,-- сказал Антон, когда Зорькина подошла к нему, и назвал свою фамилию.

-- Марина Васильевна. Заведующая птицефермой,-- в тон ему ответила Зорькина.-- Очень приятно познакомиться.-- И улыбнулась так, что нельзя было понять, шутит она или говорит серьезно.

Антон замялся:

-- Надо переговорить с вами по одному щепетильному вопросу.

Голубые глаза Зорькиной вдруг сделались синими. Около них сбежались едва приметные лукавые паутинки, а на губах застыл готовый вот-вот сорваться смех. Но она не засмеялась, оглядела насторожившихся птичниц и удивленно приподняла подведенные брови:

-- Что это за вопрос?

-- Он касается вашего бывшего жениха.

-- Столбова?

-- Нет.

-- Не иначе, вашей маме невестка потребовалась?

-- Я вполне серьезно,-- как можно строже проговорил Антон, чувствуя, что краснеет от смущения.

-- Слышите, девчонки! -- Зорькина обернулась к птичницам.-- Товарищ из уголовного розыска вполне серьезно интересуется моим женихом. О котором ему рассказать? Подтвердите, что с уголовниками я не дружу.

Птичницы прыснули так заразительно, что Антон совсем смутился, поправил и без того ровно надетую фуражку и неожиданно для себя тоже расхохотался. Зорькина смеялась звонче всех. Трудно было поверить, что это она вчера вечером изливала грусть в песне о старом причале.

-- У меня, честное слово, женихов косой десяток. Который из них вас интересует?

-- Моряк,-- напрямую сказал Антон.

-- А летчики, танкисты не интересуют? -- как ни в чем не бывало спросила Зорькина.

-- К сожалению, нет. Только моряк меня интересует.

-- А у меня, к сожалению...-- Зорькина притворно вздохнула.-- Из моряков никого не было. Из других родов войск были, а из моряков нет,-- она опять чуть не прыснула, но сдержалась.-- Может, вы Витьку Столбова имеете в виду? Он отлично плавает, и ныряет тоже. Только Витьку у меня уж который год пошел, как отбила Ниночка Бровцева,-- Зорькина погрозила наманикюренным пальцем маленькой плотной птичнице: -- У-у, разлучница!-- И все-таки засмеялась -- естественно, звонко, словно ей было очень-преочень весело.

Антон не знал, как продолжить разговор.

-- Мне сказали...-- неуверенно начал он.

-- Соврали вам, товарищ из уголовного розыска, соврали! У нас же деревня. Здесь из мухи слона делают, а потом слоновую кость продают. Честное слово!

-- А если по-серьезному говорить?

-- Одинаково получается.

-- В самом деле?

-- Нет, немножко в стороне.

Настороженно слушающие разговор птичницы опять засмеялись. Ссылаться на Чернышева было преждевременно, и Антон развел руками:

-- В таком случае, извините. Все ясно.

-- Пожалуйста,-- Зорькина смело глянула Антону в глаза.-- С умным человеком приятно и поговорить. Сразу все ясным становится. Только вы на меня не сердитесь, ради бога, что так быстро разговор кончился. Тут такие женихи подкатываются, умереть можно.

-- До свидания,-- сухо произнес Антон.

-- Счастливо,-- небрежно бросила Зорькина, отвела ладонью со лба завиток волос, улыбнулась.-- Вы, чем интересоваться бывшими женихами, приходите лучше сегодня вечером в клуб. У нас девчонок полно, а ребят не хватает.

-- А что?... -- вдруг осмелел Антон.-- Возьму и приду!

-- Ловлю на слове!

Зорькина по-мальчишески протянула руку, словно заключая пари. Антон быстро чуть-чуть пожал ее и, чтобы не нарваться на очередную остроту, заторопился к конторе, как будто у него были там неотложные дела.

В кабинете Чернышева Антон расстегнул тужурку и долго ходил из угла в угол. Ругал себя за внезапную дурацкую растерянность перед Зорькиной, пытался разобраться, в чем допустил ошибку, начиная с ней разговор. "Надо было официально вызвать в контору, заполнить протокол допроса, а я второй день пижоню, как детектив-любитель. Идиот! Пять лет дурака учили, римское право впихивали, криминалистику по полочкам раскладывали. Научили! С болтуном Слышкой чокаться стопкой, как с лучшим другом, потянулся; перед заведующей птицефермой раскис, на вечерку с ней собрался... А вообще, что она за человек, Зорькина? Шуточкой отделалась, увильнула от ответа, похихикала. И тут же подала руку. Что за этим кроется: женское кокетство или извинение за необдуманный шаг? С Кайровым так бы не хохотнула. Тот бы в момент поставил на место"...

Антон подошел к телефону и стал звонить в райотдел, чтобы доложить подполковнику или Кайрову о своих невеселых делах и попросить срочно сделать запрос в воинскую часть, где служил Юрий Резкин. Как назло телефонная линия с райцентром оказалась поврежденной. "С утра не повезет -- весь день кувырком",-- Антон зло положил телефонную трубку и решил пойти выспаться --до приезда Чернышева все равно делать было нечего.

Выходя из кабинета, чуть не столкнулся с маленькой плотной девушкой. Узнав Ниночку-разлучницу, извинился и машинально спросил:

-- Столбов не вернулся домой?

-- Сегодня обещал вернуться,-- прощебетала девушка и скрылась в бухгалтерии, откуда доносился громкий стук костяшек на счетах.

"Надо будет сразу его допросить. Не так, как тогда, при первой встрече, или как сегодня Зорькину, а со всей официальной строгостью", -- твердо решил Антон, выходя из конторы.

День, как предсказал утром Чернышев, оказался по-настоящему жарким. Деревня словно вымерла. Екатерина Григорьевна спросила встревоженно:

-- Не заболел ли? Вид усталый, да и вернулся что-то рано.

-- Не выспался ночью,-- успокоил ее Антон.

В комнате было прохладней, чем на улице. Из распахнутого настежь окна пахло разогретым малинником, слышалось ленивое чириканье воробьев. Раздевшись, Антон лег на кровать, но спать совсем расхотелось. Из головы не выходила встреча с Зорькиной. "Экстравагантная особа. В белом халате, туфлях-лакировках, с маникюром...-- рядом с Зорькиной Антон мысленно ставил приземистую Ниночку-разлучницу и скептически улыбался.-- Неприметная Ниночка отбила Столбова у красавицы-певуньи, которая на всех фестивалях берет первые места... Бред! Назвав Ниночку разлучницей, Зорькина, конечно, шутила, но это была злая шутка. Отчего эта злость? Отчего Зорькина так нарядилась на работу? Птицеферма, конечно, не свинарник, но лакированные туфли... А туфельки хотя и новые, но старомодные. Такой фасон был в моде лет пять или семь тому назад. Почему она сейчас их носит? Берегла до тех пор, пока устарели? Чтобы совсем не пропали, решила на работе добить?..."

Антон представлял сейчас Зорькину так отчетливо, будто видел ее наяву -- жесты, улыбку, одежду, слышал интонации голоса. Чем больше копался в воспоминаниях, тем стыднее становилось за свое поведение -- ну, честное слово, растерялся как мальчишка, впервые увидевший красивую девушку. От стыда поморщился и вдруг хлопнул ладонью по лбу -- в уголках голубой косынки Зорькиной были маленькие белые якорьки. "Пижон! Такую деталь упустил. Косынка с якорьками, наверняка память о моряке. Девчата ведь тают от такой сентиментальщины... Но почему она его скрывает, моряка этого? Кто он такой, жених-заочник? Как они познакомились? А может, Маркел Маркелович ошибся, что Зорькина с моряком переписывалась? Может быть, с каким-нибудь летчиком или танкистом?

Лежать стало невмоготу. Антон оделся и вышел во двор. Под карнизом крыльца увидел длинные бамбуковые удилища и вспомнил, что прошлым вечером Маркел Маркелович хвалился: "В озере у нас добрые окуни водятся". Вспомнилось, как в детстве целыми днями мог торчать на берегу с удочкой. Вместе с Екатериной Григорьевной разыскал под крыльцом банку с червями, выбрал самое длинное удилище и тропкой, через огород, пошел к озеру.

По дороге вдоль берега изредка пылили автомашины, высоко нагруженные тюками прессованного сена. Колхозники, видимо, воспользовались ведром и старались не упустить ни одного погожего дня.

В озере с визгом бултыхалась ребятня. В деревне, как обычно в сенокосную пору, было тихо. Только в одном дворе, неподалеку от Чернышевых, басовито орал плачущий ребенок и надсадный женский голос кого-то костерил на чем свет стоит:

-- Пронька! Ох, Пронька, оглоблей тебя по макушке, сколько можно вдалбливать, чтоб глядел за дитем?! И что ты за человек уродился, даже к своему кровному дитю никакого сочувствия не имеешь! Да за какие грехи послал боженька тебя на мою голову?!

-- Чо расшумелась?...-- огрызнулся заспанный мужской голос.

-- Оглоблю через плечо! Степка на раскаленные угли сел, а тебе хоть бы хны!

-- Пусть смотрит, поносник, куда садится... Откель там угли очутились?

-- Щас только утюг опростала, не успела отвернуться, а он уж мигом --тут как тут. Ну надо же так -- все штаны наскрозь пропалил, хоть выбрасывай теперь...

Ребенок на одной ноте сипло кричал.

-- Да не вопи ты, несчастье! Ничего твоей заднице не сделается, куда ты только ее не совал, горе мое луковое,-- одним духом выпалила женщина и без передыха снова принялась за Проньку: -- Да я ж завтра пойду к председателю с заявлением, чтоб он выпер тебя с бульдозера, это ж надо -- в разгар сенокоса совсем заспался мужик. Ох, Проня, Проня, кончится мое терпение, вот увидишь...