Рус Четвертый. Рус-4 - Вадим Крабов

Неорганизованных, без должной охраны, их часто грабили эндогорцы, месхитинцы, галатинцы, а то вовсе интернациональный сброд, хлынувший в пятно в надежде разбогатеть. Впрочем, убивали немногих — только тех, кто защищался. Сдавшихся в плен — оставляли. Остальных же, в большинстве своем женщин и детей, под ругань и гиканье, под сальные шуточки — отпускали. И брели они пешком, голодные и холодные, ориентируясь на обманчиво близкие горы, на широкую плоскую, как будто ровно срезанную шутником-цирюльником, далеко не самую высокую вершину, всегда бесснежную «Красную гору». Красная — потому что в ясную безлунную ночь, над ней можно было разглядеть слабое, но невероятно красивое алое зарево — отблеск светящихся крыш большого города. Поначалу грабители пробовали оставлять «разумную добычу» себе, но быстро отказались от этой практики. На любую форму рабства пятно отвечало. Ночью твари врывались в укрепленные лагеря и вырезали всех, кто пытался оборонить невольников. Звери окружали людей кольцом и уводили туда, куда тиренцы и другие несчастные иных племен и народов, мечтали попасть изначально — в Кальварион. Стоит заметить, что не спасало разбойников, к которым можно смело отнести и регулярные армейские части, получившие приказ: «Всеми возможными способами не допускать усиления Кальвариона», и убийство безоружных пленников. В этом случае твари рвали виновников расправы, причем именно тех, кто принимал в ней участие. Эледриас подтверждал свое имя «Защитника и Освободителя», заслуженно неся титул Справедливый. Кстати, когда Рус узнал о подобных случаях, то горестно покачал головой, сомневаясь: «Надолго ли? Когда все угомонится, в пятнах потечет обычная жизнь, то не станет он вмешиваться так прямо, не по-божески это… да и люди, что бы они ни говорили, не любят Высшего вмешательства в их жизнь. Свобода воли, чтоб её… Лоос на этом погорела, а остальные боги помудрее её будут», — при воспоминании о паучихе в сердце что-то кольнуло. Он не обратил на это внимания. И зачем ругнулся на «свободу воли» — тоже не понял. Впрочем, и не особо задумался. Не любил Рус, без особой причины, заниматься самоанализом.

Гелиния, не без участия Пиренгула и Руса, решила, что бесплатная еда, драгоценности, одежда, которые находили почти в каждом каганском здании — непозволительная роскошь, плодящая бездельников. Отиг привел в город своих помощников: Рустама и Портурия — отпускных мастеров из его орденской школы, и они, с помощью ученика-Хранящего Леона, еще одного подмастерья-Хранящего и шести магов-Пронзающих, отыскавшихся среди немногочисленных склонных к Силе, состоящих на службе у Пиренгула, за месяц построили стену длиной более двух миль и высотой восемь локтей, отгородившую участок Кальвариона, в котором устроили всевозможные склады. Княгиня объявила все каганское продовольствие, оружие, амулеты, украшения, одежду и ткани — собственностью казны, которое будет храниться в качестве неприкосновенного запаса, но милостиво разрешила «доесть» те продукты, которые нашлись уже во «вскрытых» домах и которые она оставила «хозяевам». А под оных попадали только семейные тиренцы из числа первых пяти сотен воинов, «заброшенных» сюда по приказу Пиренгула с целью разведки. Остальное обнаруженное первыми поселенцами продовольствие, а так же все драгоценности, амулеты, ткани, оружие (все равно бесполезное в руках не склонных к Силе Эледриаса) и прочие ценности повелела сдать на склады. Нарушителей ждала высылка в Тир, причем всем семейством. Разгорелись нешуточные волнения, которые были подавлены пятью сотнями этрусков, ставшими неофициальной «гвардией» княгини, да Русу пришлось отправить в Эолгул пару особо буйных воинов из «первого пула» вместе с их семьями, так и не успевшими насладиться жизнью в «счастливой долине предков». Большую роль в наведении порядка сыграла и Верховная жрица Эледриаса Грация со своими жрецами. Они «разили» «словом божьим», буквальным, из «Сакральных списков», а не Словом — божественным желанием, а количество посвященных новому богу росло, как на дрожжах. Конечно, в основном за счет бывших рабов. Но и тиренцы, до этого не принимавшие других богов, под впечатлением «чудес» Кальвариона, спешили посвятиться могучему богу, без чьего участия, по их наивным размышлениям, невозможно было построить такую «огромную красотищу». После «кнута» Гелиния сразу использовала «пряник»:

— После предательства Джабула, я думала, что все мои подданные извлекут урок из его жадности. Этого не произошло. Я скорблю об этом. Скорблю о раненых в этом бунте, скорблю об изгнанных — одиннадцати тиренцах, женах и детях, пострадавших из-за своих неразумных мужей… К сожаленью, мой славный народ, не раз доказывающий свою доблесть и верность перед лицом многих захватчиков, в этот раз сдался на милость врагу коварному — лени, безделью и незаслуженному им богатству. Мне стыдно, что я могу доверять только чужеземцам — этрускам. Им золото не застилает взор… а вам, мои подданные? — толпа, собравшаяся перед дворцом молчала. Не только опытный Пиренгул, прятавшийся за занавеской балкона, не только чуткий Рус, стоявший рядом с ним, но и молодая княгиня, сурово облокотившаяся на перила и склонившаяся над безмолвным народом, уловила в тишине стыд, раскаяние и… обожание её, правительницы. — Но я прощаю вас, мой любимый народ!.. Объявляю, что отныне, во все открытые дома, кроме тех, кто уже заняты честными семьями, не запятнавшими себя в волнениях, можно заселяться! Стойте! — Гелиния решительно вскинула руку и начавшийся было нарастать гул прекратился. — Это жилье будет временным и придется потесниться, пожить нескольким семьям вместе. Или холостым, или вдовым, бывшим рабам, рабыням по несколько человек в один дом. Распределение жилья в моей канцелярии, обращайтесь… но это еще не все! Мой запрет на вскрытие зданий продляется! Склонные к Силе, вы помните это? Изгнания продолжатся, если хоть кто-нибудь… — от её грозного взора мага-Хранящего, пусть и ученицы, некоторые окаменели… не буквально, конечно. — В дальнейшем, новые дома можно будет купить… успокойтесь! А малоимущим, за особые заслуги, казна будет их жаловать безвозмездно. Всему свое время, — сказала, как припечатала. — Тиренцы! Многие из вас пришли сюда, снявшись с кочевий. И что я вижу? За воротами города стоят брошенные кибитки, бродят бесхозные борки, разбежались овцы, козы, свиньи. Это дело? Берите пример с некоторых воинов, пришедших сюда на полгода раньше вас. Они вспомнили заветы предков: отловили диких борков, местных овцебыков — познакомитесь с этими животными, узнаете какие они, — сделали загоны и занялись привычным для всех кочевников делом. А вы? Не стыдно? — Гелиния добавила в голос столько проникновения, что многим действительно стало стыдно. Рус удивленно поднял бровь: не ожидал от своей благоверной такого искусства. Да и столько властности не ожидал и этому рад не был. — Займитесь! Старейшины, вожди — уповаю на вас! Долина обширна, трава сочна. А вы, славный тиренцы и гордые освобожденные — сыны иных народов, те, кто занимались земледелием, вам, думаете, дела не найдется? Найдется! Но обо все этом — в моей канцелярии. Старшин жду там. Купцов тоже. А сейчас, мой народ, расходитесь. Сразу за воротами города этруски уже разбивают шатры. Шатров много, всем хватит. Помогите им — жить вам пока придется там, несколько ночей. Чтобы моя канцелярия во всем разобралась… а я её подгоню. У меня не забалуешь! — закончила вроде бы со смехом и в отношении своих чиновников, но все поняли, что княгиня имела в виду… «Волк не родит ягненка», — убедились тиренцы. Дочь оказалась достойной отца.