Я, следователь.. - Аркадий Вайнер

Фототелеграмма.

Отделу милиции Таллиннского горисполкома.

Чрезвычайно срочно! СЛЕДСТВЕННАЯ!

Прошу проверить, не принадлежит ли Таллиннскому промкомбинату клеймо, изображенное слева с увеличением в двадцать раз [Т. П. К.]. В положительном случае – выпускает ли промкомбинат мужские расчески с таким клеймом.

Сообщите также, есть ли в Таллинне Бассейновая поликлиника, кого она обслуживает и где она находится. 

СЛЕДОВАТЕЛЬ.

..Климов проводил меня до машины. Я возвращался домой.

Климов смущенно протянул мне старую авоську с яблоками:

– Вот… значит… яблочков… У них там, у литовцев… таких не покушаешь…

– У эстонцев, – улыбнулся я. Климов, помолчав, вдруг сказал;

– Вот мы и расстаемся…

Я взглянул на него и понял, что он огорчен этим. И мне вдруг стало стыдно. Мы были знакомы всего три дня. Целых три дня. И я даже не спросил его имени. Он добросовестно выполнял мои поручения, переживал вместе со мной, мы советовались, шутили, огорчались, и, если бы он не сказал – «вот мы и расстаемся»,– я уехал бы, не узнав его имени. Какая глупость! Как бессовестно мы обкрадываем самих себя. И я подумал, что Наташа за три дня узнала бы не только имя человека, который был все иремя рядом. Она знала бы о нем все. Как она знает обо мне. Видно, настоящей доброте ваучиться нельзя. И учиться опасно – есть риск стать лицемером. Все-таки я спросил нерешительно;

– Послушайте, Климов, а… как вас зовут? Климов кашлянул, прикрыв рот ладонью, и сказал с достоинством:

– Андреем Степанычем кличут.

Я отворил дверцу, козырнул ему и сказал:

– Мы еще увидимся… Климов пожал плечами:

– Кто его знает… Мне ведь на пенсию скоро.– Он неожиданно улыбнулся и подтолкнул меня.– Ну, садись, садись давай. А то опоздаешь…

Мы пожали друг другу руки, «Волга» плавно тронулась. И тогда я не выдержал, высунулся из окошка и заорал:

– Мы еще увидимся… увидимся, Андрей Степаныч!.. Он, улыбаясь, стоял на дороге и махал мне вслед своей линялой, выгоревшей фуражкой. Дождь крупными блестящими каплями застревал в его коротко подстриженных, с густой проседью волосах…

Лист дела 26

…Девушка в голубой шинельке и платочке, повязанном поверх кокетливой пилотки, остановила меня у выхода на взлетное поле.

– Это бессмысленно. Уже откатили трап…

Я еще спорил с ней, хотя тоже понимал, что это бессмысленно. И почему-то вспомнил, что двери в самолетах запираются герметически. Дождь ударил сильнее, и холодные струйки противно потекли за воротник. Да, в век технического прогресса дождь самолетам не помеха. И вовсе не помощник он двум бестолковым людям, которые любят друг друга и не могут никак договориться. На самолете и в дождь работают всякие там радары, автопилоты и разные другие диковины. Эх, если бы кто-то сконструировал автопилот в любви. А чем… Ну его к черту!..

Я стоял под дождем, бездумно приглаживая мокрые волосы, и смотрел, как винты ИЛа скручивают из водяных капель сверкающие дрожащие диски. Потом как-то безразлично подумал: «Интересно, Наташа меня видит?» Вспыхнули факелы у выхлопных труб, моторы оглушительно завыли, и самолет поехал в другой конец поля, уменьшаясь и тая в дождевой пелене. Потом, уже еле видный, он остановился, развернулся, заревел еще громче и очень быстро побежал мне навстречу, и я был уверен, что около меня он затормозит. Но на середине полосы он легко подпрыгнул и, прошив низкую ветошь серых облаков, исчез из глаз. И я испугался, что больше никогда не увижу Наташку…

В зале Внуковского аэропорта было людно, суетились носильщики, в очереди у буфета ругались – не было бутербродов. Я прижимал к себе свой необыкновенной красоты букет и тоскливо думал, что надо возвращаться в Крым и снова допрашивать, посылать запросы, читать ответы. Расследовать.

Динамик загрохотал прямо над ухом: «Самолет ТУ-104, следующий рейсом 718 из Свердловска, прибывает через десять минут…»

Молодой человек, слушавший сообщение с напряженным бессмысленным лицом, сорвался с места и побежал на перрон. Когда он пробегал мимо, я поймал его за руку:

– Простите, вы встречаете девушку?

– Нет, маму. А что?

– Подарите эти цветы вашей маме. Ей будет приятно.

– Спасибо,– сказал он растерянно.– Но откуда вы узнали…

– Я даже этого не узнал, – сказал я и вышел на улицу…

Я посидел в кресле, бездумно глазея в окно, потом пошел на кухню и стал варить пельмени. На столе, придавленная стаканом, лежала записка: «Еда – в холодильнике. Белье и рубашки – на второй полке в шкафу». И точка.

Последний раз я был дома утром того дня, когда все заварилось. Сейчас уеду и, видимо, не скоро попаду сюда снова. Наташа как-то сказала: «Стоило мне так добиваться отдельной квартиры… Ведь твой идеал домашнего очага -это четырехместный номер в гостинице».

Она очень хотела быть счастливой со мной. Да вот не получилось. Или я допоздна на работе, или не прихожу совсем, а прихожу – сил хватает только добраться до постели.

И вдруг понял, что последний скандал действительно был последним. Наталья больше жить со мной не будет. Ну и пускай! Мне это тоже надоело. Обидно только, что все так глупо получается. Да еще и стыдно, когда жена уходит. Всегда как-то неловко, если жена бросает мужа. «Идея женского равноправия еще не до конца проникла в наше сознание»,– сказал я и погрозил половником своему отражению в зеркале. Потом стал вываливать пельмени в тарелку и обжег руку. На черта оно нужно в семье, это равноправие! И пельменей готовых с ним толком не поешь…

Зазвонил телефон. Какой-нибудь знакомый? Я снял трубку и сказал противным гнусавым голосом:

– Алье!

Но это не был знакомый. Звонил дежурный – из Таллинна пришла телефонограмма.

В СЛЕДСТВЕННЫЙ ОТДЕЛ 

Ваш No 0472с

No 38/сл 

ЗАПИСКА ПО «ВЧ» 

Сообщаю, что Таллиннский промкомбинат имеет товарное клеймо, переданное Вами по фототелеграфу. Фабрика подтверждает факт изготовления расчесок, подобных обнаруженной Вами.

Сообщаю также, что в Таллинне имеется бассейновая поликлиника, обслуживающая работников морского па роходства. Адрес: улица Пикк, дом 3.

Зам. нач. отдела внутренних дел Таллиннского горисполкома подполковник милиции Т. Энге 

…Я достал из-под кровати чемоданчик и стал бросать в него рубашки, майки, носки…

Таллинн

Лист дела 27

Не люблю я на самолетах летать. Стыдно признаться – побаиваюсь. Конечно, знаю, что жертв в авиакатастрофах меньше, чем на железных дорогах, и в поезде тебе не принесет лимонада с конфетами стройненькая стюардесса. И все-таки в тот момент, когда самолет, напряженно содрогаясь, отрывается от надежной бетонной земли, у меня всегда холодными капельками сочится мыслишка: а вдруг сейчас клюнет носом? Чушь, конечно. Паровоз тоже может свалиться с рельсов. Но вот в поезде – спокойно. А здесь – нет. Единственное, что меня утешает,– это неестественно веселые, возбужденные или нарочито сосредоточенные лица соседей. Они наверняка думают о том же, но, конечно, стараются не подавать виду. И мне легче хотя бы оттого, что не один я такой трусишка.

И когда я спустился по трапу на поле Таллиннского аэродрома, мне как-то стало веселей. Хотя впереди была тьма беспросветная – начиная от гостиницы и кончая делами, которые привели меня в этот город.

Было три часа дня, шел дождь, и дул сильный, пахнущий рыбой ветер с моря. Я поехал в гостиницу «Тооме». Мне нравится этот старый дом с полутемными лестницами и крошечными холлами, с деревянными панелями и резными филенками дверей. Здесь всегда – как в коммунальном многоквартирном доме. По части вкуса – я ретроград. Не по душе мне весь этот домашний модерн, смешные геометрические комнаты, по сантиметрам заставленные микроскопической мебелью. Мне всегда хочется в квартирах чего-нибудь старого, нелепого – часы с боем, рассохшийся буфет. А лучше всего – фикус.

Магда – администратор в «Тооме» – моя старая знакомая. Она радостно заулыбалась мне, светясь всеми своими белыми длинными зубами.

– Оставьте чемодан, приходите к вечеру – номер будет,– шепнула Магда.

Мне стало совестно перед терпеливой очередью, покорно взиравшей на типографски отпечатанный трафарет «Мест нет».

Но Магда – одна из немногих женщин, которым я нравлюсь. Было бы просто преступно не воспользоваться ее симпатиями и утвердиться в своем мужском самосознании.

– Так давайте чемодан…

– Нет уж,– сказал я. Мысль оставить чемодан с уголовным делом в вестибюле гостиницы меня рассмешила.– Чемоданчик пускай будет при мне.

Магда удивленно посмотрела на меня. Я пояснил:

– У меня здесь любовная переписка.

– А… Ну, пожалуйста,– разрешила Магда.– У вас, как всегда, много дел?

– Не слишком. Часиков до двенадцати ночи. Магда ласково посмотрела на меня: