Забытая высота - Владимир Рыбин

— Цел бензин, цел.

Дынник вдруг вытянулся весь, шевельнул рукой.

— Что? — наклонился к нему Бандура.

— Карман…

— Достать что-нибудь? Это? — Он вынул из кармана брюк Дынника небольшой сверток, развернул. На тряпице лежал страшный сувенир: человеческий позвонок с застрявшим в нем наконечником стрелы.

— Отдай Киеве… музей… Скажи… высота… Городня…

— Все сделаю, не беспокойся. — И заговорил быстро, стараясь отвлечь товарища от мрачного: — А Марыська! Ну, девка! Думал: цаца деревенская, а она… Немцев поубивала, одна двоих. И бензин принесла, даром что раненая…

— Марыся?.. Раненая?!

— Тебя-то уж я притащил, а она сама. — Он вдруг отвернулся, выкрикнул, не сдержавшись: — Умирает Марыська-то!..

— Не-ет! — потянулся к нему Дынник. Дернулся, вывернул голову, увидел быстро черневшее небо, словно туча его застилала, тяжелая грозовая туча. А больше уж ничего не увидел: тьма опустилась на высоту, на танковый окоп, на широко открытые глаза Дынника.

Вскоре прибежал сержант Гаврилов, сказал, что Митина прямым попаданием разнесло по косточкам, что патронов больше нет и надо уходить в лес. С лейтенантом он договорился. Тот забирает в танк раненую Марысю и будет прорываться на нем самостоятельно.

Вдвоем они вытащили тело Дынника, чтобы танк, когда будет выползать, не раздавил его, положили в окопчик, вырытый для себя механиком-водителем Кесаревым, затем положили туда же сверток с древними мечами, торопливо забросали землей и, оглядываясь на танк, уже взревевший двигателем, перебежками бросились к лесу. И растворились в густом кустарнике, охватывающем опушку.

Лейтенант Меренков не видел, как уходили Бандура и Гаврилов. Он вообще ничего не видел с места механика-водителя, на котором сидел в эту минуту. Впереди за смотровыми щелями был скос окопа, а сзади виднелись только сапоги заряжающего Гридина, сидевшего теперь у пушки, поблескивающая коса Марыси, змеей лежавшая на сапоге, да белая перевязь бинтов обезрученного механика-водителя.

Теперь ему следовало быть сильным, лейтенанту Меренкову. Предстояло вывести танк из окопа, а потом на полной скорости рвануть через поле к селу. Там он собирался вынести Марысю из танка, сказав людям, что подобрал ее, раненную, в поле, дабы потом не замучили фашисты. Затем разыскать самолет, заправиться и попытаться прорваться к фронту.

Гаврилов уходить на танке отказался. Внутри места уже не было, а сидеть на броне, когда по тебе лупят из пулеметов и автоматов, — верная смерть.

Двигатель завелся сразу, взвыл за спиной, наполнив тесное пространство танка знакомыми запахами. И пришла спокойная злая уверенность, какая всегда приходила перед боем. Танк дернулся, выполз из окопа, и Меренков, припав к смотровой щели, увидел залитое закатным солнцем поле, испятнанное черными фигурами атакующих высоту врагов, темную околицу села и коробки автомашин неподалеку от нее.

— Бей по машинам! — закричал он стоявшему у пушки заряжающему.

Меренкову показалось, что он на некоторое время потерял сознание от оглушающего удара, вдруг обрушившегося на танк, потому что, когда, опомнившись, припал к смотровой щели, не увидел завесы дыма и пыли, вскинутой близким взрывом. Тронул рычаги, танк послушно дернулся вправо-влево. Обрадовался, что все обошлось, но тут уловил запах, знакомый по единственному в его боевой практике случаю, когда горел в танке. Оглянулся в испуге, увидел осевшего на пол заряжающего и большие, незнакомые глаза Марыси. Она в упор смотрела на него чужим остановившимся взглядом.

— Марыся! — в ужасе закричал Меренков.

Снова припал к смотровой щели: бегущие через поле фигурки врагов были совсем близко. Тарахтел, захлебывался двигатель, хлестко били по броне пули, и пахло, все сильнее пахло дымом.

— Марыся! — опять позвал он. Повернулся на сиденье, увидел, как глаза ее медленно, рывками, закрываются, будто ей невмоготу держать веки. — Не умирай, Марыся!.. — И закашлялся от дыма…

Местные жители потом рассказывали, что в тот день, когда немцы подошли к селу, какая-то сила остановила их у Святой горы. Был долгий бой, много полегло ворогов, много погорело у них машин. А ввечеру извергла гора что-то огненное, дымным факелом прокатилось это неведомое по вражеской колонне и скрылось за дальним лесом.

Тогда же пропала из села первая раскрасавица Марыська. И куда она подевалась, никто не знает до сего дня.

Художник Виталий ЛУКЬЯНЕЦ