Голос разума. Философия объективизма. Эссе - Рэнд Айн

Не подсознание, а сознание человека находится под его непосредственным контролем и открыто к моральной оценке. Именно сознание проходит оценку (на основании объективных свидетельств) для вынесения суждения о нравственности индивида.

В каждый вид психологизации входит ложная дихотомия, чьи крайности представлены инквизитором и циником. Альтернатива здесь не между бездумным, безразличным нравоучением и трусливым, уклончивым моральным нейтралитетом, то есть презрением без понимания или отказом понимать ради того, чтобы не презирать. Все это взаимозаменяемые варианты одного и того же мотива: избежать ответственности познания и моральной оценки.

При взаимодействии с другими индивид неизбежно делает выводы об их характере, куда включается и психологический аспект, поскольку каждая оценка относится к сознанию. Однако человеческое подсознание и его психопатологии должны быть отставлены в сторону, особенно в моральной оценке.

Обычному человеку требуется малая толика медицинских знаний, чтобы заботиться о собственном теле и знать, когда нужно вызвать врача. Тот же принцип применим и в психологии: обычному человеку необходимы какие-то знания в области психологии, чтобы понять природу своего сознания; но теоретическое знание не позволяет ему заниматься диагностированием психопатологических проблем особых индивидуумов. Даже диагноз, поставленный самому себе, зачастую опасен: существуют психологические ипохондрики, которые приписывают себе каждую болезнь, о которой они услышали или прочитали.

Не рекомендуется обсуждать свои психологические проблемы с друзьями (за небольшим исключением). Такие обсуждения могут привести к разрушительно ошибочным выводам (поскольку два любителя не лучше одного, а иногда и хуже), а также способствуют возникновению медицинской составляющей, которая может извратить основу дружбы. Дружба предполагает наличие двух решительных, независимых, надежных и ответственных личностей. (Это не означает, что человеку нужно врать, выделываться и скрывать от друзей тот факт, что у него есть проблемы; это означает лишь то, что не нужно превращать друга в психотерапевта.)

Вышесказанное приложимо к психологическим дискуссиям между двумя честными личностями. Возможности, к которым приводят такие обсуждения, очевидны: у психологизаторов они выступают приглашением для вмешательства. Инквизитор использует их, чтобы напугать и в дальнейшем манипулировать жертвой. Циник же через подобные беседы будет привлекать к себе внимание, вызывать жалость, лестью выманивать различные привилегии. Пожилая женщина, рассказывающая о своей операции, – известная зануда; но она слишком мила по сравнению с моложавой дамочкой, которая все говорит и говорит о своих психологических проблемах, да еще и с такой бедностью воображения, что это повествование точно нельзя назвать художественным вымыслом.

Психологические проблемы как таковые не позор; а вот то, что люди иногда с ними делают, чаще всего он и есть.

Поскольку психологические проблемы человека вредят его когнитивной оценке (особенно проблемы, связанные с ложной психоэпистемологией), на нем лежит ответственность ограничить их влияние, насколько это возможно, и обдумывать все со скрупулезной точностью и ясностью перед тем, как предпринять какое-либо действие, и никогда не действовать слепо, поддавшись эмоциям (именно эмоции извращают когнитивный аппарат во всех психологических проблемах). В отношении других людей его ответственность – сохранять принцип объективности, то есть быть последовательным и понятным в своем поведении и не выставлять напоказ свой невроз в ожидании, что другие будут в нем, его неврозе, разбираться, чего им, конечно, делать не следует.

Так размышления о психологизаторах привели нас к их низшему типу, в качестве примера которого выступает Лилиан Риарден.

Хотя ее поведение – просчитанный обман, такой же стратегии придерживаются многие люди, ведомые разнообразными сочетаниями коварства, пассивности и безответственности. Общий знаменатель здесь – сознательно пренебрежительное отношение к объективности в форме признанной неспособности и/или нежелания объяснять собственные действия. Обычно это происходит так: «Почему ты так поступил?» – «Не знаю». – «Чего ты хочешь?» – «Не знаю». – «Я не понимаю тебя, чего ты от меня ждешь?» – «Не знаю».

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Подобное поведение зиждется на представлении, что содержание сознания не должно обрабатываться.

Только новорожденный мог бы считать себя беспомощным и пассивным наблюдателем хаотичных ощущений, наполняющих его сознание (но он бы не стал, так как его сознание слишком занято обработкой этих ощущений). Развитие человека, со дня его рождения и до перехода к зрелости, состоит в освоении им навыка обработки сенсорно-перцептивного материала, превращения его в понятия, интеграции этих понятий, идентификации своих ощущений и нахождения их связи с фактами реальности. Такая обработка должна выполняться непосредственно разумом индивида. Никто не может выполнить ее за него. Если у него этот процесс не получается, то он становится ментально отсталым. Только при допущении, что он способен выполнять такие процессы, к нему стоит относиться как к сознательному существу.

Зло сегодняшней культуры психологизации, особенно усиленное прогрессивным образованием, кроется в заблуждении, что процессов обработки не требуется.

Результат – ступор и апатия людей, которые не относятся ни ко взрослым, ни к младенцам, а лишь к ничтожным лунатикам, неспособным проснуться. Всё что угодно проникает в рыхлую массу внутри их черепов, и ничто не может выйти оттуда. Сигналы, которые они подают, – случайные отрыжки.

Они отринули ответственность за свои ментальные процессы, продолжив говорить, действовать, взаимодействовать с другими и ждать от них ответа. Это означает, что они скидывают на плечи других груз задачи, с которой они сами не справились, и ожидают, что смогут понять непостижимое.

Невозможно подсчитать количество людей, которых они превратили в жертв, степень мучений, которую они навязали жалостливым, добросовестным личностям, пытающимся их понять, и отчаяние тех, кого они привели к мысли, что жизнь бессвязна и иррациональна.

Сегодня необходимо озвучить очевидное: любой, кто хочет быть понятым, должен, черт возьми, полностью убедиться в том, что он понял самого себя.

Это тот моральный принцип, который мельком увидел Хэнк Риарден и на основе которого должен был сразу действовать.

Иметь дело можно только с сознательным в индивиде, и только о сознательном индивид должен заботиться и беспокоиться. Необработанный хаос в его уме, его неопределенные эмоции, непостижимые мотивы, безымянные призывы, несформулированные желания, непризнанные страхи и вся та выгребная яма, в которую он превратил свое застойное подсознание, не представляет никакого интереса, значения или беспокойства ни для кого за пределами кабинета психотерапевта.

Визуальный образ «необработанного» мышления представлен необъективным искусством. Его последователи заявляют, что они не смогли переварить воспринятую информацию, что у них не получилось достичь концептуального или полностью сознательного уровня развития и что они предлагают на обозрение публики сырой материал своего подсознания, загадку которого должны интерпретировать другие.

Нет никакой загадки.

Разум – это перерабатывающий орган, как и кишечник. Если кишечник не справляется со своими функциями, его выворачивает наизнанку; его необработанный материал – рвота.

Таков же необработанный материал, выпускаемый разумом.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

6

Альтруизм как умиротворение

Айн Рэнд

Статья опубликована в журнале The Objectivist в январе 1966 г.

В марте 1962 г. на лекции в Массачусетском технологическом институте я познакомилась со студентом, который был серьезно и с пониманием сути озабочен тем, как надо противостоять набирающей силу тенденции к коллективизму. Я спросила его: «Почему сегодня так много молодых интеллектуалов становятся “либералами”?» Он не смог мне ответить сразу. Спустя несколько недель я получила замечательное письмо.