Журнал «Вокруг Света» №7 за 1995 год - Вокруг Света

Петр – Андрею Виниусу в Москву:

«Сегодня с осмью галерами в путь свой пошли, где я от господина адмирала учинен есмь командором».

Из путевого журнала «Кумандеры».

«В третий день. От города Воронежа с восемью галерами пошли в путь свой при доброй погоде; плыли парусом и греблей… В четвертый день. На свету якорь вынули… перед обедом вошли в реку Дон из реки Воронеж и на устье стали на якоре. День был красный, с погодою».

Остальные караваны уходили по мере готовности, ведя достройку на ходу, пользуясь материалами, которые везли на стругах. В пути Петр лихорадочно сочинял «Указ по галерам о порядке морской службы». Вот, к примеру, одна из статей его: «Под великим запрещением должны друг друга не оставлять и всячески о том радеть. Понеже пока в корабле доски плотно стоят меж себя, тогда всю Вселенную могут объехать и никакого шторма не бояться»… 15 мая Петру салютовал Черкасск – казачья столица. Казаки, встретившие караван, преподнесли сюрприз: три десятка лодок уже сделали попытку взять на абордаж турецкие суда, да борта у тех оказались слишком высокими…

Известие о первой стычке казаков с турками было хорошим подарком Петру – гетман левобережной Украины Иван Мазепа заслуживал всякого одобрения. На первом в Черкасске военном совете казаки вновь предложили свои услуги при нападении на Азак – так турки называли древний Азов. Вся морская эпопея 1696 года, положившая начало Российскому флоту, выглядела следующим образом…

Хотя два других каравана были еще в пути, Петр решил один из полков генерала Гордона посадить на галеры и двинуться к устью Дона вслед за 40 казачьими лодками во главе с войсковым атаманом Фролом Миняевым; на каждой лодке было по 20 бойцов. Однако из-за мелей галеры стали на якорь в самих протоках. Петр на казачьей лодке отправился в разведку на азовское взморье и увидел 13 судов неприятеля, стоявшие на якорях. Дальнейшие действия Петра остаются непонятными. Он спешно снимается, и все галеры поднимаются вверх по протокам и Дону к Новосергиевску – укрепленной базе русских кораблей выше Азова. Видимо, Петр решил дождаться подхода двух своих караванов, поскольку девять русских галер против тринадцати кораблей оказались бы в слишком невыгодном положении.

Между тем оставшиеся в засаде в камышовых зарослях казаки продолжали наблюдения за действиями турок. 19 мая атаман Миняев, обнаружив турецкий десант, направлявшийся с кораблей к Азову, решил напасть на 13 тумбасов со снарядами и продовольствием и прикрывающие их 11 вооруженных ушколов. Натиск сорока казачьих лодок был столь внезапным, что почти все тумбасы были захвачены в абордажном бою. Перегрузив припасы и пленных на один из тумбасов, девять других сожгли. Турки в панике бежали. Три тумбаса все же прорвались к Азову, а ушколы – к кораблям. Турки начали спешно сниматься с якорей. Два корабля не успели поднять паруса, и казаки напали на них. Один из кораблей турки затопили сами, второй был захвачен и сожжен казаками. Другие, пользуясь свежим ветром, бежали с позором.

Это была единственная морская баталия в Азовской кампании, и она была проведена с казачьих лодок. Значит, первой победе на море русский флот был обязан казакам. Потому, вероятно, Петр I в донесении «кесарю» не смог не слукавить:

Петр I – Ромодановскому в Москву:

«И того же дня (19 мая) мы, холопи твои, в малых судах, а казаки в лодках ударили на неприятеля. Те вышеописанные суда разбили, из которых 9 сожгли, одно взяли… С моря, майя, 31 дня. Петр».

В тот же день к вечеру казачьи лодки с захваченным снаряжением и пленными приплыли в Новосергиевск и были встречены салютом. Через неделю салют повторился по случаю прибытия к войскам генералиссимуса Алексея Шеина и к флоту генерал-адмирала Франца Лефорта. Первый российский адмирал не по своей воле задержался: рана, полученная в прошлой кампании, привела к тяжелой болезни. Теперь-то корабли, не мешкая, по протокам Каланча и Кутюрьма, в обход Азова, вышли, наконец, в море. Было это 27 мая. На беду разыгрался шторм. Уровень воды от нагонного ветра стремительно поднимался, и палатки с солдатами штурмового полка, высаженного на острова, стало подтапливать. Солдаты пересели на лодки, но шквальный ветер разметал их, выкидывая утлые суда на илистый, поросший камышами берег. Однако, корабли отстоялись на якорях без происшествий. На следующий день «великая погода» продолжалась…

2 июня к флоту присоединился отряд вице-адмирала Георга Лима с семью галерами. Десять дней спустя показалась галера шаутбенахта Карла Лозера и четыре брандера. Теперь весь флот, расположенный поперек залива, преграждал путь с моря к осажденному Азову, над которым давно уже клубился дым боя.

14 июня турецкий флот в составе шести кораблей и семнадцати галер стал на якоря в виду русского флота. Молчаливое противостояние продолжалось две недели, но 28 июня турки рискнули высадить десант в помощь окруженному Азову. Наши галеры тут же стали сниматься с якорей, чтобы сорвать высадку и ударить по кораблям. Турки, видя это, спешно поставили паруса и ушли в море. В последующие дни, как отмечал историк Елагин, «флот наш оставался в наблюдательном положении до взятия Азова войсками». 19 июля – в день славной виктории – флот вошел в устье Дона и с пушечным салютом стал на якорь у стен поверженной крепости…

Неделю спустя Петр проводил вновь заболевшего Лефорта водным путем в Москву и вышел с флотом в северную часть залива для осмотра Таганрога. Выбрав место для буду-ющей гавани и крепости, Петр приказал флоту стать на якоря в виду обретенного берега. Утром флот возвратился в Азов. Историк Елагин писал: «Кампания кончилась. Без громкой славы, скромно, но вполне, флот выполнил свое назначение – дать возможность не только покорить крепость, но приобрести край и кончить войну, искупив таким образом значительные издержки и почти нечеловеческие усилия, употребленные на его постройку».

Три года спустя Петр I проводил до Керченского пролива российского посла Украинцева для заключения мира с турками. Впервые в истории флота военный корабль России «Крепость» с послом на борту вышел в Черное море и направился в Стамбул…

Последствия Азовской победы отозвались по всей России. Осенью 1696 года в Москве состоялась пышная «триумфания» в честь взятия турецкой крепости. У триумфальной арки наряженный Гением стихотворец приветствовал первого российского адмирала и идущего следом Петра I:

Генерал-адмирал,

морских всех сил глава,

Пришел, узрел, победил

прегордого врага»…

Собранная Петром в Преображенском Дума выслушала историческое предложение Петра «…воевать морем, понеже зело близко и удобно многократ паче, нежели сухим путем. К сему же потребен есть флот или караван морской, в 40 или вяще судов состоящий, о чем надобно положить не испустя времени: сколько каких судов и со много ли дворов и торгов и где делать?»

Дума приняла «Статьи удобные, которые принадлежат к взятой крепости или фортеции от турок Азова». Приведем более пространный отрывок из этого исторического документа, чем широко известное троесловие:

«205-го , октября в 20 день приговорено:

Морским судам быть, а скольким, о том справитца о числе крестьянских дворов, что за духовными и за всяких чинов людьми, о том выписать и доложить, не замолчав».

Азовская победа привела ко многим переменам в России. Возросло и национальное самосознание русского народа, надо было позаботиться о символах державы и флота. Азовская победа подвигла Петра на учреждение высшего ордена страны – Андрея Первозванного. Кстати, первыми кавалерами ордена стали: преемник Лефорта на адмиральском поприще Федор Головин и гетман Иван Мазепа за храбрые действия казаков. Учреждение ордена в свою очередь привело к появлению главной гордости Российского флота –Андреевского флага, но об этом –дальше.

Окончание следует

Василий Галенко, штурман дальнего плавания

О странах и народах:

Рим на бегу и навсегда

Знаменитые города мира тем, прежде всего, и знамениты, что у любого человека, независимо от того, бывал он там или нет, есть свой собственный образ Города, складывающийся, как мозаичный узор, из запомнившихся по книгам и фильмам каких-то отрывков, кусочков, пусть случайных и поверхностных, но зато для каждого по-своему ярких и незабываемых. Чтобы оживить эту мозаику в памяти, достаточно бывает всего лишь произнести мысленно название города. Произносишь, например, слово «Рим», и… ну, конечно, Колизей, Ватикан, фонтан Треви и прочие достопримечательности Вечного города, хотя бы в самом общем виде, представляешь. Особенно если билет на самолет до Рима уже в кармане…

И вот я брожу по его улицам, и не понимаю, что со мной: мне отчего-то, против ожидания, скучно угадывать в том, что я вижу направо, налево, прямо перед собой – всюду, заочно знакомые достопримечательности. Наверное, мешает собственное заученное, запрограммированное восприятие великого города. «Рим, Рим, откройся!» – переделала я на свой лад старинное сказочное заклинание, прошептала его про себя и пошла куда глаза глядят, дав себе домашнее задание по возвращении прочитать заново, другими глазами все известные мне книги о Риме, и в спину мне дул ледяной, порывистый ветер. В январе на Апеннинах частенько дуют такие ветры. Было не очень уютно, но зато ветер разогнал облака, обложившие небо над городом накануне вечером, утреннее солнце светило, казалось, по-летнему ярко, но стояло по-январски невысоко, и контраст между светом и тенью был резким и четким.