Зимняя магия. Сборник рассказов. - Коллектив авторов

Заспешила Снежнейшая, посему спустила гончих — ледяных мантикор, а сама следом со свитой припустила — за возмездием, предвкушая, как разделается с неудачливой соперницей.

Обвинит её Займа в сообщничестве с соплеменниками и заставит признаться, что подсобила та нападению на Буранчика — добровольно или силою вытянет из людишки нужные слова. А услужник о предательстве возлюбленной услышит из её же уст.

Но не только не сбежала зверушка из Чертогов, а и спасла Бурана, успев вытащить солнечное острие из глубокой раны, пока он не обессилел вконец. И хотя почти угас обломок, все же был достаточно горяч, чтобы дочерна сжечь руки спасительницы. Одной судьбе ведомо, каких сил стоило человечишке извлечь застрявшую лучину.

Не подвели мантикоры свою хозяюшку. Задрожали стены, загулял пол под ногами. То ворвались гончие в Чертоги, и, взяв след, бросились за добычей, на своем пути замораживая встречных ледяным дыханием, разбивая лед шипами на хвостах.

Успела человечишка лишь поцеловать раненого, как застыла около него ледяным изваянием, с дорожками слез замерзших, прижимаючи обгоревшие руки к груди.

В отчаянии застонал Буран, попытался дотянуться до девушки, однако не достало сил и пальцем шевельнуть, не то, что придушить поганых псов.

Займа чуть в ладоши не захлопала от радости, да сдержалась. Приказала отправить погоню за беглецами да с гончими, чтобы те лапы поразмяли.

— Недалеко убегут человечишки, Снежнейшая, — заверил Мороз, склонившись в низком поклоне. — От меня еще никто не уходил.

Размышляя, нахмурилась Займа, недовольно сморщив носик:

— Ненадежных и дерзких людишек прислал нынче Леттий. Сплошные заботы, а пользы никакой.

С поклоном подтвердил Иней:

— Мудрая мысль, Властительница. Никак подарок с подвохом был.

Появилась Холодная Вечность — забрать, что положено.

— Верно чуешь ты поживу. За хорошую службу не обижу тебя, — похвалила её Властительница. — Подарю тебе всех до единого, как вернется погоня. Кроме этой, — указала пальчиком на ледяную статую. — Для нее у меня особая награда, по заслугам, — косо глянула на раненого. — Ишь, посмела меня лишить лучшего услужника. А ну как собачки не поспели бы вовремя? Убила бы она тебя, Буранчик!

— То неправда, — слабым голосом воспротивился лежащий и устало прикрыл пустые глаза. — Отпусти ее, Снежнейшая. И того достаточно, что отобрана жизнь у нее.

— Вот еще, — властительной ножкой топнула. — Поигрались, и хватит. Теперь мой черед настал. Позвать сюда немедля Ледяного Мастера.

Привели ледяных дел Мастера, и велела Властительница изготовить ледяную темницу для разлучницы, хоть и простой человечишки, но возымевшей силу немереную над беловолосым красавцем. Люто завидовала Займа людишке и ненавидела ее, исходя злобою даже после смерти соперницы, хотя виду и не показывала.

Щелкнула изящными пальчиками Снежнейшая, и рассыпалась ледяными брызгами статуя.

Видела Властительница, что больно смотреть Бурану на это зрелище, и мстительно улыбнулась. Самолично извлекла из осколков душеньку девки человеческой и в темницу её запрятала. Провела рукой, запечатала — не словами и знаками, а собственной злобой.

Напоследок колко обронила раненому:

— Как оправишься, жду тебя на торжественном пиру. А пока полюбуйся, отдыхаючи. Развей скуку с новой игрушкою.

И ледяную темницу ему бросила.

Бурное, мрачное, беспредельное море штормило под нависшими свинцовыми тучами. Альбатрос, расхаживавший по льдине, оказался единственным свидетелем угрюмой решимости странника, сидевшего на краю огромного айсберга. Морской Ветер, неразговорчивый соглядатай, трепал волосы одинокого гостя.

Сумрачно и пусто в голове. Тоскливо до отчаяния в том месте, где у людишек находится сердце. То самое, что размеренно и четко билось у нее в груди, учащаясь при несмелых поцелуях нежных горячих губ.

Таял, таял в жарких объятиях и не чувствовал боли.

Тонул, тонул в её глазах, не пытаясь выбраться на поверхность.

Если кто-нибудь когда-нибудь сказал, что боль, природу которой не смогли объяснить лучшие знахари Чертогов, будет съедать его заживо, он рассмеялся бы тому в лицо. И не физические муки погнали его к краю света и за край, а потребность, названия которой он не знал.

Странник достал из кармана небольшой льдистый шарик — крошечный саркофаг, в сердцевине которого мягко переливалось нежно-коралловое сияние, резко контрастирующее с монохромной картинкой непогоды.

Заперто, запечатано, и открыть его смогла бы лишь добрая воля Властительницы Займы. Но разве захочет Снежнейшая отпустить на свободу то немногое, что осталось от соперницы? Ни за что! Пропадай же ты пропадом, человечишка! Коли не пришел Буран к Властительнице по собственному желанию, то и не видать никому счастья, а сам он пусть катится на четыре стороны. А уж Займа постарается забыть нанесенную ей обиду, утешаясь в объятиях очередного любимчика.

Беспредельна сила Займы, и все же изгнанный из Чертогов нашел способ взломать заклятие. Не напрасно он провел немало нетленностей в поисках, странствуя по свету, и стал частым гостем во владениях Леттия, возненавидевшего его за неуловимость. Среди дымящихся на солнце песков, и ночами холоднее, чем самые студеные ночи в Чертогах, в руинах, оставшихся от давней эпохи, странник нашел то, что искал.

Слова. Набор звуков, обладающих древней и страшной силой, способной стереть с лица земли страны, повернуть вспять реки и пробудить к жизни спящие вулканы.

И сейчас, вглядываясь вдаль, туда, где на горизонте небо перемешивалось с морской пучиной, он, наконец, решился. Прочь сомнения, задуманное должно свершиться.

Медленно и отчетливо произнес Слова, и каждый звук, слетая с взволнованных уст, с тихим шипением взрезал поверхность шарика, покоящегося в сложенных лодочкой ладонях, въедаясь вспышками огненных прожилок в бесцветную белесость сферы. Удар за ударом, звуки хлестали бичом, проникая вглубь ледяной темницы.

Когда эхо последнего звука растаяло в глубине шарика, на миг страннику показалось, что тот вздрогнул в руках. Прошло немало времени, прежде чем наблюдавший понял, что ничего не изменилось. С растущей тревогой и отчаянием вглядывался странник в прозрачные стенки ледяного саркофага. Возможно, сила Слов ослабла со временем, став такой же хрупкой, какими становятся вещи, сотнями нетленностей ждущие бросивших их хозяев?

Надежда медленно угасала, как вдруг, стремительно наливаясь цветом, коралловое пламя внутри шарика вспыхнуло нестерпимо яркой вспышкой и с невероятной мощью разорвало оковы, распыляя на множество крошечных ледяных осколков.