В тени - Анна Морион

и поцеловал ее горящий лоб. — Бригида! Останься с нами! Я не смог спасти твоего брата, но не позволю смерти забрать и тебя! Полежи, дочь моя… Я позову твою мать… Она знает, что делать! — Сэр Гиз осторожно положил дочь обратно на постель, с чувством поцеловал ее влажную от пота руку и, как стрела, выбежал из покоев, громко призывая прислугу.

«Любите своих детей, пока они живы. Слезами их из смерти не поднять». Жестокий отец, насмехающийся над чистой первой любовью своей дочери, унижающий ее за малейший пустяк и не раз бивший ее по рукам тонкой розгой, только теперь осознал, что любит Бригиду, и что, если потеряет ее, то потеряет все…. В том числе возможность вновь возвысится. Ведь, если Бригида, самая красивая девушка во всей Англии, умрет, у него не останется ни единого шанса вернуться во дворец и получить обратно свои титулы и земли. Но, несмотря на алчность и холодный расчет, быстро шагая по коридору, сэр Гиз думал только об одном: он не может потерять еще и дочь! Умрет она, умрет и его душа. А что станет с ее матерью? Она помешается от горя! Бог с ним с королем! Пусть развлекается со змеей Анной Болейн, пусть эта семейка продолжает и дальше отравлять разум дурака Генриха! Ему нужно спасти свою девочку, свою Бригиду, единственное свое дитя.

— Ты! Принеси в покои Бригиды холодной воды и чистых тряпок! Сейчас же! — грубо приказал сэр Гиз первой попавшейся ему под руку служанке, а та, даже уронив метлу от неожиданности, подняла подол своего старого платья и побежала выполнять то, что ей поручили.

«Я умираю? Но как же Вильям?» — пронеслось в бреду воспаленного мозга Бригиды. Ей было так жарко, что она желала снять с себя всю одежду и остаться нагой, но ее тело настолько ослабло, что она не могла пошевелить даже пальцами рук. Кожа головы под тяжелым испанским чепцом намокла, волосы слиплись, лоб был усыпан каплями пота. Девушке казалось, что ее живьем сжигали на костре, как ведьму.

Однажды она видела, как сжигали ведьму. Это была молодая женщина с длинными черными волосами и голубыми глазами. Ее, одетую лишь в порванное нижнее платье, под свист и проклятия толпы привязали к столбу, окруженному сухим хворостом и сеном, и вскоре от нее остался только угольный силуэт. Бригиде казалось, что это она была той ведьмой, что это ее тело жадно пожирало пламя.

— Альенора, прощай, сестра! Вильям, любовь моя… — едва слышно прошептала девушка. — Господи, сохрани королеву!

Через миг ее поглотила темнота.

Когда девушка вновь открыла глаза, солнце уже село за горизонт, и на Англию опускались вечерние сумерки. Однако Бригида не могла понять, сколько времени она была без сознания: большие окна ее покоев были плотно закрыты темными шторами. В воздухе был явственно слышен аромат сена и цветов: это мать девушки приказала устелить пол, чтобы облегчить тяжелую участь дочери и придать спертому воздуху маленьких покоев свежести. В камине жарко горел огонь, и рядом с ним, заснув в кресле, сидела леди Гиз. Лишь пламя камина освещало комнату, но этого было довольно, чтобы прогнать темноту, а полумрак был даже приятен усталым глазам Бригиды.

Бригида нашла в себе силы слегка приподняться на подушках и обнаружила, что лежит в постели лишь в одной ночной рубашке, а ее волосы заплели в косу, чтоб не мешали.

«Значит, я все еще жива… Но как болит все мое тело! Ноет каждая косточка!» — невольно пронеслось в разуме девушке. Несмотря на боль, Бригида чувствовала себя немного лучше: жар, сжигающий ее, пропал, но кожа оставалась горячей и липкой, и ночная рубашка неприятно липла к телу.

— Матушка! Матушка, это вы? — тихо спросила девушка. Ее голос прозвучал надрывисто и с придыханием, но леди Гиз не шелохнулась: она крепко спала. — Матушка! — напрягая все силы, оставшиеся в ней после приступа, повторила Бригида, и в этот раз усталая женщина медленно открыла глаза. — Матушка! Как я рада, что вы здесь! — громко прошептала Бригида, и попыталась протянуть к матери руку.

— Лежи, дитя мое, не двигайся! — ласково сказала леди Гиз, поспешно вставая с кресла и подходя к дочери. Она встала на колени у изголовья кровати, не жалея бархатной юбки своего платья, и взяла ладонь дочери в свою. — Мы там испугались! У тебя был приступ, а мы ничего не могли сделать! — Она всхлипнула и нежно погладила лицо Бригиды, бледное и горячее.

Услышав о том, что Бригиде сделалось плохо, что, кажется, на нее напал приступ горячки, леди Гиз поспешила к ней, позабыв о короле, королеве и завтраке. Она была жестока к своей дочери и никогда не находила для нее ласкового слова, но теперь, когда ее дочь была на смертном одре, материнская любовь, прятавшаяся глубоко в ее душе, охватила все ее существо. Она провела в комнате Бригиды весь день, не отходила от нее, собственноручно раздела ее и переодела в ночную рубашку, смачивала лоб девушки мокрыми тряпками и горячо молилась. Лишь к вечеру, когда Бригида перестала метаться в постели, леди Гиз позволила себе немного отдохнуть в кресле у камина, и, едва села, как тотчас заснула. Как и ее супруг, эта женщина каждую секунду страдала от потери любимого сына, и возможная потери дочери сделали ее именно такой, какой и должна быть мать — любящей и заботливой.

— Отец очень сердится? — На губах Бригиды появилась едва заметная улыбка: она никогда в жизни не видела свою мать такой… Такой близкой, такой нежной к ней.

— Он не сердится, дитя мое! Не сердится совсем! Как он может? Мы едва не потеряли тебя! — Леди Гиз широко улыбнулась, и по ее щеке пробежала слеза радости: ее дочь жива! Господь пощадил ее!

— Но он так желал, чтобы я сошла в низ и улыбалась королю…

— Ах, забудь! Твоя жизнь нам намного дороже, чем все короли мира и все их сокровищницы! Я знаю, мы были строги с тобой, порой, слишком… Но мы твои родители, и мы любим тебя. — Эти слова дались леди Гиз с некоторым трудом, ведь это был первый раз, когда она сказала Бригиде о своей материнской любви.

— Я постараюсь выздороветь как можно скорее… — начала было девушка, крепко сжав ладонь матери.

— Король уехал, — коротко сказала ее мать.

— Уехал? Так быстро? — удивилась Бригида.

— После завтрака он и его свита продолжили путь. Между Генрихом и королевой произошла неприятная сцена, и он так разозлился, что тотчас покинул замок.

— Бедная Екатерина! — поморщилась Бригида, чувствуя