Размагничивание кораблей Черноморского флота в годы Великой Отечественной войны - Виктор Панченко

Небо покрывали легкие перистые облака. Высоко между ними были четко видны группы самолетов противника по 9—12 штук. Они летели очень высоко, и огонь нашей зенитной артиллерии был малоэффективен. Тем не менее все средства корабельной и береговой противовоздушной обороны вели интенсивный заградительный огонь, не позволяя им снизиться для прицельного бомбометания или пикирования. Можно было видеть, как сверкали на солнце бомбы в момент отделения от самолетов, был слышен их нарастающий вой и грохот взрывов, при которых с морского дна поднимались столбы воды и ила. Порой эти столбы закрывали от нас находившиеся невдалеке корабли, и мы, затаив дыхание, в страшном волнении ждали, пока спадет столб воды. Каждый думал: увидим ли мы их снова или уже нет? Наше волнение трудно передать словами. Вот снова упала и взорвалась очередная серия бомб. Взметнувшиеся столбы воды и грязи закрыли от нас крейсер «Красный Крым», стоявший на бочках ближе других кораблей. Бесконечно долгими казались секунды, пока спадет пелена. Наконец показался крейсер, он стоял, слегка покачиваясь, без признаков пожара или прямых попаданий авиабомб. Значит, цел!

После нескольких заходов вражеские самолеты были отогнаны нашими истребителями и улетели. На этот раз обошлось без прямых попаданий.

Еще долго стояли мы на причале возле Минной стенки, обсуждая события дня. Это был один из последних случаев, когда мы открыто наблюдали бомбежки. Позже противник стал бросать бомбы и обстреливать из пулеметов людей на причалах.

Наше предложение мы отправили в УК ВМФ. Забегая несколько вперед, скажу, что оно было одобрено. Мы сделали опытный образец, который был испытан комиссией под председательством военного инженера, II ранга Б. И. Калганова. После этого прибор был: установлен на линейном корабле «Парижская коммуна» и эксплуатировался на нем до 1947 г., когда был: заменен новым, более совершенным автоматическим, регулятором тока.

В процессе работы по размагничиванию кораблей выявились особенности работы магнитометров, о которых я уже писал.

Отсутствие приборов для организуемой СБР-3 и преимущества магнитометра «пистоль» побудили нас с М. Г. Вайсманом разработать и изготовить по этому типу магнитометр из отечественных материалов. Речь шла не о приоритете разработки, а об обеспечении работ СБР-3, что в то время было более важным.

Главным элементом этого прибора был металлический поршенек из «мю-металла» с очень высокой магнитной проницаемостью и отсутствием остаточного намагничивания. Из литературы мы знали, что профессором Меськиным [29] был разработан сплав AlSiFe с подобными свойствами.

Был октябрь 1941 г., и в военных условиях изготовление новых деталей из прецизионных магнитных сплавов было задачей не из легких. Однако благодаря отзывчивости наших людей удалось решить на Севастопольском морском заводе и эту задачу. Когда были отлиты заготовки, то оказалось, что по магнитным свойствам они соответствуют нашим требованиям, но обладают крупнозернистым строением, тверды и хрупки. По условиям работы прибора они должны были иметь высокую точность обработки, однако при попытке проточить заготовки на токарном станке оказалось, что их не берет ни один резец, а сами они крошатся. Но и здесь мастера Севморзавода вышли из положения: они обработали их шлифованием. Было изготовлено несколько таких поршеньков.

При изготовлении остальных деталей мы, руководствуясь заводским опытом, стремились не разрабатывать новые узлы или детали, а максимально использовать существующие изделия. Так, в качестве герметичного цилиндра из неферромагнитного материала для датчика прибора была использована гильза от 76-миллиметрового артиллерийского снаряда. Она была укорочена до необходимых размеров, к ней был приварен латунный фланец.

В результате испытаний, проведенных в Поти весной 1942 г., было установлено, что наш прибор почти не уступает английскому. Протокол испытаний был отправлен в УК ВМФ. Главное достоинство его состояло в том, что на месте можно было изготовить из имеющихся материалов необходимое количество магнитометров и обеспечить ими работу СВР.

Совсем недавно, просматривая в Центральном архиве ВМФ документы военных лет, я узнал, что в вопросах разработки и изготовления магнитометров мы не были единственными. Такие же приборы были изготовлены по инициативе службы размагничивания кораблей Тихоокеанского флота в июне 1942 г. в лаборатории магнетизма Института физики металлов Уральского филиала АН СССР в Свердловске под руководством И. К. Кикоина (впоследствии академика)[30].

В осажденном Севастополе. Усиление налетов вражеской авиации. СБР-3 переходит на Кавказ

Война продолжалась. Как пи горько это было, но наши войска отступали, немцы прорвались в Крым и скоро приблизились к Севастополю. После многократных бомбежек в городе было много разрушений. Было частично повреждено и здание Технического отдела ЧФ, находившееся, как тогда говорили, «под минной башней», рядом со стоянкой эскадренных миноносцев и с разрушенной преобразовательной электростанцией. Теперь корабли все время меняли места стоянок, чтобы затруднить прицельное бомбометание с самолетов по расчетным данным предварительной авиаразведки.

Для продолжения бесперебойной работы, сохранения технической документации по кораблям и предотвращения излишней потери людей Технический отдел был переведен в более безопасное место, подальше от стоянки кораблей, в бывший дом купца Анненкова, расположенный на краю базарной площади у Артиллерийской бухты. Теперь здесь жили и работали не только военнослужащие, но и весь вольнонаемный состав.

С течением времени служба в Техническом отделе обрела четкий, регламентированный характер. Офицерский состав отдела, основные служебные обязанности которого состояли в ремонте и эксплуатации кораблей, не считая систематического дежурства по отделу, был включен также в заградительный противодесантный отряд, в котором приходилось дежурить через ночь. Если не было дежурств, мы отдыхали в служебных комнатах, где имелись раскладушки. Однако систематические бомбежки с раннего вечера и до рассвета не давали нам выспаться. По сигналу воздушной тревоги все свободные от различных видов дежурств и работ на кораблях должны были укрываться в бомбоубежище, находившемся в том же доме. Там было холодно и сыро. Спать было не на чем. Поэтому некоторые молодые офицеры, особенно в первое время, по сигналу воздушной тревоги вместо бомбоубежища поднимались на плоскую крышу нашего, самого высокого в районе, дома и наблюдали оттуда ночные воздушные бои. С крыши была видна значительная часть города, Северной бухты и пригорода Севастополя, в том числе района Качи, где находились аэродром и авиационное училище.

Много раз самолеты противника бомбили район Качи, разрушили аэродромные сооружения, здание училища, подожгли склады горючего и боеприпасов. Они горели несколько дней. По ночам над Качей стояло яркое зарево и слышны были беспорядочные взрывы боеприпасов.

По мере приближения противника к Севастополю ночные воздушные налеты становились все ожесточеннее и продолжались почти всю ночь. Теперь вражеская авиация бомбила не только корабли, но и флотские береговые сооружения и город. Во время воздушных налетов все огневые средства корабельной артиллерии и береговой обороны вели интенсивный заградительный огонь. На темном ночном небе были видны вспышки разрывов снарядов. Грохот канонады был настолько сильным, что нельзя было разобрать слов рядом стоящего человека.

Как только в разрывах облаков появлялись самолеты противника, к ним направлялись десятки ярких лучей прожекторов. «Захватив» цель, они сопровождали ее почти до горизонта. В это время стрельба артиллерии особенно усиливалась и к цели летели сотни трассирующих снарядов и пуль. Временами стрельба прекращалась, появлялись наши истребители, и начинались воздушные бои. Иногда самолеты устремлялись в нашу сторону, и тогда мы невольно прятались за трубы и ограждения. Осколки сыпались градом, но к ним как-то привыкли, успокаивало то, что среди окружающих жертв не было.

Позднее в тех случаях, когда бомбы падали далека от нашего дома, нам удавалось в своих комнатах поспать. Длительное недосыпание и большая нагрузка изматывали людей, и каждый хотел прежде всего отоспаться.

Под утро после отбоя И. Д. Кокорев вместе с офицерами отделения возвращались из бомбоубежища, продрогшие и усталые. По долгу службы Иван Дмитриевич был обязан укрываться в бомбоубежище, подавая пример подчиненным, хотя с удовольствием остался бы в своем кабинете и отоспался в тепле. Часто он ворчал: «Вот молодежь! Опять они нас перехитрили, выспались в тепле, а мы мерзли в бомбоубежище и валимся с ног, не спавши». В дальнейшем мы даже не прекращали размагничивание кораблей после сигнала воздушной тревоги. Возможно, это было традиционным для русского флота, а может быть, здесь оказывали влияние физики И. В. Курчатов и А. П. Александров, которые своим поведением подавали примеры, достойные подражания.