И я видел и свидетельствовал… - Евгений Щуров

По лестнице спустилась Катя. Женщины расцеловались.

Владимир изобразил на лице крайнее изумление:

– Катюша, ты опять от Стаса?

– Ну, нет! Он меня и так замучил! – с деланным отчаянием ответила она. – Лежала и читала у себя.

– Ну, все! – заключила Ксения. – Все по местам! Владимир, сотвори легкий ужин, придумай тему дискуссии. Катя с Дашей накройте на стол, оденьтесь в платья, только понеприличнее, без всяких лифчиков. Я приму душ и спущусь к Вам вместе со Стасом, сама зайду за ним!

Все разошлись выполнять распоряжения хозяйки.

– Да! – остановила Владимира Ксения. – И пригласите старика Лешего! Его черед пришел!

Леонидович мирно посапывал в своих апартаментах, не снимая наушников с музыкой.

Он уже проснулся, раскрыл глаза, слушал приглушенно музыку и, лежа, рассматривал себя в карманное зеркало. Рассматривал с величайшим удовлетворением! Еле намечающиеся, тоненькие морщинки пересекали высокий лоб, легкая сеть с обоих уголков глаз, темно-русые густые волосы! Столярову даже казалось, что в свои пятьдесят он выглядел несколько хуже.

В дверь постучали.

– Войдите! – громко сказал он, положив зеркало на тумбочку, и снимая наушники.

– Здравствуйте, Стас! – Ксения была великолепна! Волосы ее перетягивала тоненькая изумрудная диадема, на нежной белой шее блестел золотой, с изумрудом же, кулон. На ней было надето, казалось, просвечивающее на свету, белоснежное, невесомое платье, перепоясанное легким кремовым пояском, и кремовые босоножки. На безымянном пальце левой кисти – золотое колечко, конечно же, с небольшим изумрудом, но такой причудливой формы, в виде змейки, которую может изготовить только исключительного таланта золотых дел мастер.

Столяров поднялся и подошел к женщине. Она протянула ему руку, которую мужчина, слегка наклонившись, поцеловал.

– Одно мгновение, приведу себя в порядок, – сказал Столяров. – Вы же за мной?

– Вы становитесь проницательным! – улыбнулась Ксения. – Легкий ужин. С вином. Владимир уже накрыл в столовой. Будет еще один гость – наш мудрец, мы его Лешим называем, что его вполне устраивает. Со мной и Даша приехала, помните ее?

– Ну, как забудешь молодых красавиц!

Столяров вышел в туалет, быстро оправился, умылся, сбрызнул себя одеколоном. Ксения стояла у книжного шкафа и рассматривала некую книгу, которую отложила в сторону при появлении мужчины.

– Как Вам новая музыка? – спросила она.

– Весьма достойна, весьма! – одобрил Леонидович. – Богатство, разнообразие, тексты, даже погрешности вокала не замечаешь.

– Вы тонкий ценитель! – одобрила Ксения. – А более жесткая музыка Вам нравится? «Black Sabbath», by the way?

– Вы владеете английским, – без удивления, констатируя, сказал Столяров, вспомнив Катюшу.

– И множество других языков и диалектов, – засмеялась Ксения, взяв под руку Станислава, и выводя его из апартаментов.

К их появлению, за столом собрались сестры-близняшки, несравненные Даша и Катюша, Владимир, и большой, именно большой, а не высокий, заросший седой бородой и длинными волнистыми волосами, старик.

– Присаживайтесь со мной рядом, Стас, – пригласила Ксения.

Столяров галантно помог женщине занять свое место.

– Дорогой наш мудрец, – обратилась Ксения к заросшему старику. – Позволь представить тебе нашего гостя, Станислава!

– Можно просто, Стас, – приподнялся в приветствии Леонидович.

– А меня можно просто – Леший, – не двигаясь, ответил старик. – Как тебе у нас?

– Удивительно легко и приятно!

– Это лучшее место на земле! – вымолвил Леший. Казалось, он даже не открывал рта, а звуки исходили из невидимого пространства между усами и бородой. Одет он был в серые холщовые штаны и такую же толстовку. Внешне, Леший напомнил Леонидовичу индийского мудреца, как изображали их на картинках советского периода.

Владимир разлил вино по бокалам. Катя и Даша сегодня находились за столом на правах гостей. Прислуги не было. Стол изобиловал блюдами на самый утонченный вкус. Не отставали в разнообразии и напитки, как алкогольные, так и морсы, минеральная вода.

– Это лучшее место на земле, – повторил трескучим, низким голосом Леший, совершив руками круг над столом. – Мы здесь хозяева всего и вся, душ, материи, времени! Ничто здесь не сможет произойти без нашей на то воли, а мы, по велению нашему, можем тут сотворить все!.. Давайте поднимем бокалы за наше чудесное пространство и могущество!

Речь Лешего звучала пафосно.

– Браво, Леший! – воскликнул Владимир, поднимая бокал с вином. – Никто, исключая очаровательную Ксению, не сказал бы лучше! Браво! Выпьем!

– Одну минуту! – остановила гостей Ксения. – Мы все, тут, давно знакомы. Вы все со Стасом «на ты», кроме меня…

– И меня! – крикнула Даша.

Ксения строго взглянула на девушку.

– Итак, мы пьем с нашим гостем «на брудершафт», – закончила Ксения, приподнимаясь.

Леонидович встал со своего места, взял со стола бокал с красным вином, и они выпили напиток до дна. Секунду Столяров смотрел на женщину, та приподняла свою очаровательную головку, слегка приоткрыла губки. Стас медленно привлек ее к себе левой рукой за талию, и они нежно поцеловались. Во время поцелуя, Стас испытал неземное чувство наслаждения, внутренне охваченный трепетом. Как будто некая живительная сила, делавшая его могущественным, перелилась в него с этим горячащим поцелуем.

Ксения, не скрывая своего расположения к подопечному, взяла его за руку и произнесла:

– Ну, вот, Стас, давай не будем надолго расставаться!

– Конечно, не будем, милая Ксения! – язык его плохо слушался голоса разума, да, собственно, разум Столярова сейчас где-то отсутствовал.

Легкий ужин, больше походивший на средневековый пир, начался! Каждый накладывал себе снедь самостоятельно, какие-то блюда произвольно перемещались с одного конца стола к другому, чтобы попасть в тарелку к заказавшему. Стаса уже ничего не удивляло. Он всецело влился в этот праздник бесшабашного веселья. За столом говорили много, смеялись. Близняшка Даша подлетела к Столярову с бокалом вина в руке и, почти насильно, заставила того выпить «на брудершафт». Стас озирался на Ксению, которая благосклонно смеялась.

– Выпей, Стас! Ты же только с Дашей еще не перешел «на ты»!

Выпив вино, Даша впилась в губы Леонидовича страстным поцелуем.

– Дашенька, хватит страсти, – пожурила ее Ксения. – Рядом же сидит его фаворитка. Не так ли, милый?

Даша снова, взасос, вонзилась в губы Стаса, и начала прелюдию к любовному соитию прямо за столом.

– Дашенька, не здесь и не сейчас, – мягко, с улыбкой, сказала Ксения.

– Почему, Ксюша? – капризничала подвыпившая девушка.

Ксения несколько помолчала. Повернула головушку в сторону Даши. Произнесла:

– Дашенька, я – первая!

И вновь мило улыбнулась.

Леонидовича затрясло.

– Прости, Ксения, ты права! Я был нескромен, прости!

– Не бери в голову, Стас! Все нормально, – ободряюще улыбнулась Ксения. Потом помолчала немного и продолжила: – Стас, тебе надо переучиваться и общаться нормальным, современным языком. Твоя речь звучит несколько архаично. Молодежь и среднего возраста люди, так не общаются!

– Да, в мои молодые годы этим языком уважения к окружающим, интеллигенция духовно соединялась с народом…

Ксения необидно засмеялась.

– Ну, вот, ты опять за высокий штиль взялся!

– Непременно отучусь! Даже материться начну! – засмеялся в ответ Леонидович.

– Это твое дело! Удачно вставленная нецензурщина, порой, делает речь выразительнее.

Казалось, Леший не обращал ни на кого внимания, а был истово занят поглощением мяса и вина. Тем более неожиданно прозвучал его скрипучий низкий возглас:

– Никогда матерки не прибавляли речи нашей выразительности! – Леший замолк, дожевывая кусок мяса. – Все это окололитературная и параисторическая брехня! Русский язык настолько богат, что добавлять в него, «для усиления смысловой нагрузки», еще и вербальные символы детородных органов и сам процесс размножения, парадоксально! И совершенно не нужно!

– Леший! – вступил в разговор Влад. – Если бы не многосотлетнее татаро-монгольское иго, мы бы и не матерились никогда!

– Да брось, ты, Влад! – Леший огромными глотками допил свою чашу с вином, мощно отрыгнув. – Тюрки здесь ни при чем! Вся русская матерщина носит или праиндоевропейские или чисто славянские корни. И появилась она задолго до твоих монголов! Греки и евреи использовали в своей речи не менее емкие и, в те времена, считающиеся нецензурными, выражения.

– Мне кажется, что, все равно, даже в качестве слов-паразитов, наши матерки бывают довольно милы, – заключила Даша. – Добавляют емкости изложения.

– Ну, и пусть добавляют! – проворчал Леший, и вынул из-за стола свое огромное тело. – Пойду Бурого проведаю, да посидим с ним вдвоем, выпьем.