Просто жизнь - Михаил Аношкин

— Да ты войди в мое положение, — запальчиво возражал Олег. — Не могу я. Не могу, понимаешь. Ты еще скажешь городской «Крокодил» выпускать.

— Потребуется — и будешь городской выпускать. Что ж тут невозможного?

— Не выйдет! — возмутился Олег. — На одного человека навешает всяких поручений, а другим делать нечего.

— Ай, ай, ай, — покачал головой секретарь комитета. — Совсем загоняли малого. Бедный Олег! Слышишь, Машенька. Может, освободим несчастного, а?

Машенька улыбнулась и сказала:

— Зачем? В цехе он вон какую «Колючку» выпускает. Пусть заводской «Крокодил» делает. У него получится.

— Да поймите вы, ребята, — взмолился Олег. — Я ж почти дома не бываю. Днем работаю, вечером в институте. А теперь последние свободные вечера отбираете. Сын у меня, ребята. Не вижу его почти. Можно ли так? Отпусти, Иван.

— Ты хоть бы показал когда сына-то своего, — упрекнул Иван. — Твердишь: сын, сын. Покажи!

— А он уже «папу» говорит и «маму». Честное слово! Забавный такой.

Разговор потек спокойно, речь велась о незнакомых Андрею людях. Он слушал и переживал радостное волнение от того, что попал снова в родную стихию. Пусть эти ребята и незнакомы ему, неважно! Но они были из того великого беспокойного племени, с каким давно Андрей связал свою судьбу. А за этот год оторвался и сейчас особенно больно ощутил, как много-много потерял. Настоящая жизнь шумела в стороне, напоминая лишь горячими сообщениями газет и радио о боевых комсомольских делах.

Между тем парень в клетчатом пиджаке, довольный, что разговор кончился самой близкой ему темой, прочувствованно жал руку Ивану и Машеньке, а потом и Андрею.

— С понедельника начинай, — напомнил ему Иван. Тот вздохнул, качнул головой:

— Придется! — и вышел.

Иван посмотрел на посетителя, и Андрей, волнуясь, сказал:

— Я по поручению комсомольцев. Комсомольцев с целины.

То было волшебное слово — целина. Оно служило своего рода пропуском к сердцам людей. Иван вскочил со стула навстречу Андрею, протягивая ему руку:

— Здравствуйте, товарищ! Что же вы сразу не сказали?

— Да так…

— Вы тоже с целины?

— Не совсем. История тут такая получилась… — смутился Андрей. — Был я там…

— А, — разочарованно произнес Иван, и взгляд его потускнел, насторожился. Андрей коротко рассказал о себе. И взгляд Ивана опять стал доброжелательным, широкая дружеская улыбка окончательно согрела Андрея. Белокурая Машенька поглядывала на него с сочувствием.

Андрей изложил просьбу Дуси. Иван снова уселся на свое место.

— Вообще, конечно, нехорошо получилось, — сознался он. — Только вы, товарищ, немного опоздали. Мы тут недавно собрали металлолом, накупили подарков, сколотили агитбригаду, и дня три назад она выехала в Степной совхоз.

— Тогда порядок! — повеселел Андрей.

— Погоди, нам еще завком обещал, — задумчиво проговорил Иван, поглядывая на девушку. — А что, Машенька, не сходить ли нам с товарищем…

— Синиловым, — подсказал Андрей.

— С товарищем Синиловым к Котову? А? Мы-то ему уже надоели, а новый товарищ, может, и проймет его.

Машенька не возражала, и втроем они направились в завком. В кабинете у Зиновия Андрей прежде всего увидел Семена. Зиновий был чем-то рассержен. «Спорили, конечно», — догадался Андрей.

Иван выступил вперед:

— Вот товарищ с целины…

— С целины, — усмехнулся Зиновий, — больничной только. Ты что, Андрей, сюда мутить людей пришел? — спросил он начальственным тоном. Иван заморгал глазами, уставился на Андрея.

— Встреча состоялась! — засмеялся Семен. — Да они, милый друг, — обратился он к Ивану, — еще в больнице надоели друг другу.

— Это к делу не относится! — насупился Зиновий. — Что хотите от меня?

— Обещанного для целинников, — сказал Иван.

— Я никому ничего не обещал. Это во-первых.

— Но…

— Обещал заместитель, с него и спрашивайте, пусть раскошеливается, если богат. У меня лишних денег нет, ни своих, ни завкомовских. Это во-вторых.

— А как же на других заводах делают? — вмешалась Машенька, сердито насупив брови.

— Это их дело. У меня есть статьи расхода. Мне что утвердили, тем я и распоряжаюсь.

— Правильно, Зиновий! — сказал Колечкин. Котов гневно сверкнул глазами в сторону шофера и металлическим голосом произнес:

— Нету денег.

Иван безнадежно вздохнул: вот всегда так. Он и Машенька собрались уходить. Андрей разозлился. «Не я буду, если не дойму этого бюрократа», — со злостью подумал он и сел возле стола, за которым восседал Зиновий Котов, председатель завкома, бывший сосед по койке.

— Садитесь, ребята, — пригласил всех Андрей. — Закрой, Семен, дверь, чтоб никто сюда не зашел.

— Что ты хочешь делать? — встревожился Котов. — Ты чего распоряжаешься в чужом кабинете?

— Видишь ли, Зиновий… — начал Андрей, чувствуя удивительное спокойствие.

— Петрович, — подсказал Котов.

— Видишь ли в чем дело, Зиновий Петрович, — упрямо повторил Андрей, — выгнать тебя из завкома — у нас нет полномочий. Но совести у тебя, по-моему, немного осталось.

— Браво! — мотнул головой Семен, удобнее усаживаясь на диван. — Браво, Андрей!

— Вот я и думаю проверить, сколько осталось в тебе совести, и воспользоваться этим. Только просьба: ни на смету, ни на инструкции не ссылайся. Не поможет. И еще: если откажешься выполнить обещание…

— Да не давал я его! — взмолился Зиновий.

— Неважно. Заместитель давал — все равно завком, твоя правая рука. Так вот, если откажешься, я отсюда прямым ходом иду в редакцию и расскажу, какой ты есть бюрократ. И не поздоровится. Имей в виду. На всю область осмеют, уж за это я тебе ручаюсь головой.

Сдался, нечем было крыть.

На улице Семен, не скрывая удивления, заявил:

— Ей-богу, ты мне нравишься. Мне такие товарищи нужны. Откуда, скажи на милость, у тебя такая хватка?

— Старинку вспомнил, — улыбнулся Андрей.

…Было это в совхозе месяца два спустя после его создания. Суетни и неразберихи тогда хватало: люди разные, совхоз только начинал жить. Комитет комсомола лишь организовался — ребята еще не привыкли друг к другу. И вот решили на комитете: одно из четырех отделений совхоза сделать целиком молодежным. Директор отмахнулся: некогда, обождите. Побежали к парторгу: он тоже закрутился не меньше директора. Не помог. А тут еще секретарь комитета заболел, грипп свалил. Все заботы легли на Андреевы плечи — был он заместителем секретаря. Дуся губы закусила, словно бы сказать хотела: «Как же так, ребята, неужели отступим от своего?» И сманила Андрея одним планом. Синилов было отбрыкиваться стал, она прищурилась презрительно: «Эх, ты…» Согласился. Пошел к директору, напросился на прием.. Тот принял. А с Андреем прибыли все члены бюро, расселись.

— Ну, что ж, товарищи, — сказал Андрей, волнуясь, — заседание комитета комсомола считаю открытым. На повестке дня один вопрос…

Директор на дыбы поднялся, зашумел, но видит — проиграно его дело. Кричи не кричи, а комсомольцев не переспоришь. Махнул рукой:

— Ладно. Выкладывайте.

Потом жал ребятам руки, благодарил. Чуть позднее на районном партийном активе похвастал: вот, мол, какие у меня комсомольцы. Орлы! С тех пор комитет комсомола Степного считался в районе самым боевым, напористым. После этого случая ребята как-то сблизились между собой, силу свою почувствовали, уверенность обрели.

…Андрей взглянул на Колечкина, хотел было рассказать об этом, но раздумал. Не поймет. О другом бы — о выпивке, например, или о калыме каком-нибудь — иная статья, заинтересовался бы. Вдруг Семен хлопнул себя по лбу, обозвал ослом, вспомнив, что кто-то из друзей приглашал в гости.

— Пойдем, пойдем! — потащил он Андрея. Тот упирался.

— Пойдем, — убеждал Семен. — Мы сегодня должны с тобой по маленькой пропустить. Непременно, на прощанье. Может, последний раз видимся. Завтра я на посевную. Когда вернусь? И ты уедешь скоро. Пойдем, ей-богу!

— Не зови, — отказался Андрей. — Не любитель я по гостям ходить.

— Зря! — обиделся Колечкин. — Зря. Держись за меня — не пропадешь. Я жить умею и тебя научу. Потом спасибо скажешь.

— Ничего, как-нибудь проживу, — улыбнулся Андрей и помахал Колечкину рукой. — Пока!

Хорошо сегодня получилось. Нужное дело сделал, и Иван с Машенькой поверили в него. Знала бы Дуся — одобрила бы. Настроение светлее стало. Скорее бы в строй! Эх, удрать бы к своим ребятам, к Дусе! Да, но он болен, кому он там нужен такой? Дуся молодая, красивая, ей скоро надоест больной. И останется он снова один. Нина Петровна уже крепко обожглась в жизни, ей так хочется верности, она-то будет его ценить. Она ведь так одинока… Так, может, к Нине Петровне? В самом деле? Поступит опять на завод: никто не осудит, что не вернулся на целину. Причина уважительная. С болезнью шутки плохи. Женится на Нине Петровне, она хорошая, домик у нее свой, вот и семья, свой угол, свое счастье. Бориска помехой не станет, скорее наоборот…