Чумовые истории. Пёстрый сборник - Одран Нюктэ
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Бэз справился о здоровье Ксандра Заможского, к которому питал робкую симпатию. Вместо ответа Ди хитро улыбнулся, покосившись на дверь – изысканный и тихий пожаловал Ксандр.
– Лучше легкая смерть, чем классическая советская медицина.
– Да, кровь брали из пальца, а у бедняги синяк на пол-руки.
– Это не беда. Стою я на переходе, чихаю, слышу, желают мне доброго здоровьица. Я благодарю, оборачиваюсь… "Доппельгангер!" – с ужасом думаем мы оба. "Вы бахилы забыли снять", – а у самого в голове дикие-дикие мысли: "Моя покойная матушка рассказывала без утайки всё, что детям обычно не доверяют, но почему не упомянула, что у меня есть брат-близнец?" – а вслух: "Может быть, вас подвезти? Вы… недалеко живете?" – "Да, через две улицы." Еле отвязался от него, йожкин кот.
– Ну ты молодец, самому себе напророчил кончину.
– А тебе весело, Тень; нашу святую троицу скрючило, а ты по-прежнему бодр и нет желания вгрызться в горло постороннему в темном переулке.
Бэзил насторожился и с тоской глянул на канареечный шарфик. "Удавиться?"
– Я что шел? Приглашаю в гости на день рождения.
Вручил раззолоченную открытку, такой милый и ласковый; услышал паническую мысль Холлуорда: "а что дарить-то?"
– Мышиного цвета брюки с высокой талией и зонтик, обычный, черный, механический.
– Х-х-хорошо, – Василий Георгич оправился от угрюмой задумчивости и рассмеялся, очень вежливо, но искренно. Его одного в компании Ди ценил и уважал художник. Знал, что двум смертям не бывать, но всё равно переживал за здоровье приятеля. Знал, что он ему не защитник, но чувствовал себя спокойнее, если он был рядом. И тут Ди хлопает по коленям, вскакивает с одра и сообщает, что в "Синих Ромашках" сейчас мёртвый сезон по части камнерезной мастерской, ему нужно по делам уехать, дома – никого, а оставлять друга скучать одного, да еще, хотя тот и идет на поправку, не оклемавшегося как следует, не может, поэтому просит Бэзила скрасить время.
"Чай, кофе?" – невпопад предложил Пустослов. Ксандр, само очарование, сказал, что у него "другая диета". Сидел, освещённый полуденным солнцем, с ногами на подоконнике (естественно, он спросил разрешения и газетку подстелил) у открытого окна и кормил хлебными крошками прилетающих больших и маленьких птичек. Бэзил быстро свернул свои худ-работы, и они вдвоём пошли прогуляться по парку. Ксандр тактично облегчил спутнику мучительный выбор верной фразы:
– Нет нужды. Я в порядке. Немного сонный и слабый. Когда пройти от двери до стола, от стола – до шкафа – уже героическое путешествие.
Маленькие ухоженные руки прятались в мягких кожаных перчатках. Полувоенное, потрёпанное пальто; старые, но чистые и отутюженные брюки от жемчужного мундира. Волосы зачёсаны назад. За дымчатыми стёклами очков – просвечивающие розовым в свете солнца внимательные, умные глаза. На запястье правой руки Бэзил заметил тонкий серебряный браслет со змеиным узором и надписью готическим шрифтом, по-немецки: "Отблагодари своих вампиров".
– Мне не идет? Как я мог согласиться вступить в этот союз? Я не стал сопротивляться. Всё было в новь. Я думал, мне по силам поселить в тот мир красоту и благополучие. Справедливость. О, моя речь куда беднее мыслей. Прости, я испытываю трудность в словах, наследье Мораньи. Виго заперт там куда дольше, сильно помог мне в начале, но потом его консерватизм стал вреден.
– Я знаю эту историю.
– О. ОН тебе многое поверяет?
– О, извини, – Холлуорд стиснул зубы, чтоб не ляпнуть еще чего. Неприятно. Уши и щеки вот-вот предательски вспыхнут. На счастье, Ксандр не стал лезть ему в душу, рассеянно и кротко заключив:
– Дальнозоркому виднее.
– Я по своей воле никогда бы не принял бессмертия. Это… высшая мера наказания, это противоречит человеческой природе. Бессмертие умаляет и уничтожает любые наши доблестные порывы и стирает поступки в прах. В его кривом зеркале ты больше не увидишь своего отражения, потому что ты растворишься в собственном бессмертии, ты более ничто, ты – это оно. Мне страшно.
Едкие непрошеные слёзы набрались в теплых ореховых глазах художника.
– Ну-ну, друг мой, не отчаивайся! Подумай – каково мне? свергнутый диктатор. А Виго? Беглый каторжник…
– Никак не привыкну, что меня как бы нет. Что ничего вообще – нет.
– Всё сон, всё майя. И всё-таки ты существуешь. И мир вокруг. И горько-сладкая печаль по упущенным мгновениям и Невыразимому. У тебя есть твой дар, ты можешь бесконечно творить.
– Нет, не могу. Вечность отнимает цели. Я чувствую, что уже достиг всего, чего желал. И прекрасная техника, безукоризненность линий меня не радуют. Я вынужден повторяться.
– Твои работы хороши. Я не видел ни одной похожей на другую. У них удивительный, особый, лично твой стиль. Мне ближе то, что ты делаешь для театра. Глубже, невероятнее, прекраснее, чем у любимого мною Эрте.
– Модерн давно изжил себя, – вздохнул Василий Георгич, всё же немало польщенный. – Ди прав: я только копиист. И критик Калякин-Кузякин туда же: я ничего не открыл.
– Брось, – негромко, ободряюще-добродушно рассмеялся бывший министр. – Напиши лучше мой портрет. Сделаешь миниатюру. Или камею. Всё занятие.
Пустослов развернулся и пристально глянул на собеседника.
– Прости… Эээ… немного неожиданно… Ди всегда запрещал.
– Ну, считай это его маленьким магическим "пунктиком". На молоке ожогся.
Бэзил ничего не сказал, только почесал кучерявую голову и подумал: "А у молока были пышные титулы и революционный жар?" Лицо Ксандра озарила озорная усмешка в ответ на несдержанные мысли товарища.
Уплетали трюфели "Восхищение" фабрики "Волшебница". Бэзил раздраженно махал руками и прохаживался на счет творческих потуг Никаса Сафронова и Мишеньки Сатарова, этих придворных живо-писунов. "Изуверство! Варвары! Рафаэль с папироской! Боттичеллиева Венера – анорексичная моделька!" – "Бэз, это зависть к успеху цеховых товарищей".
– Почему бы тебе не продать часть своих работ? Или не послать на выставку? Многие галереи…
– Был я, был! До сих пор в кошмарах снится "АРТ-Москва" и их худсовет: Гниль, Гиль, Ноль и Деготь! Моего золотого льва высмеяли, а на инсталляцию "решетка-круглые отверстия-пушистые запятые" обрушились с такой критикой, какой от воспитанных и образованных людей не ожидаешь. Утритесь, как говорится. Все вертелись вокруг "белого знака сложения на красном" Катмандуевой и "оливковых полосок, направленных против оранжевых стрелок" Габриэла фон Петросяна, – и вдруг:
– Колено – как?
– Спасибо, скрипит по-маленьку. Вика раздобыла лечебный гель.
Диалоги с Бездной
Мир чертовски тесен. Ты помысли иное: сколь много потомков оставил беззаботный мальчик НИКТО? Впрочем, в большинстве своем, они наследовали положительные черты, а не патологии. Кстати,
