Башня Королевской Дочери - Чез Бренчли

Маррон пытался услышать еще одно: звук шагов фра Пиета. Он узнал бы эту походку в самом мрачном сне - может быть, сейчас она там и звучит? Фра Пиет немного запинался при ходьбе, потому что у него на бедре был огромный шрам. И - да, донесся этот прерывистый ритм, который почему-то слышался фоном к воспоминаниям о безумных воплях полуденной бойни. Тогда фра Пиет ни разу не слез с коня, однако Маррон почему-то вспоминал именно его шаг. Но как сумел влиться в этот неровный ритм плач ребенка, как в него вошла бежавшая несколько мгновений кровь?..

В темноте человеку мерещатся ужасы, и реальные, и воображаемые. Про себя Маррон молил о свете, о самом крошечном лучике, на который можно было бы посмотреть. И свет медленно возник. Вначале тьма в дверном проеме посерела, стал виден сам проем и силуэт фра Пиета в нем; потом серый цвет превратился в пляшущий желтый огонек, который принес не только свет, но и звук, мягкую поступь множества ног.

Огонек оказался факелом, который нес один из братьев. Фра Пиет протянул к нему собственный незажженный факел. Слова были ни к чему. Шагавший брат даже не остановился, только опустил факел пониже на мгновение, достаточное, чтобы поделиться огнем.

За этим молчаливым монахом шло множество едва различимых теней в капюшонах. Примерно у каждого тридцатого был факел.

Наконец процессия миновала комнату. Фра Пиет выступил в коридор, подняв факел повыше. Он не сделал ни единого жеста, однако отряд, вспомнив увиденное, пошел за ним, выстроившись в шеренгу. Братья натянули капюшоны и опустили головы, глядя в ноги впереди идущим.

Узкие извилистые коридоры пронизывали толщу замка. Маррону подумалось, что сейчас они с братьями больше всего напоминают личинок в сыре. Дважды они останавливались; заметив внезапную запинку Олдо, Маррон замирал на месте, радуясь, что не спит на ходу, и чувствуя огромное облегчение оттого, что перед ним идет друг, а не фра Пиет. Отряд стоял и ждал - как показалось Маррону, в эти минуты их путь пересекали другие процессии; впрочем, он ничего не смог бы разглядеть впереди, даже если бы отважился поднять голову. Потом отряд снова начинал шагать, молча и покорно, словно рабы.

Наконец коридоры стали шире; рядом с ними шагал еще один отряд. Так, колонной по двое - брат и незнакомец, - они и подошли к огромной двери, открывавшейся в главный зал Рока.

* * *

Внезапно факел фра Пиета вспыхнул ярче, словно дерзкий светлячок, решивший разогнать ночь. Вспышка мелькнула и затерялась в темноте. Факелы остальных братьев теперь казались очень тусклыми и далекими.

Не отвага, но страх заставлял отряд шагать в вяжущую черноту - страх остаться позади, остаться в одиночестве.

- Идите, - было сказано им, и они шли, прижимаясь ближе друг к другу, изредка даже касаясь товарища. Не важно, насколько холодна была его кожа или одежда, - важно было только соприкоснуться с чем-нибудь, кроме камня под ногами и темноты вокруг. Они дышали темнотой, и это им не нравилось. Один счастливчик, шедший сразу же за фра Пиетом - обычно такое соседство отнюдь не считалось удачей, - был совсем рядом с факелом, а дальше тянулась цепь людей. Шедший за Олдо Маррон больше не чувствовал ни стен вокруг, ни крыши над головой. Вокруг была только вязкая ночь, ворвавшаяся даже в это святое место, нарушившая естественное равновесие, величайший подарок Господа своим смертным подданным. Это казалось ересью, богохульством, вопиющей несправедливостью; уж где-где, но здесь свет должен был быть братом тьмы, уходящим на закате, однако не сокрушенным, не изгнанным навек.

И не одно послушание заставляло Маррона опускать голову, шагая вслед за Олдо. Он был охвачен страхом, избавиться от которого не помогало даже присутствие стольких братьев вокруг; юноше казалось, что он находится в присутствии чего-то неизвестного, что способно перевесить цели Самого Господа, а быть может, это было отсутствие Бога, заполнившее весь этот зал - или оставившее его столь пустым.

Наконец фра Пиет широко взмахнул факелом в сторону, и отряд увидел ряд коленопреклоненных братьев. Медленно, осторожно приблизившись, касаясь друг друга, сталкиваясь плечами, отряд образовал еще одну линию. Маррон почувствовал не только плечо Олдо, но и его холодную руку, и изо всех сил сжал ее. Они вместе опустились на колени, и остановиться было почти так же приятно, как пожать руку друга. Повернув голову в надежде увидеть под капюшоном лицо Олдо, Маррон вместо этого заметил, как стоявший в конце ряда фра Пиет размахнулся и ударом загасил факел о каменные плиты пола. И это уже приятно не было. Маррон крепче сжал пальцы Олдо.

Тени резко, дико взметнулись и исчезли. Позади Маррон услышал шарканье, дыхание и шелест одежды - там преклонил колени еще один отряд. И хорошо Маррон оказался в окружении людей, хотя чувство опасности не покинуло его совсем. Ненормальной казалась эта непроницаемая тьма, нарушенное обещание.

Теперь сзади не было ни света, ни движения. Маррон не решался даже повернуть голову, опасаясь, что фра Пиет видит и в такой темноте. Он вытянулся и вгляделся во тьму, надеясь увидеть хоть один непогашенный факел, но не увидел вообще ничего.

Снова падая во мрак, все еще цепляясь за руку Олдо, он ждал вместе со всеми. Вскоре сзади снова послышались шаги, они приближались, постепенно появился свет, и впереди стали видны ряды склоненных капюшонов. Маррон больше не осмеливался шевельнуться, зная, что фра Пиет тщательно следит за малейшим намеком на непочтительное любопытство.

Двойная цепь факелов, несомых братьями в черном, прошла по проходу, двенадцать пар факелов в медленном параде, за ними сам прецептор и магистры Ордена. Снова факельщики, а за ними ряд за рядом люди в белых рясах и черных плащах. Маррон нахмурился, не понимая, что они тут делают.

Процессия продолжала двигаться; ее трудно было бы разглядеть поверх голов в капюшонах, если бы не мелькание белых ряс. Люди в белом растянулись цепью перед коленопреклоненными братьями, а по сторонам, там, где восходили к алтарю невидимые ступени, продолжала подниматься вверх горящая нить факелов. Потом и они погасли, и света не стало снова.

Долгое и ужасное мгновение тишины, когда казалось, что все братья дружно затаили дыхание. Великий колокол ударил еще раз, отдавшись в плоти и костях Маррона и Олдо. Маррон почувствовал, как одновременно с его пальцами вздрогнули пальцы друга. Голос прецептора воскликнул: Fiat lux!* (*Да будет свет! - лат.)

И стал свет. Голубой свет, вначале холодный, изгибавшийся двойной петлей Господнего знака на дальней стене над алтарем, он разгорался ярче, он пылал как солнце, на которое нельзя смотреть, переливался жидким огнем под оболочкой свирепого сияния. У Маррона глаза налились слезами, и он быстро отвернулся.