Истерический роман № 1 - Екатерина Морозова

– На филологическом факультете. Меня зовут Ганс Мистериозус.

– Меня Терций Квинт. Ты сказал одно греческое слово, ты очень ученый.

– Я хотел бы изучить варварские языки и латынь VIII века тоже.

– Это не латынь, а… – Терций произнес древнеримское слово, которого Ганс еще ни в одном учебнике не встречал и потому постарался запомнить. – Что у тебя на ногах?

На ногах у Мистериозуса были финские туристские ботинки – единственная обувь, которая выдерживает средневековые дороги, не теряя вида и подошв. Но как это перевести? Финляндия не входила в сферу интересов древних римлян. Идея!

– Обувь гиперборейских путешественников.

Призрак уважительно кивнул, властно поднял руку и заорал не хуже самого Цицерона:

– Дикие уухенцы! Слушайте, варвары! Это гипербореец!

Уухенцы ничего не поняли, но римлянин им объяснил, что "гипер" – это еще круче, чем "супер", и они стали уважать Ганса еще больше, так что он сильно расширил познания в их языке – каждый только и мечтал закорешиться с "гиперменом".

Беглый монах, который слышал краем уха разговор насчет латыни VIII века, даже намекнул потихоньку, что, пожалуй, мог бы немного с этим помочь. Хотя монах, которого прежде звали Януарий Август, а теперь просто Ян, не был точно уверен, какой нынче век на дворе. Образования не хватало.

Мистериозхус уже предвкушал ученые беседы с разбойником Яном и с уухенскими девушками, проявлявшими к нему исключительное внимание, но сначала пришлось доказать право на звание гипермена. Дракон вернулся! Попасся на дне оврага и прилетел обратно. Уухенцы – в панику, за оружие хвататься, а дракон приземлился рядом с Гансом, лизнул его в нос и завилял хвостом.

– Привет, хозяин! – сказал дракоша. – Меня-то ты не сдашь на продажу?

– Ни за что! Будешь себя хорошо вести?

– Буду, папочка.

– Лети сюда, я тебя покормлю, – крикнула от ворот Ризенкрылья-старшая.

– Лети, сынок, – сказал Ганс.

– А можно мне бычьими косточками полакомиться?

– Можно, только собакам тоже оставь.

– Ты его очень-то не балуй, – крикнула Ризенкрылья. – Дай одну кость, и пусть летит сюда, воспитывать его буду.

Уухенцы были в полном отпаде, особенно девушки, а Терций Квинт решил, что гиперборейцы – колдуны.

– А что, чем Россия не Гиперборея? – подумал Ганс. – Еще какая гипер!

Приятно было чувствовать себя гиперменом.

Глава 23.

Гнас разлепил глаза. Все ясно, я заснул прямо на площади. Сказались волнения и, видимо, страшно сильнодействующий напиток. И вот он возлежит на почетном месте и изрекает умные фразы на языке дрыхнущих пьяных храпящих суперменов, да немного на русском, а уухенцы слушают. Видимо, что-то из сказанного совпадает с чем-то очень умным/очень глупым на уухенском или считают, что напиток возбуждает дар ясновидения.

Видел Мистериозус нормально, но голова слегка болела, наверно, оземь грохнулся.

– Сейчас утро или вечер?-спросил он на русском, потом на английском, потом на латыни, потом на немецком 21 века, потом на немецком 14 века, потом наконец на уухенском.

– День. Гипердолго спишь, гипердолго даже для гипермена.-ответили ему. Он живо встал. Выйдя на улицу, Ганс увидел бегущего к нему со всех ног и крыльев дракона, и Ризенкрылью, пытающуюся его догнать.

– Мамочка, не мешай!-вопил он.-Аккуратно, у меня зубы коренные режутся!

– ЧТО?!?!?!-возопил Мистериозус гипергромко. Его облизали и высушили крохотным язычком пламени.-Почти не обгорел. Дайте крем для загара! Черт, опять забыл, что это еще анахронизм.

Его ученые речи слушала толпа из всего Уухена. Яна и Квинта уже просили перевести. Ян что-то сочинял, а призрак расплывался в районе плеч, что означало "не знаю". Ганс попытался вспомнить какой-нибудь анекдот из жизни филологов, но вспоминать на 13 веков вперед с переводом на древнеуухенский было сложновато. Показать им что-нибудь эдакое он тоже не мог, так как Искроног либо удрал, либо в будущем.

Януарий шепнул ему на ухо, что неплохо бы поработать словарем. Мистериозус ответил, что у него нет толкового словаря, да и его автора поблизости незаметно. В ответ Ян разразился потоком слов-паразитов на уухенском, латыни и местном абракадабрийском. Тьфу, не латыни, а… забыл. Теперь очередь Ганса просить перевода.

От попыток переварить неученые долитературные (и потому нелитературные) речи голова Мистериозуса перегрелась. Это заметил Терций и завис над ним.

– Спасибо, извини, забыл твое имя.

– Терций Квинт.

– Терцквартаккордов в роду не было?

– Забыл, что это значит, о мистер гиперзаковыристо выражающийся!-схитрил призрак.

Между троицей состоялся на древней латыни, как ее там… После этого Ганс запомнил древнюю латынь и забыл остальное. Еще пришлось объяснять завороженным слушателям, как устроен кулер, и Квинт его изобразил. Уухенцы же перестали чесать языками и стали чесать в затылке.

Пережаренная голова Мистериозуса сварила такой силлогизм: "Призрак-кулер. Кулер-часть компьютера. Призрак-часть компьютера!", что он и изрек, предоставив переводчикам и остальным переваривать особенно твердый кусок гранита науки.

Приближалось время ужина. Дракон успел уже слетать в лес на охоту и нажарить добычи, поел сам, оставил людям, свернулся калачиком рядом с гнездом Ризенкрыльи и крепко заснул. Захотев поесть чего-нибудь помягче гранита и выразив свое желание на всех знакомых ему языках (а их много!), прежде чем добрался до немецкого, Ганс жадно накинулся на печеную дичь. Потом все заснули. Мистериозус тщетно старался храпеть поменьше, но все равно всем снились кошмары про хрюкающих свиней, рычащих зверей и ругающихся Мистериозусов.

Утром к Гансу подлетел дракон:

– Папочка. Зуб болит!

– Я не стоматолог! Ладно, загляну к тебе в пасть.-Там зуб просто треснул от какой-то неудачной кости. Одолжив у кого-то оружие, наиболее походившее на пинцет, и прокалив его на драконьем огне, Мистериозус совершил свой единственный подвиг, попавший в местных летописях в раздел стоматологических. Зуб он сунул в карман. Пригодится, если захочется куда-нибудь в другое время.

Удивленные уухенцы впервые самостоятельно перевели незнакомое слово, а пациент взлетел и признательно уронил на землю кучку в форме сердечка. Все ахнули, а кое-кто и уухнул.

Глава 24.

Уухенцы сказали, что Искроног куда-то подевался. Больше было похоже на то, что они его продали. И вообще пора было линять из Уухена. Местный диалект отличался примитивностью, под стать контингенту. Познания бывшего монаха в латыни простирались не очень далеко. Ганс несколько вечером записывал, как сумасшедший, и вот уже записывать стало нечего. Информация иссякла.