Монристы (полная версия) - Елена Хаецкая

К середине первого урока в классе стало носиться какое-то странное предчувствие. К концу урока оно оформилось: з-запах! От доски, где стоял Серега, по всему классу ползла вонь. После перемены мы категорически отказались покинуть коридор. Мы вызывающе хохотали, и пустое здание отзывалось зловещим эхом.

– А-а! А если вы убили старушку-процентщицу и спрятали? Да! А теперь она там разлагается.

– Труп врага всегда пахнет хорошо, – изрек кто-то.

– Убивец! – прохрипел Митька Теплов.

Серега привел директрису. Он стоял, скрестив руки на груди, и таращился, что означало у него строгость, а директриса говорила очень эмоциональную речь:

– Какие нежные! Немедленно на урок! Дома, небось, у вас все эти запахи родные! Это все ваши испарения!

Нас загнали в класс. Мы уселись и стали дышать через платочки. Самый грязный платок был у Митяйчика.

Когда мы поутихли, Серега вытаращился и замогильным голосом сказал:

– Итак, сегодня у нас – загнивание капитализма. Чем, во-первых, характеризуется загнивание капитализма?

Я сказала:

– Ну, во-первых, запахом…

Вся эта безобразная история произошла из-за гриппа. По причине отсутствия в школе младших классов, коих в наличии имеется шесть, молоко, оным классам предназначенное, в больших количествах стало доставаться нам, девятому и десятому. Мы просто плавали в молоке. Из темных углов то и дело доносились звуки взрывов – там местные хулиганы звучно прихлопывали ногами пустые пакеты.

Дабы затруднить Сереге писание на доске объективных предпосылок и исторических значений, кто-то догадался протереть доску молоком. Молоко скисло, и по классу распространилась вонища.

Наступила весна. В классе радостные настроения. По стенам гуляют солнечные зайчики. Митяйчик занялся пиратством и направляет луч прямо в глаза отвечающему, чтобы тот не смог разглядеть плакат, который подняли с последней парты. На плакате крупно написана вожделенная формула.

Нашего физика зовут Константин Федорович Коркин. Это могучий старик с величавой осанкой, в белом парусиновом костюме и с палкой в руках. Он слеп на правый глаз и глух на левое ухо. Идет сорок девятый в его практике учебный год. Я решительно ничего не понимаю из того, что он говорит, потому что с физикой у меня дело швах. Я в состоянии лишь наблюдать, как Коркин любовно оглаживает какой-то прибор, а потом начинает щелкать выключателями. По экрану прибора бежит зеленая искра. Она подпрыгивает, дергается и, добежав до конца, снова выскакивает. Коркин ликует:

– Ать-тя-тя-тя-тя! Ать-тя-тя-тя-тя! Какая мощА! Уть-тю-тю! Какая мощА через цепь пошла! А? Моща какая!

Хатковская шепчет мне:

– Рацию налаживает…

Она почему-то убеждена, что Коркин – резидент.

– Мадлен! Если Коркин заложит нас своим боссам, нам всем труба.

– Брось, Хатковская! – говорю я. – У нас есть Санино Ванини и его Калашниковы. Он их мастерски разбирает и собирает.

– Все равно, труба. Какой пассаж!

Коркин завесил все стены гигантскими плакатами по физике. Над доской висят два лозунга:

1. НАСТОЯЩЕЕ ОБРАЗОВАНИЕ НАЧИНАЕТСЯ С САМООБРАЗОВАНИЯ

и

2. ЭЛЕКТРОН ТАК ЖЕ НЕИСЧЕРПАЕМ, КАК И АТОМ; ПРИРОДА БЕСКОНЕЧНА.

Объяснения Коркина живы, увлекательны, непонятны и экзотичны:

– …И вот врубИшь, понимаешь ли, такое в сесть – и ать-тя-тя! МузЫка, тут тебе, понимаешь ли, речА, пенИо…

Коркинские лекции я записываю слово в слово, потому что Коркин не признает современных учебников и излагает материал принципиально по-своему. Я всегда стараюсь отвечать ему с глухого уха… или на худой конец со слепого глаза.

Но Коркина не так-то легко провести.

– Кожина, сама работку-то писала, сама писала, говорю, работку, сама?

Кожина, с робкой надеждой:

– Сама, Константин Федорович.

– И ни с кого не списывала, Кожина, ни с кого, понимаешь ли, не передирала, не перекатывала, ни с кого?

– Нет, Константин Федорович.

– Ну ладно, – с облегчением говорит Коркин. – Я тебе два шара поставил. Держи работку. А? – вдруг взревывает Коркин. – Два, говорю, шара поставил, влепил, понимаешь ли… А вот Хатковской… Где у нас Хатковская?

Хатковская орет, давясь от смеха:

– Я здесь, Константин Федорович!

– Ага. А вот Хатковской мы троечку зацарапали, крупнокалиберную в журнальчик зацарапали. Что надо сказать, Хатковская?

Хатковская, радостно:

– Спасибо, Константин Федорович!

Да, в школе весна. По нашему девчонскому классу бродят романы и «откровенники». «Мопра», «Графиню Рудольштадт», «Консуэло», «Индиану» Жоржа Занда, «Грозовой перевал» и непременную «Джен Эйр» сестер Бронте, «Замок Броуди» Кронина и некоторые другие, как сказал поэт, распухшие от слез книги зачитываются нами до дыр.

Наибольшим успехом пользуется роман «Мопра», потому что он весь, с первой до последней строки, описывает любовь Бернара к Эдмее, и вывод, сделанный Жоржем Зандом, проливает бальзам на наши сердца: «Идеалом любви является, безусловно, любовь до гроба…»

Надо сознаться, что мы под дикий хохот списали из «Мопра» длиннейшее любовное послание и подкинули его одному из наших немногих юношей по прозвищу Козел. Он вспотел, читая мелко исписанные листки, дышащие неподдельной страстью:

«Бывают ночи, когда я так мучаюсь, что дохожу до кошмаров; мне чудится, будто я вонзаю вам в сердце кинжал и, призвав на помощь зловещую магию, заставляю вас, умершего, любить меня так, как я люблю вас… Душа любовника – это гробница его возлюбленной, и в ней навсегда сохраняется нетленным ее образ… О небо! В каком, однако, беспорядке мои мысли!.. Я страдаю и даже не пытаюсь больше сбросить пяту, которой горделивый победитель попирает мою обессиленную грудь».

Да, мы полны романтических грез. Откровенники наполняются нежными признаниями и стихами неизвестных авторов.

«Мадлен, дорогая, ты на века вошла в мое сердце. Желаю тебе через всю жизнь пронести ту детскую чистоту души, которая присуща тебе в настоящее время».

Года пройдут, состаримся мы сами,От детских игр останется лишь след,Но памятью о том, что были мы друзьями,Пусть станет этот маленький куплет.

«Я ценю в парне силу, смелость, веселость, находчивость, гордость (но в меру), правдивость… Я ценю такого парня, который не верит сплетням о девушке, которая ему нравится. Это ведь обидно, если парень поверит сплетням, клевете и ходит злым на девушку. И уже нашел себе другую».

«Мадлен, я тебя очень люблю. Будь такой же милой и продолжай с Хатковской пить в подворотне».

Душераздирающие стихи:

Стала сохнуть у парня нога,Грустно смотрит на танцы калека,Только вспомнит тайком иногда,Что ударил ногой человека…

«По-моему, дружба – более прочнее, чем любовь. А если надо определеннее, то это просто человеческие чувства. Жизнь – игра. Играй без фальши, искренно. Люби людей и получишь в ответ их любовь».