Джереми Полдарк - Уинстон Грэм

Джордж прав, цинично подумал Фрэнсис, когда жена взяла из его рук бокал, красота Элизабет слишком чиста, чтобы ее затрагивали будничные дела. Джордж до сих пор ему кое в чем завидует.

— И как дела на шахтах? — поинтересовался он. — Есть одно преимущество в том, чтобы отойти от дел — можно проявлять к ним чисто научный интерес. Ты подумываешь закрыть Уил-Пленти?

— Ничего подобного, — Джордж поковырял ковер длинной малаккской тростью, но тут же остановился, увидев, как поредел ворс. — И олово, и медь поднимаются в цене. Если так пойдет, то однажды можно будет снова открыть Грамблер.

— Если бы только это стало возможным! — воскликнула Элизабет.

— Но это не так, — Фрэнсис осушил бокал. — Джордж романтизирует положение, чтобы тебе потрафить. Медь должна подняться в цене раза в два, чтобы оправдать запуск закрытого и заброшенного Грамблера. Если бы его не закрыли — тогда другое дело. Вряд ли его откроют при нашей жизни. Я полностью отошел от дел и проведу остаток своих дней как обнищавший фермер.

Джордж ссутулил плечи.
— Уверен, что ты ошибаешься. Вы оба совершаете ошибку, заперевшись в четырех стенах. Даже в эти печальные дни от жизни можно многое получить. Полдарк — до сих пор известная фамилия, Фрэнсис, и если ты будешь появляться в обществе, то получишь и больше возможностей улучшить свое положение. Ты можешь найти покровителей, да хотя бы оплачиваемую службу, которая не приведет ни к обязательствам, ни к потере престижа, даже наоборот. Я бы когда угодно мог стать членом парламента, если бы захотел, но пока предпочитаю держаться подальше от политики. А что касается тебя...

— Что касается меня, — ответил Фрэнсис, — то я джентльмен и не желаю никакого покровительства от другого джентльмена или еще кого-либо.

Он сказал это без всякого пафоса, но в словах всё равно содержался яд. Джордж улыбнулся, но такого рода замечание он вряд ли мог забыть. Теперь немногие люди имели наглость говорить ему подобное.

Элизабет нетерпеливо дернулась.
— Друзьям неразумно ссориться, неразумно. Гордыня может завести слишком далеко.

— Что же до Полдарков, — продолжал Фрэнсис, не обратив на нее внимания, — то сегодня в Труро я повстречал другого представителя этой фамилии. Похоже, его не слишком печалит предстоящий суд, хотя он не горел желанием обсуждать это со мной. Едва ли я могу его в этом винить.

Фрэнсис снова нагнулся, чтобы поговорить с сыном, и остальные замолчали.

Внезапно Джордж произнес:
— Разумеется, я желаю ему оправдания на суде. Но не думаю, что исход как-то повредит твоему доброму имени, Фрэнсис. Разве я сторож брату моему? А уж тем более кузену.

— И какова вероятность оправдательного приговора, как думаешь? — спросила Элизабет.

— Чудесная лошадка, — нежно сказал Фрэнсис Джеффри Чарльзу. — Чудесная лошадка.

— Не вижу, каким образом его могут вчистую оправдать, — ответил Джордж, промокнув губы кружевным платком и наблюдая за выражением лица Элизабет. — Во время кораблекрушения Росс действовал по своей воле. Никто его не заставлял так поступать.

— Если верить в то, что он это сделал.

— Разумеется. Именно это и должен решить суд. Но тот факт, что было уже много случаев, когда он пренебрежительно относился к закону, будет истолкован не в его пользу.

— Каких случаев? Мне неизвестны другие.

— Как и суду, — сказал Фрэнсис, выпрямившись. — Но его не оставят в неведении. Сегодня в Труро я наткнулся на этот листок. Уверен, что еще до начала следующей недели в Бодмине обнаружатся и другие.

Он вытащил из кармана скомканную бумагу, расправил ее и, избежав протянутых ручек Джеффри Чарльза, передал Элизабет.

— Я подумывал показать это Россу, — добавил Фрэнсис, — но решил, что мудрее оставить его в неведении.

Элизабет уставилась на бумагу. Это был типичный памфлет, отпечатанный на дешевом прессе, чернила лежали неровно и слегка расплылись.

«Правдивые и сенсационные факты из жизни капитана Р-са П-д-ка, смелого искателя приключений, соблазнителя, подозреваемого в убийстве, который вскоре предстанет перед криминальным судом в Б--м-не, на ближайшей сессии. Всего за пенни. Доброжелатель».

Через минуту она отложила листок и посмотрела на Фрэнсиса. Тот вернул ей пристальный и заинтересованный взгляд. Памфлет был написан в форме биографии, где не упустили ни единой непристойной сплетни последних двух лет, и все подали как непреложные факты.

Фрэнсис протянул листок Джорджу, но тот лишь отмахнулся.
— Я уже это видел. Мы застали одного своего кучера за чтением такого же не далее как вчера. Это не имеет значения.

— Не имеет значения, — тихо произнес Фрэнсис, — разве что для Росса.

— Подойди, мальчик мой, — сказал Джордж крестнику, — у тебя уздечка запуталась в седле. Смотри, вот как нужно.

— Но если всему этому поверят, то присяжные будут иметь предубеждения против него, все будут их иметь. А еще говорят о справедливом суде! — воскликнула Элизабет.

— Не расстраивайся, дорогая Элизабет, — сказал Джордж. — Всегда распространяют подобные непристойные памфлеты, то про одного, то про другого. Никто не обращает на них внимания. Не далее как в прошлом месяце появились листки, нацеленные показать самые животрепещущие и подробные детали слабоумия и безумия в королевской семье, и что отец короля, Фредерик, извращенец и дегенерат, каких мало.

— И это правда? — поинтересовался Фрэнсис.

Джордж пожал плечами.
— Полагаю, в любой клевете есть мельчайший осадок истины.

Значение его слов было очевидно.

— Тут говорится, — сказала Элизабет, — что Росс отправился воевать в Америку, только чтобы избежать обвинений, которые ему предъявляли и раньше. Но тогда он был просто мальчишкой, это были просто юношеские проделки. Я знаю об этом, ничего серьезного. А что касается Демельзы... И это...

— «Более того, по всей округе болтаются многочисленные незаконнорожденные дети, чьим отцом он может быть, поскольку они все имеют странный шрам, не иначе как сам дьявол пометил отпрысков капитана», — прочел Фрэнсис. — «Этот шрам так похож на его собственный, будто использовали то же клеймо. Мы нашли серьезные основания...»
— Что это всё значит? — спросила Элизабет.

— У ребенка Джинни Картер есть шрам, — объяснил Фрэнсис. — Теперь она Джинни Скобл. Сочинитель этого памфлета расстарался изо всех сил, чтобы собрать весь... как ты это называешь? Весь осадок. «Доброжелатель». Интересно, кто это может быть? Не ты ли, Джордж?

Джордж улыбнулся.
— Я зарабатываю на хлеб более привычным способом. Только банкрот может предлагать свои услуги подобным образом.

— Деньги — не всегда самый сильный побудительный мотив, — возразил Фрэнсис, его колкость обратилась против него самого.

Джордж наклонил голову и положил подбородок на набалдашник трости.
— Да. Возможно, в этом случае играет роль злоба. Но всё равно, это не имеет значения, не так ли? Если история неправдива, ее опровергнут.

Но он задел Фрэнсиса за живое, так что попытка замять вопрос не вполне удалась. Джордж давно уже привык проглатывать оскорбления, чтобы потом, на досуге, за них рассчитаться.

Фрэнсис не был воспитан с умением так себя контролировать. К счастью, в это мгновение Джеффри Чарльз свалился с лошадки и оказался под ней, а когда его вопли стихли, худшее уже было позади.

Элизабет имела две причины, чтобы приложить все усилия для заглаживания ссоры. Во-первых, Джордж почти владел всем, что их окружало. Во-вторых, она не хотела терять его дружбу по личным причинам. В ее нынешней жизни обожание, какое выказывал он, было редкостью. Элизабет знала, чему этим обязана, но тем труднее ей было без этого обходиться.

Глава пятая

Ко времени летней сессии суда в 1790 году Бодмин являл собой городок с тремя тысячами жителей и двадцатью девятью питейными заведениями.

Историк, заглянувший сквозь два столетия, отметил бы нездоровую ситуацию — дома вдоль главной улицы, растянувшейся на милю, были, как он бы увидел, так загорожены от солнца холмом, что к их порогу не проникало ни малейшего света, ни свежего воздуха в комнаты.

Когда шел дождь, добавил бы он, все нечистоты со дворов и конюшен смывало вниз, прямо по улице, мимо домов, более того, основная водная артерия текла прямо по церковному двору, где обычно хоронили горожан и селян.

В последние годы положение не изменилось, но в тяжелых взглядах горожан Росс не замечал никаких признаков того, что они страдают от каких-то новых тревог, болезней или заразы. Даже прошлым летом, когда повсюду в округе свирепствовала холера, город ее избежал.

Второго сентября Росс предстал перед руководством тюрьмы, а Демельза приехала в субботу. Росс возражал против ее присутствия на суде, но она настаивала так яростно, что муж в конце концов сдался.