Лабиринты безумия - Игорь Бунич

Только 3 августа он встречается с Молотовым. Инструкции Риббентропа и Вайцзеккера требуют от посла перевести переговоры с русскими в область «конкретных» договоренностей и добиться согласия Сталина на государственный визит в Москву рейхсминистра Риббентропа. Астахову уже намекали в Берлине, что Германия приглашает СССР совместно «решить судьбу Польши», и Астахов, как всегда, ответил лучезарной улыбкой. Но Молотой сдержан. Советский Союз и так уже сделал много. Теперь пусть немцы проявляют инициативу, тем более, что до 1 сентября осталось менее месяца. «Мы не спешим», – заметил в Берлине Риббентроп улыбающемуся Астахову, но по дергающемуся лицу рейхсминистра было видно, как он неумело блефует – времени у немцев уже нет. Сейчас они ринутся в объятия СССР и угодят в подготовленную Сталиным ловушку.

Молотов принимает Шуленбурга более чем холодно. Да. СССР заинтересован в улучшении советско-германских отношений, но пока со стороны Германии он видит одни «благие намерения». Нарком напоминает послу об Антикоминтерновском пакте, о поддержке Германией Японии во время советско-японского конфликта у озера Хасан, об исключении Советского Союза из Мюнхенского соглашения. У Шуленбурга возникает впечатление, что русские вовсе не хотят никакого соглашения с Германией, а все еще надеются договориться за немецкой спиной с западными союзниками.

Уныние, охватившее немцев, рассеивается Астаховым. В разговоре со своим приятелем Шнурре советский дипломат уверяет экономического советника, что нет никаких причин для волнений. Молотов согласен обсудить с немцами все интересующие их вопросы, включая вопрос о Польше. Он только просит не спешить, а действовать постепенно. Ведь и господин рейхсминистр Риббентроп подчеркивал то же самое: не спешить, действовать постепенно.

Но у Гитлера уже нет времени действовать «постепенно», и это отлично понимают в Москве. Уже середина августа.

14 августа Риббентроп инструктирует Шуленбурга, чтобы тот срочно встретился с Молотовым. Министр напоминает послу о былой дружбе между двумя странами и подчеркивает, что говорит «от имени фюрера». Риббентроп просит добиться у русских разрешения на его визит в Москву, чтобы он мог «от имени фюрера изложить свои взгляды лично господину Сталину». Он требует, чтобы Шуленбург все это представил Молотову в письменном виде. Тогда и Сталин будет точно информирован о немецких намерениях. Гитлер готов разделить между Германией и СССР не только Польшу, но и всю Восточную Европу, включая Прибалтику, которую он заранее уступает Советскому Союзу. Пусть об этом узнает Сталин!

Сталин посмеивается и, что случается с ним крайне редко, публично хлопает Молотова по плечу. Немцы заглотили наживку и сами лезут на сталинскую рогатину. А куда им деваться? Нищие должны тихо дома сидеть, а не мечтать о мировом господстве. Разведка доложила Сталину, что 14 августа Гитлер снова собирал генералов и подтвердил свое намерение покончить с Польшей.

Он, Сталин, уверен, что англичане непременно вмешаются в германо-польскую войну, но не потому, что в случае невыполнения своих гарантий Польше Англия потеряет статус великой державы, а потому, что «в эпоху империализма войны неизбежны». Так учил Ильич. А он никогда не ошибался!

15 августа Шуленбург снова пробивается на прием к Молотову. Молотов встречает посла с выражением откровенной скуки на лице: «Ну, что там у вас еще? У меня мало времени». Шуленбург, нервничая, зачитывает ему послание Риббентропа. Молотов добреет. Он приветствует желание Германии улучшить отношения с СССР. Что касается визита Риббентропа, то он требует «достаточной подготовки, чтобы обмен мнениями привел к конкретным результатам». К каким результатам? Ну, скажем, как немецкое правительство отнесется к заключению договора о ненападении с Советским Союзом? Может ли оно влиять на Японию, чтобы та прекратила конфликты на монгольской границе? Как отнесется Германия к присоединению Прибалтики к СССР? Пусть все это в Берлине продумают, а потом мы примем Риббентропа. А так – чего ему ехать?

Шуленбург – старый дипломат кайзеровской школы – ошеломлен. Советский Союз предлагает пакт о ненападении в то время, как в Москве начальники штабов СССР, Англии и Франции ведут переговоры о совместных военных действиях против Германии. Верх политического цинизма! Но негодование графа быстро охлаждается прибывшей 16 августа очередной директивной телеграммой из Берлина, где от него требуют снова увидеть Молотова и информировать его, что «Германия готова заключить с СССР договор о ненападении сроком, если Советский Союз желает, на 25 лет. Более того, Германия готова гарантировать присоединение Прибалтийских государств к СССР. И наконец, Германия готова оказать влияние на улучшение советско-японских отношений…

Фюрер считает, что принимая во внимание внешнюю обстановку, чреватую ежедневно возможностью серьезных событий (в этой связи объясните г-ну Молотову, что Германия не намерена бесконечно терпеть польские провокации), желательно быстрое и фундаментальное выяснение германо-русских отношений. Для этой цели я готов лично прилететь в Москву в любое время после пятницы 18 августа с полными полномочиями от фюрера на обсуждение всего комплекса германо-русских отношений и на подписание, в случае необходимости, соответствующих договоров. Я прошу Вас снова прочитать текст Молотову слово в слово и немедленно запросить по этому поводу мнение русского правительства и самого Сталина». В заключение Риббентроп указывает, что лучше всего организовать его прилет в Москву в конце этой или в начале следующей недели.

В Берлине с растущим нетерпением и нервозностью ждут ответа из Москвы, засыпая Шуленбурга дополнительными инструкциями и указаниями самого пустякового характера. Например, сообщить точно время предстоящего приема у Молотова.

Молотов встречает Шуленбурга очень холодно. Он снова напоминает о былой враждебности Германии по отношению к СССР. Ему нечего добавить к тому, что он сказал о визите Риббентропа в прошлый раз. Он вручает немецкому послу ноту, полную упреков, подозрений и недомолвок. Нота заканчивается словами: «Если, однако, Германское правительство ныне решило изменить свою прошлую политику в направлении серьезного улучшения политических отношений с Советским Союзом, Советское Правительство может только приветствовать подобное изменение и, со своей стороны, готово пересмотреть собственную политику в контексте серьезного улучшения отношений с Германией». Но для этого, подчеркивает советская нота, «нужны серьезные и практические шаги». Это не делается одним прыжком, как предлагает Риббентроп.

Что значит «серьезные и практические шаги»? Ну, скажем, заключим договор о торговле. Потом еще что-нибудь. А там можно продумать и договор о ненападении. Неплохо бы этот договор снабдить специальным протоколом с учетом некоторых специфических интересов СССР и Германии. А так – поспешишь и людей насмешишь…

Сталин тянет. Пусть немцы созреют как следует и предложат Москве максимум того, что могут. Он отлично понимает, что в его руках ключ к запуску европейской войны, и продумывает возможные варианты, взвешивая собственные шансы. По натуре Сталин не игрок. Он не любит рисковать, а любит все делать наверняка.

Но настал ли час перенести на мир все, что уже сделано в России и опробовано в Испании? Готовы ли «пролетарские батальоны» начать свой «железный марш» по миру и увенчать его «Серпом и Молотом», как уже сделано на государственном гербе СССР?

Сталин колеблется. Огромная армия развернута вдоль западных границ. На войну работает практически вся экономика огромной страны. Секретные цифры сводок, лежащие на столе Сталина, обнадеживают и вдохновляют. Если еще два года назад военная промышленность выпускала ежегодно 1911 орудий, 860 самолетов и 740 танков, то уже к концу прошлого, 1938 года, почти полностью переведенная на военные рельсы экономика стала выдавать в год: 12687 орудий, 5469 самолетов и 2270 танков. Готов уже новый закон о «Всеобщей воинской обязанности», который должен увеличить и так немыслимую для мирного времени армию чуть ли не в три раза.

Сталин доволен. Создано почти тройное военное преимущество над любой комбинацией возможных противников. Пожалуй, можно начинать. Начинать осторожно, постепенно, не зарываясь…

А обстановка в Берлине уже напоминала паническую. В глазах Риббентропа откровенно читалось отчаяние. Даже постоянно блефующий Гитлер не скрывал своего беспокойства. Принимались все меры, чтобы скрыть нервозность руководства от армии.

В немецкое посольство в Москве летит очередная телеграмма с пометкой «Весьма срочно. Секретно», требующая от Шуленбурга немедленно добиться новой встречи с Молотовым.

«Я прошу вас, – телеграфирует Риббентроп, – передать господину Молотову следующее: „При обычных обстоятельствах мы, естественно, также были бы готовы проводить политику улучшения советско-германских отношений по обычным дипломатическим каналам в соответствии с установившейся практикой. Но в нынешней необычной обстановке, по мнению фюрера, возникла необходимость использовать другой метод, который мог бы привести к быстрым результатам. Германо-польские отношения изо дня в день становятся все более напряженными. Мы обязаны считаться с тем, что в любой день может произойти инцидент, который сделает вооруженный конфликт неизбежным… Фюрер считает важным, чтобы мы не были захвачены этим конфликтом врасплох, не успев улучшить советско-германских отношений. Он полагает, что в случае такого конфликта будет затруднительно учесть все русские интересы без предварительного выяснения советско-германских отношений“.