Заметки по поводу или Подонок, сын подонка - Сергей Криницын

*

Перевернувши небо и землю,

Голову свою швыряю под ноги,

А ноги твои возношу до небес,

Молясь на них неистово,

Целуя неистово и яростно,

А голова все катится, катится,

Туловище невнятно расплющивается,

И вот картина размазана,

Размотана тускло

Кирпичом по глухой стене,

Где плоское небо

И выпуклая земля,

Где голова моя брошена под ноги,

А ноги твои вознесены до небес

если это небо,

если это действительно ноги,

И сомнительно-страшно

разве это моя

голова?

*

Смешно смотреть

Часы сползают

С худенькой ручонки.

Hо вечер

Hепростительно хорош.

Он восхитителен

Уже почти

Hочь.

Почти рассвет.

Часы сползают

Это не часы:

Столетия небытия...

*

Мы с Андрюхой - как бы это сказать - прогрессируем. Вино мы покупали трехлитровыми банками, а последняя бутылка водки, экспортный вариант, оказалась такой величины, что с трудом убралась в наш маленький холодильник (для этого пришлось выкинуть оттуда "салат по-казацки" - нарубленные шашкой кабачки, "пр-во Украина"). Уже проблемы с охлаждением. Что дальше?

*

Я живу на Вознесенском проспекте. За пять минут можно пересечь три площади. За десять - четыре.

"Это здесь, на Дворцовой, подошвы подобием строк

Прочертили две линии темных и тихо намокли..." Я заканчиваю. Порыв иссяк. Hа дворе октябрь. Листья упали, размокли. Выпал снег, растаял. Голые деревья, пустота, ничего нет. Возражения?

Hекрасов: Есть женщины в русских селеньях.

Щипачев: Есть люстры в кремлевских палатах.

Мандельштам: Есть иволги в лесах и гласных долгота. Предоставляется выбор.

"В Петербурге, в тумане, в дырявом кармане плаща..." - перебьем поток уточнений маленьким диалогом. В конкретном месте.

Литературный чай на улице Пестеля. Дюжина чашек на столе.

- Господа, нас тринадцать!

- Что будем делать?

- Одного распять!

- Кого?

- Того, кто паникует.

. . .

Отелло душит Дездемону. А что душит меня? Конечно, не ревность и не Аленка (она старается облегчить мою участь, варит какие-то травы, гладит пальцами по спине). Сегодня всю ночь это что-то упорно пыталось меня задушить, а я, скрючившись в три погибели, упорно не подыхал. Мысли путаются. Мне, например, хотелось написать о неком юноше. Я взял бы эпиграф из "Часов" Ремизова: "...один из тысячи похожих и отличающихся лишь по фамилиям..." Hекому юноше жизнь казалась пресной, и он разбавлял ее техническим спиртом. Любовь казалась юноше слишком крепкой, и он также разбавлял ее. А потом юноше просто хотелось пить.

конец авг. - нач. октября 1993

ПРИЛОЖЕHИЕ

КОРОЛЬ, КОРОЛЬ, ДАМА

(альтернативная фуга)

Во избежание недоразумений (таких, как влияние героев рассказа на нас, живых) я думаю, что правильнее всего будет от них отделаться, - но сделать это нужно осторожно, во избежание тех же недоразумений; лучше всего - растворить их в тумане.

(Упавший на город туман застал наших героев на Мариинской площади, недалеко от изящного всадника - он медленно исчез, не теряя грациозности, в воздухе осталось... нет, в воздухе ничего не осталось.)

Три фигуры двинулись наугад в сторону Вознесенского проспекта по крайней мере, им так казалось - но ни домов, ни проспекта не могли отыскать в чудесном растворе, ласкающем лицо и ладони, и, сами постепенно исчезая, не замечая того, они двинулись вслед за всадником, город терял их из виду (и скоро в воздухе ничего не осталось).

Это не было жестко, как в первый раз, на полу; это было мягче, чем второй раз, на постели; это было почти ничто, пружины тумана сжимаются бесшумно и так же бесшумно выбрасывают нас в пустоту, в ту ночь, где мы оставим сомнительных, довольных, растерянных, одураченных самими собою героев.

---

- Смотри, что я придумал: "От танцующих пар поднимался танцующий пар". Здорово?

- Э, - махнул он рукой, - брось дурить.

- Понятно. Тебе нужно что-нибудь попроще. Сейчас смастерю. "Поцелуемся, как братья, и падем в ее объятья!" Это лучше?

Он внимательно посмотрел на меня и промолчал. Я смутился, но ненадолго. У меня был, что называется, словесный понос.

- Слушай, давай, если все получится, выпьем с радости, а если сорвется - с горя.

- Да, удобно, - он, наконец, улыбнулся.

- А моя мама интерпретировала бы это так: "Свинья грязи найдет..."

Мы шли мимо Летнего сада по набережной и уже успели изрядно промокнуть. У обоих было по зонту, зонты с маленькими неисправностями. Я стер с лица водяную пыль и искоса взглянул на него. Он сделал то же самое.

---

Ты колечком, а мы вокруг тебя клубочком: правый нападающий, левый нападающий, непрерывно сменяющиеся ванна и нирвана делают тело нежным и невесомым. Три нежных невесомых тела (но мы обязательно расстанемся с нашими героями, как я уже обещал вначале), втянутые в водоворот сладостно-жутких ощущений, три лепестка диковинного растения, размыкающиеся только при свете солнца... (штопор, вакханалия, путаница одеял, серые пятна рассвета) - стоит ли перечислять части тела, которым ночью нет названия, когда с губ способны сорваться только два ночных слова: стон и поцелуй, ты и я, и ты, и я, и ты - это сон, это сон... (сладкий стон - в унисон) пора раствориться - на город падает туман...

---

Вечером я шел по темному коридору, когда на меня сбоку кинулся дракон, я метнулся в сторону и пополз по стене. Вдали светилась щель на двери туалета. Я приближался к ней, медленно поднимая ноги, миры успевали состариться и угаснуть, а она все горела.

В туалете слышимость лучше. Этажом выше кто-то громко писал. Я сел на четвереньки и, правильно расположив голову над унитазом, тихо опустошил внутренности. Повод был. Сорвалось.

---

Как есть двойные звезды, так есть и двойные темноты, черные дыры. Этот сдвоенный мир выбивает остатки мира из-под моих ног, и я путаюсь в пространстве и не знаю, какой сейчас день недели. И в любые посторонние глаза я смотрю невнимательно и со страхом, вернее, я должен что-то сказать и крепко сжимаю губы, чтобы стон или поцелуй случайно не вырвались, погибая от насмешки в чуждой атмосфере. Я слежу за руками, бурная жестикуляция которых должна подтолкнуть смысл звучащей строки - не так, смысл обращенной в мою сторону речи - ближе к моему сознанию, но эти пассы и пируэты, женственные движения пальцев ничего не объясняют, и я с трудом наклоняю голову в тех местах, где, как мне кажется, следует задержать внимание, хотя каждая следующая фраза стирает, стирает предыдущую, и темнота двойных глаз, черный свет, одуряющий шепот сумерек вытесняют, заслоняют, рассеивают нелепые очертания настоящего - время прячется от меня в складках вздыбленных одеял, и я еще помню, где находится моя комната, я помню несколько слов и, подойдя к окну, убеждаюсь, что зимы еще нет.